Хмурый старый раб, с длинными до плеч, седыми космами и большой медной серьгой в левом ухе, зазвенев цепью на ногах, подал синюю чашку.
Здоровой левой рукой Субудай-багатур взял из нее горсть проса. Дремавший, нахохлившись, у решетчатой стенки золотистый петух с пышным хвостом
встал, важно сделал несколько шагов и остановился. Он был привязан за ногу тонкой серебряной цепочкой.
Субудай-багатур насыпал перед петухом кучку проса. Птица, наклонив голову набок, стояла, точно прислушиваясь. Потом стала лениво клевать,
разбрасывая зерна. Субудай, тоже наклонив голову, наблюдал, как петух выбирал зернышки, и ждал, пока его любимец не захлопал крыльями и не
прокричал свой сигнальный призыв. В разных концах лагеря откликнулось несколько петухов. - Маленькая птица, а подымает целое войско! - сказал
Субудай-багатур и, согнувшись, хромая, прошел на кошму позади костра, где были разостланы пушистые собачьи шкуры.
Глава 7
ИМАМЫ В ЗАТРУДНЕНИИ
К высоким воротам дома правителя области Тангкут-хана подошли два важных старика в красных полосатых шелковых халатах. Один держал на
ладони румяное яблоко, другой пышную белую розу. Эти подарки они несли с такой торжественностью, точно в их руках были стеклянные чаши, до краев
наполненные драгоценным напитком.
Вслед за стариками, для большего почета, плелись с тоскливо скучающими лицами двадцать тощих и голодных учеников. Белоснежные тюрбаны обоих
стариков, их длинные выхоленные бороды, озабоченность и важность их лиц все указывало, что они принадлежали к разряду священных имамов или
ишанов, посредников между обыкновенными грешными людьми и восседающим за облаками на хрустальных небесах всемогущим аллахом.
Дозорным у ворот было запрещено впускать в сад кого бы то ни было. Имамы попросили вызвать к ним главного векиля. Долго пришлось ждать,
пока он явился, озабоченный и взволнованный. Его тюрбан сдвинулся на затылок, и векиль поминутно стряхивал пальцем пот со лба. Увидев пришедших,
векиль извинился, что заставил долго ждать почтенных служителей бога.
- Тангкут-хан приказал мне исполнять без возражении все желания монгольских царевичей. А каждый царевич приехал во дворец со своими конями,
соколами, борзыми собаками и слугами. Всем надо найти место, всех накормить, легко ли это? Зачем вы пожаловали, святые отцы?
Старейший имам сказал:
- Со дня приезда в Сыгнак знатных царевичей мы должны произносить их имена в наших молитвах. Мы слышал:!, что готовится великий поход
против неверных, -да покарает их аллах! Мы должны молиться аллаху-да будет его имя вознесено и прославлено! - чтобы поход был удачен, чтобы
все царевичи процветали и покрылись блеском славных подвигов!
Векиль вздохнул.
- Всего приехало одиннадцать царевичей, но самый главный и самый беспокойный из них - хан Гуюк, сын великого кагана и наследник всего
монгольского царства. Он приказывает сперва одно, потом другое, рассылает гонцов, кричит, топает ногами и костяной лопаточкой бьет по щекам
каждого, кто ему не угодит... А больше всего он путает. Говорят, что он будет главным начальником войск. Разве крикливый гусь может повелевать
соколами?
- Да сохранит нас аллах от этого! - воскликнули старики. -А мы слышали, что во главе войск будет молодой хан Бату, сын погибшего Джучи-
хана - да будет благовонен и спит в мире прах его! Верно ли это?
- Один аллах все ведает!.
. -ответил векиль шепотом. -Говорят, Гуюк-хан и Бату-хан готовы уже сейчас вырвать друг у друга глаза.
- О, какие времена!
- Бату-хан примчался в этот дворец, к своему брату Тангкут-хану, только с пятью всадниками. Но тот нисколько не обрадовался его приезду.
Оба брата стали спорить, глаза их налились кровью. Бату-хан кричал: "Все крайние западные области Священным Воителем Чингиз-ханом были завещаны
мне. Только из-за моей юности и моего отъезда в Китай на войну ты, Тангкут-хан, управлял здесь... Теперь я сам хочу править моим улусом..."
Тангкут-хан отвечал: "Тебя здесь не было десять лет... Твои следы разметал ветер.
Теперь я здесь владыка... Отправляйся обратно в Китай!" - и Тангкут-хан стал сзывать своих нукеров. Бату-хан закричал: "Ты кричишь, как
гусь, а сам дрожишь, как лягушка на болотной кочке. Ты не хочешь уступить добровольно, так станешь моим слугой!" Уже нукеры сбегались со всех
сторон с обнаженными мечами. Бату-хан бросился к выходу, вскочил на коня и умчался неизвестно куда...
Имамы воскликнули:
- За кого же нам молиться? Кто из этих двух ханов окажется главным?
- Что могу сказать я, маленькая мошка! - воскликнул векиль и скрылся за воротами.
Оба имама покачали головами, спрятали розу и яблоко за пазуху и, приложив палец к губам, молча посмотрели друг на друга.
- Благоразумие требует подождать и ни за кого из них не молиться! сказал один имам.
- Это неосторожно.
Споря о благоразумии и осторожности, оба имама направились обратно,
Глава 8
ЛОПАТКА ГУЮК-ХАНА
Внук Чингиз-хана Гуюк-хан - сын и наследник великого кагана всех монголов Угедэя - внезапно покинул дворец правителя Сыгнака и поставил
свой малиновый шатер вдали от города, на холме в степи. Из шатра открывался вид на долину, куда беспрерывно прибывали войска, которые
располагались отдельными куренями.
Вокруг шатра Гуюк-хана тесным кольцом стояло множество юрт. В них помещалась его охрана: молодые, отборные телохранители, тургауды, из
знатных семейств степных феодалов. В кольце юрт стояли ханские кони. Их тщательно оберегали и так завертывали в попоны, что были видны только
хвосты и уши. Это были редкие, драгоценные кони, которыми любил щеголять Гуюк-хан во время облавных охот, когда от коней требуются особая
быстрота и ловкость.
Стараясь во всем подражать пышным порядкам, установленным его дедом Чингиз-ханом, Гуюк поставил возле своего шатра высокое древко с черным
пятиугольным знаменем, на котором золотыми нитками был вышит всадник с зверским лицом - бог войны Сульдэ, свирепый покровитель монгольских
походов. По уверениям шаманов, бог Сульдэ незримо сопровождал в походах Чингиз-хана и приносил ему потрясающие вселенную победы. Для этого бога
за Чингиз-ханом всюду следовал никогда не знавший седла молочно-белый жеребец с черными глазами. Внук Чингиз-хана Гуюк-хан также держал около
шатра неоседланного белого жеребца, за которым неотступно ухаживали два шамана.
Перед малиновым шатром горели два неугасаемых костра. Шаманы, увешанные погремушками, с войлочными куклами на поясе, ходили, приплясывая,
вокруг огней и похлопывали в большие бубны.
Четыре монгола медленно поднялись на холм. Они шли, наклонившись вперед, широко расставляя кривые ноги, держа стрелу за спиной.