— Почему ночью?
— Привычка такая.
— Это не так.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю, что это не так.
— Что еще ты обо мне знаешь?
— Я знаю, что ты очень устал.
— Это точно. Я шел всю ночь.
— Почему?
— По-моему, я предупреждал тебя, чтобы не было никаких вопросов.
Он посмотрел на девушку, которая сидела в пальто и прижималась к стене. Видно было лишь один серый глаз — спокойный и уверенный, а над ним — локон волос, и еще белое запястье засунутой в черный карман руки, черные вязаные чулки на ногах, плотно сжатых вместе. В темноте он полурассмотрел-полупредставил себе линию длинного тонкого рта и темный силуэт сжавшегося, немного дрожавшего стройного тела. Его пальцы обвились вокруг черных чулок. Она не шелохнулась. Он наклонился ближе к невидимому рту и прошептал:
— Перестань на меня смотреть как на нечто невиданное. Я хочу напиться. Я хочу женщину, такую, как ты. Я хочу опуститься так низко, насколько ты сможешь затащить меня.
Она сказала:
— Знаешь, а ты ведь очень боишься того, что не сможешь опуститься.
Его рука оставила ее чулки. Он посмотрел на нее чуть внимательнее и неожиданно спросил:
— Давно ты занимаешься этим делом?
— О… недавно.
— Я так и думал.
— Извини. Я старалась.
— Как это, старалась?
— Старалась действовать как опытная.
— Ты маленькая глупышка. Зачем тебе это? Я бы предпочел тебя такой, какая ты есть, с этими странными глазами, которые видят слишком много… Что заставило тебя впутаться в это?
— Мужчина.
— Он стоил того?
— Да.
— Какой аппетит!
— К чему?
— К жизни.
— Если нет аппетита, зачем садиться за стол?
Он рассмеялся. Его смех прокатился по пустым окнам, такой же холодный и пустой, как эти окна.
— Возможно, чтобы собрать под столом несколько крошек отбросов, — таких как ты. Это все еще может как-то развлечь… Сними шапку.
Она сняла с головы шапочку. На фоне серого камня ее спутанные волосы и свет, застрявший в листьях, блестели, словно нежный шелк. Он провел пальцами по ее волосам и резко откинул ей голову назад, так сильно, что ей стало больно.
— Ты любила этого мужчину? — спросил он.
— Какого мужчину?
— Того, который довел тебя до этого?
— Любила ли… — Она внезапно смутилась, удивленная неожиданной мыслью. — Нет. Я не любила его.
— Это хорошо.
— А ты… когда-нибудь… — Она начала вопрос и поняла, что не может его закончить.
— Говорят, что я способен на какие-либо чувства лишь по отношению к самому себе, — ответил он, — да и тех немного.
— Кто сказал это?
— Человек, который не любит меня. Я знаю многих, кто не любит меня.
— Это хорошо.
— Я еще не встречал человека, который бы сказал, что это хорошо.
— Одного ты знаешь.
— И кто же это?
— Ты сам.
Он вновь наклонился к ней, всматриваясь в темноту, затем отодвинулся и пожал плечами:
— По-моему, ты думаешь обо мне совсем не то, что есть на самом деле. Я всегда хотел стать советским служащим, который торгует мылом и улыбается покупателям.
Она сказала:
— Ты так несчастлив.
Его лицо было так близко, что она почувствовала его дыхание на своих губах.
— Мне не нужна твоя жалость. Не думаешь ли ты, будто сможешь сделать меня таким же, как ты? Так не обманывай себя.
Не думаешь ли ты, будто сможешь сделать меня таким же, как ты? Так не обманывай себя. Мне совершенно наплевать на то, что я думаю о тебе, и еще меньше меня волнует то, что ты думаешь обо мне. Я всего лишь такой же, как любой другой мужчина, с которым ты была в постели — и как любой, который там будет.
Она сказала:
— Точнее, ты бы очень хотел быть таким же, как любой другой мужчина. И еще, ты бы хотел думать, что не было ни одного другого мужчины — в моей кровати.
Он смотрел на нее, не произнося ни слова. Затем спросил резко:
— Ты… уличная женщина?
Она спокойно ответила:
— Нет.
Он вскочил на ноги:
— Тогда кто ты?
— Сядь.
— Отвечай.
— Я приличная девочка, которая учится в Технологическом институте, и чьи родители вышвырнули бы ее из дома, если бы узнали, что она разговаривала на улице с незнакомым мужчиной.
Он посмотрел на нее: она сидела на ступеньках у его ног, глядя вверх ему в лицо. Он не видел ни страха, ни мольбы в ее глазах, только вызывающее спокойствие.
Он спросил:
— Почему ты так поступила?
— Я хотела узнать тебя.
— Зачем?
— Мне понравилось твое лицо.
— Ты маленькая глупышка. Если бы я был кем-нибудь другим, я, может быть… действовал бы иначе.
— Но я знала, что ты не кто-нибудь другой.
— А разве ты не знаешь, что так делать нельзя?
— Мне все равно.
Он внезапно улыбнулся, спросив:
— Хочешь, я кое в чем признаюсь?
— Да.
— Я ведь в первый раз пытался… купить женщину.
— Зачем же ты решил это сделать сегодня?
— Не все ли равно. Я шел несколько часов. И во всем городе нет дома, куда бы я мог войти сегодня ночью.
— Почему?
— Не задавай вопросов. Я не мог заставить себя подойти к какой-нибудь из… из тех женщин. Но ты… мне понравилась твоя странная улыбка. Что ты делала в такой час и на такой улице?
— Я поссорилась кое с кем, а денег на извозчика не было, я пошла домой одна и — заблудилась.
— Благодарю тебя за этот необычный вечер. Он останется незабываемым впечатлением о моей последней ночи в этом городе, и я унесу его с собой.
— Твоей последней ночи?
— Я ухожу на рассвете.
— Когда ты вернешься?
— Никогда — я надеюсь.
Она медленно поднялась и стояла, рассматривая его. Затем спросила:
— Кто ты?
— Если я даже и верю тебе, я не могу сказать этого.
— Я не могу позволить тебе уйти навсегда!
— Да и я бы тоже хотел тебя увидеть еще раз. Я ухожу недалеко. Возможно, я вернусь в город.
— Я дам тебе свой адрес.
— Нет. Ты живешь не одна. Я не могу войти в чей-то дом.
— Могу ли я прийти в твой?
— У меня нет дома.
— Но тогда…
— Давай встретимся здесь — через месяц. Если я буду еще жив, если я все еще смогу войти в город — я буду ждать тебя здесь.
— Я приду.
— Десятого ноября. Но давай встретимся при дневном свете. В три часа дня. На этих ступеньках.
—Да.
— Ну вот. Это такое же безумие, как и наша сегодняшняя встреча. А теперь тебе пора домой. Ты не должна разгуливать в такое время.
— Но куда пойдешь ты?
— Я буду идти до рассвета. А он уже через несколько часов. Пойдем.
Она не спорила. Он взял ее за руку. Кира пошла за ним. Они перешагнули через согнутые прутья изуродованного забора.