..
Потемкину казалось, что она его запомнила.
Предстояло явиться при "малом" дворе -- в Ораниенбауме.
Екатерине было сейчас не до студентов и тем более недоих
учености. Понятовского недавно со скандалом отозвали в Варшаву,
онасновабылаодинока,нозатоопятьбеременна...
Засупонившисьвкорсет,Екатеринаокликнулакамер-фрау
Шаргородскую:
-- Фу! С утра пораньше какой-то дрянью несет.
Шаргородская, принюхавшись, позвала камердинера:
-- Васенька, чуешь ли -- дым вроде?
-- Паленым пахнет, -- точно определил Шкурин.
Екатерина придирчиво оглядела себя в зеркале:
-- Догадываюсь, откуда ароматы проистекают...
Первуюкомнату мужа она миновала, перешагивая через полки и
батальоны его кукольной армии (всегда победоносной). Вовторой
засталаи самого главнокомандующего за добрым и славным делом.
На игрушечной виселице болталась удавленная мышь, которую они
подпаливал снизу над пламенем свечки.
-- Чем же сия несчастная провинилась перед вами?
Винамышиоказаласьужасна:забравшисьвигрушечную
крепость,которуюохранялидвоекараульных,сделанныхиз
крахмала с воском, эта злодейская мышь одному часовому отожрала
головувместесо шляпой, а другого сволокла в крепостной ров,
где отгрызла ему рукусмушкетом...Екатеринасделаламужу
реверанс:
-- Конечно, мой славный генералиссимус, разве можно простить
столь кровавое злодеяние! Впрочем, оставьте коптить крысенка. К
намстудентымосковские сей день жалуют. Никто не ждет, чтобы
мы занимали их высокойалгеброй,но,поверьте,хотьдва-то
слова приветливых все равно сказать надобно...
-- Я готов, мадам, -- согласился Петр, гася свечку.
Попав к "малому" двору, студенты ощутили какую-то неловкость
и хотели уже откланяться, но Петр спросил:
-- Господа, сознайтесь -- кто из вас курит?
Лакейвнесящикглиняных трубок, его высочество распахнул
перед студентами громадный кисет с едким кнапстером.
-- Глубже! -- командовал Петр.--Глубжевтягивайтедым.
Настоящие солдаты прусского короля курят вот так...
Он втянул в себя дымище, из трубки прямо в рот ему всосалось
столько дряни, что долго не мог отдышаться.
-- Плюйте! -- кричал Петр. -- Солдаты плюют только на пол...
Потемкин наблюдал за Екатериной: лицо ее озаряла улыбка, она
беседовала с Яшкой Булгаковым, причем будущий дипломат держался
перед нею просто, без натуги, оба они смеялись.
Григорий потом спросил у Булгакова:
-- О чем ты с ней, Яша?
-- Вот уж не ожидал -- ей знаком лексикон Целлария...
Кто-то больно треснул Потемкина по загривку.
-- Или оглох, тетеря? -- прошипели сзади. -- Тебя...
Оншагнулквеликойкнягине.Словно в тумане плавало ее
узкое лицо. С трудом парень освоил речь Екатерины:
-- Это о вас тетушкасказывала,будтовывмонахисебя
готовите?Объяснитеже,сударь,чтозанужда вам от света
шумного и веселого в унынии затворяться?
Надо отвечать.
Отвечать сразу. Но тут Потемкина бес попутал:
вспомнилась мать Сусанна, шумно дышащая в духоте кельи,и,на
Екатеринуглядя, невольно думал: "Знать бы, а эта какова?.." С
ответом непростительно запоздал.Великаякнягинясочла,что
бедныйстудентглуп.Она величаво, как корабль под парусами,
отплыла отнегокдругимстудентам,которыевмонахине
собирались...
Толькопотом, вернувшись из Ораниенбаума, Потемкин осознал,
какой он простофиля... В бешенстве он кричал Фонвизину:
-- Денис, будь другом -- уничтожь меня!
-- Или белены, братец, объелся?
Потемкинпереживал:симператрицейЕлизаветой,дажес
Ломоносовым беседовал вполне свободно, а перед великой княгиней
раскис, будто сыроежка под дождем.
-- Двух слов не мог сказать ей... Бей меня!
Денис огрел приятеля кочергой вдоль спины:
--Ну,ежелиты дураком ей представился, то, будь уверен,
всех умников позабудет, а тебя до смерти станет помнить.Ине
огорчайсянапрасно,поехаливкомедиюсмотреть"Генриха и
Перниллу". Какой там Генрих? До Перниллы ли мне сейчас?
Елизавета не забыла Потемкина и произвела его в капралы. Это
было время, когда русская армия вбитвеприГросс-Егерсдорфе
одержалапервую победу над войсками прусского короля. Потемкин
вернулся на Москву -- мрачный, как сатана:
-- Клобуком накроюсь, чтобы никто меня не видел...
7. НАКАЗАННАЯ ПРАЗДНОСТЬ
Осенью 1758 годаМоскваприятноволновалась,подмузыку
оркестроввсюду гремели застолья, чадили на улицах плошки, над
купавами усадеб взлетали фейерверки --мы,русские,победили
Фридриха при Цорндорфе, -- и молодой Потемкин завидовал чужой и
кровавойславе.Аколесогвардейскойфортуныдвигалось
механически, не требуя от него никаких усилий, и под Новыйгод
Потемкинбылпроизведенв гефрейт-капралы... Лежа на плоском
биллиарде в доме Кисловских, он завел первуюдурнуюпривычку:
задумавшисьиличитая,жестоко обгрызал себе ногти. Всю зиму
провалялся дома, а весной его навестил Вася Рубан -- при шпаге:
--Гляди!Изучениковгимназическихявленвстуденты
действительные. Теперь, брат, меня уже никто не высечет.
-- И со шпагой драть можно, -- отвечал Потемкин, зевая.
-- Или не рад ты мне? -- огорчился Рубан. -- А я вот пришел,
Гриша, хочу тебе новые вирши почитать.
-- Избавь. Мне и от своих тошно.
Он спросил, как поживает Василий Петров.
-- Ему-то что! Уже в каретах катается.
-- Неужто свою заимел?
-- Да нет. Пока на чужих ездит...
Потемкинвступилвдвадцатыйгоджизни.Еговнешность
определилась. Мощные челюсти, привыкшие хряпать твердые репки и
разгрызать орехи, казались шире лба, который был высок и покат.
Сгорбленный нос плохо гармонировал с мягкиминежным,каку
младенца,ротиком,анижняягубавялооттопыривалась--
капризно и плотоядно. За времябездельяотпустилондлинные
волосы,шелковистыелоконысвободнорасположилисьна
атлетических плечах.