Давно, со времени монгольского нашествия, мирный город Сыгнак не видел в своих узких переулках столько верблюжьих караванов, столько
скачущих во все стороны всадников и торопливо шагающих жителей. Все спешили узнать, насколько верны прилетевшие из степи слухи о великом походе
на Запад, задуманном монголами.
Волновавшаяся толпа сразу замолкала и расступалась, когда из переулков выезжали группы монгольских воинов, безбородых, похожих на угрюмых
старых женщин, С неподвижными, смуглыми от загара и грязи лицами монголы ехали на небольших, злых, храпевших конях, не сдерживая их перед
толпой. Они били наотмашь в обе стороны плетьми, стегая по головам зазевавшихся.
Все они направлялись на главную базарную площадь. Там за высокой аркой из цветных изразцов находился дворец правителя области, знатного
внука Чингизова, Тангкут-хана. Монголы располагались на площади отдельными кругами, привязав к поясу поводья своих коней. Они тут же разводили
костры, для чего выламывали ворота, калитки и рубили деревья ближайших садов. Они входили, невозмутимые и гордые, в дома горожан, забирали хлеб
и все, что попадалось под руку. Усевшись вокруг костров, они ели похлебку из мяса с жареным просом, вскипяченную в котлах и приправленную салом
и молоком.
Это были передовые тургауды одиннадцати монгольских царевичей-чингизидов, прибывших в Сыгнак из своих далеких восточных кочевий. Главное
монголо-татарское войско спешно шло за ними следом. Его ждали со дня на день.
Население Сыгнака трепетало перед монгольскими воинами и безмолвно отдавало им все, на что они устремляли свои раскосые глаза. Все еще
слишком хорошо помнили бывшее пятнадцать лет тому назад вторжение страшного Чингиз-хана. Вся страна была в пламени горящих городов и селений,
толпы обезумевших жителей бежали по дорогам. Монгольские воины избивали мирное население, угоняли ремесленников в рабство в далекую Монголию, а
женщин и детей делили между собой, как законную добычу, как двуногую скотину.
Но резня затихла, монгольские отряды ушли обратно на восток. Жители, прятавшиеся в горах и болотах, постепенно возвратились к своим
разрушенным жилищам. Они снова раскопали засохшие оросительные канавки, выстроили из жердей и глины мазанки. Богатые купцы стали служить у
монголов сборщиками налогов. Они вскоре построили себе нарядные дома и развели новые фруктовые сады. Высокомерные длиннобородые имамы вычистили
загаженные монголами мечети. На высоких минаретах звонкоголосые азанчи снова пять раз в сутки стали заливаться певучими голосами, призывая
правоверных мусульман к усердной молитве. По-прежнему недостаточно богомольных, не поспешивших на их зов особые надзиратели избивали плетьми.
Когда в Сыгнаке внезапно появились монгольские царевичи с передовыми конными отрядами, население города перепугалось. Правитель области,
Тангкут-хан, разослал джигитов ко всем окрестным ханам, срочно требуя баранов, жеребят, кумыса и прочей еды для угощения знатных потомков
завоевателя Азии - Чингиз-хана, Население поставило несколько тысяч юрт вдоль берега реки Сейхуна для размещения прибывающих с востока свирепых
победителей.
Глава 6
НЕПОБЕДИМЫЙ ПОЛКОВОДЕЦ
Тумен Субудай-багатура примчался к Сыгнаку в туче пыли, покрывшей все небо. Впереди скакала сотня разведчиков на рыжих поджарых конях. За
ними следовала сотня на молочно-белых конях. Далее ехал великий монгольский полководец, не знавший поражений, одноглазый Субудай-багатур.
Велика
была слава его: он победил кипчаков и урусутов в битве при реке Калке он разрушил три китайских столицы. Он покорил двадцать народов. Субудай
сидел, согнувшись, на саврасом коне с длинным до земли черным хвостом. Равномерно покачиваясь из стороны в сторону, конь бежал быстрой иноходью.
Еще юношей Субудай-багатур был ранен в руку, меч рассек ему мышцы, и с тех пор правая рука всегда была согнута. Другой удар поразил его
лицо.
Правый глаз вытек, рубец шел через бровь и щеку, а левый, широко открытый, сверлящим взглядом проникал, казалось, в тайные помыслы людей.
Воины называли его "барсом с разрубленной лапой". "Как раненый барс, вырвавшийся из капкана, Субудай угадывает опасность и раскрывает хитрые
уловки. С ним в беду не попадешь!" Сам Чингиз-хан поручил Субудай-багатуру быть воспитателем и военным советником молодого внука, Бату-хана,
продолжателя завоеваний деда.
На большой дороге за городом, под высоким тенистым карагачем, монголов поджидала депутация знатнейших горожан Сыгнака - длиннобородые
имамы, кадий и богатейшие купцы. Они приготовили на серебряных подносах угощение и дорогие подарки - свертки шелковой ткани. Кругом теснилась
тысячная толпа любопытных. Депутация хотела пригласить прославленного полководца отдохнуть в новом роскошном доме разбогатевшего купца, где
имелся и персиковый сад, и бассейн среди кустов цветущих роз, и баня с мраморными лежанками.
Когда промчались передовые сотни и Субудай-багатур поравнялся с депутацией, имам выступил вперед и начал изысканную речь.
- О величайший из великих! Храбрейший из храбрых!.. Субудай круто повернул коня, не взглянув ни на парчовые и бархатные халаты знатных
стариков, ни на подносы с шелком, сладостями и золотистыми дынями.
Послушный конь мерной иноходью помчал его на север, прочь от города, в пустынную степь.
Субудая с трудом догнали на взмыленных конях вякиль и несколько знатных ханов. Задыхаясь, они кричали наперебой:
- Постой!.. Не торопись!.. Гуюк-хан и правитель области, Тангкут-хан, приказывают прибыть во дворец для важного совещания...
Субудай-багатур утвердительно покачивал головой, слушая приглашение, но иноходец его продолжал бежать по степи так же равномерно, не
убавляя шага.
Наконец Субудай прохрипел:
- Багатур не поедет!.. Багатур должен кормить золотого петуха.
Субудай-багатур тряхнул поводом, и саврасый, закусив удила, понесся вперед. Растянувшийся по степи отряд монголов поскакал во весь дух,
быстро удаляясь от Сыгнака.
В открытой степи, близ реки Сейхуна, тумен остановился и, широко рассыпавшись вдоль берега, разбил шумный лагерь. Высокие желтые верблюды
уже накануне привезли сюда разборные юрты. Рабы натаскали сухого камыша, развели костры и варили в медных китайских котлах рис и жеребятину,
ожидая прибытия грозного вождя.
Судубай-багатур сошел с коня около приготовленной для него юрты с высокой пикой, увенчанной рогами буйвола и конскими хвостами. Дверь юрты,
завешенная ковром, охранялась двумя угрюмыми часовыми. Тут же на привязи визжали от нетерпения, чувствуя запах вареного мяса, два рыжих
монгольских волкодава.
Багатур вошел в юрту. Посредине тлели угли, на которых шипел китайский бронзовый котел с мясной похлебкой.
Хмурый старый раб, с длинными до плеч, седыми космами и большой медной серьгой в левом ухе, зазвенев цепью на ногах, подал синюю чашку.