Из
"выжига"этогоещетарелкуотольют...нате,мол,ешьте,
живущие!
--Нескули,-- отвечал оптимист-выжига. -- Лучше становь
чарочки на стол да зачерпни из бочки капустки...
Мелиссино вдруг вызвал Потемкина в канцелярию:
-- Отчего, сударь, лекциями манкируете?
-- И рад бы присутствовать, да некогда.
-- Ну, ладно... Сбирайтесь в Петербург ехать: включил явас
в число примерных учеников университета.
НеизбежнаявойнасПруссиейуже началась: русская армия,
вытекая из лесов и болотлитовскойЖмуди,имелагенеральную
дирекцию--на Кенигсберг. Московский университет отправил на
войну студентов-разночинцев -- переводчиками, и они разъехались
по штабам уже дворянами при офицерских шпагах!
Это была первая лепта университета стране...
Мелиссино привез в Петербург двухстудентовишестнадцать
учеников гимназических, средь которых Митенька Боборыкин и Миша
Загряжскийсостояли в свойстве с Потемкиным. Все разбрелись по
сородичам, проживавшим в столице, а Григорий остановился в доме
дядиДенисаФонвизина(скорее,поприятельству)...Яшка
Булгаков вытащил приятелей на столичные улицы, где царил совсем
инойдух,несхожийс московским. Гуляючи, дошли до Литейного
двора, дымившего трубами, изнутри его доносился утробный грохот
машин -- здесь ковалось оружие для борьбы сФридрихомII;от
цеховпушечных вывернули к Марсову полю, осмотрели Летний сад,
украшенныймножествомистуканов;Венус-пречистаястыдливо
закрываласьотмолодежиручкою.А под каждой богиней лежала
дощечка, в которой писано -- кто такая и ради какихпригожеств
для обозрения выставлена, дабы невежество людское рассеялось...
Потемкинпривидецерквей (которые, в отличие от московских,
были невзрачны)всюдужелалкиконамприложиться,аесли
церковьбылазакрыта,онзамкидверныеусердноцеловал.
Булгаков с Фонвизиным, оба нравов эпикурейских,силкомтащили
приятеля прочь от "ханжества":
-- Да глазей лучше на грации! Гляди, какие ходят...
Фонтанку оживляли сады фруктовые, оранжереи и птичники, дачи
вельможные.Игралидомашние оркестры. За Фонтанкою уже темнел
лес: там гуляли разбойники...
Наконец все были званы в дом куратора.Шуваловскаяусадьба
смыкаласьсЛетнимсадом,длиннейшая галерея была заполнена
драгоценной библиотекой и картинами -- глаза разбегались...
Мелиссино представил куратору своих питомцев.
В глубине комнат сидел за шахматным столиком полный и рослый
человек в распахнутом кафтане, возле него стоялатрость.Двух
студентов, достигших совершеннолетия, Троепольского и Семенова,
Шуваловугостилбокаламипрохладноговина,остальных
довольствовалтрезвымморсом.Прихлебываяморс,Потемкин
посматривалнадяденьку,чтосидел поодаль, и думал: отчего
знакомо его лицо? Вспомнил: гравюрные портретыэтогочеловека
недавнопродавалисьвкнижнойлавке университета.
.. Это был
Ломоносов!
Гостям подали ананасы.
-- Государыня из своих теплиц потчует, -- объяснилШувалов,
а Ломоносов, опираясь на трость, подошел к студентам.
Фонвизина он спросил: чему тот охотно учился?
-- Латыни, -- отвечал Денис, кланяясь.
Ломоносовкрасноречиво заговорил о том, что, пока в мировой
наукелатыньявляетсяязыкомвсехученых,ееследует
старательноизучать,инетолько латынь, но и другие языки,
чтобы собратьвесьнектарсцветовчужестранных.Потемкин
привлеквниманиеакадемикадородноюстатью. Ломоносов встал
рядом с парнем, примериваясь, -- плечом к плечу:
-- Каков молодец! Небось в гвардию записан?
-- Рейтаром в Конную, -- отвечал Потемкин.
-- А латынь любишь?
-- Эллинский предпочитаю.
-- Тоже хорошо, -- одобрил его Ломоносов. -- Народ греческий
уже истомился под гнетом агарянским. Я верю, что Россияинаш
великийнародвскоромвремени разрешат нужды эллинские. Вы
робятки еще молоденьки -- вот вам и нести грекам благо свободы!
Шувалов сам представил студентов на куртаге в Зимнем дворце.
Потемкина поразило почти фарфоровое, круглое лицо императрицы с
голубыми глазами, которые она кокетливо сожму ривала.Подзывая
ксебемолодыхлюдей,Елизаветас каждым говорила недолго.
Мелиссино, изогнувшись над ее креслом,что-товтолковывална
ушкоимператрице,ивзглядЕлизаветы Петровны задержался на
фигуре Потемкина.
-- Ты из каких Потемкиных? -- спросила она.
-- Из смоленских, ваше величество.
-- Чай, медами там все опиваются?
Потемкин был рад, что вопросы несложные.
-- Медов унасмореразливанное,--объяснилбезтени
смущения. -- Пьют больше липец, а когда и варенуху.
Царица со знанием дела расспрашивала его:
-- А коли пьяные с меду, так чем похмеляются?
-- Того не упомню, чтобы похмелялись. Первым делом пьяному с
меду дают воды с колодца -- и он опять трезв. Аки голубь.
Императрица опахнулась громадным веером:
--Коврижки ваши едала я... вкусные. Тоже на меду. Говорят,
в Смоленске закусок много шляхетских. Больно хорошоподводку
гданскую. Да вот беда: доставка ко двору недешево обойдется. --
Вееромонауказалана Мелиссино. -- Иван Иваныч нашептал про
тебя, что хотя в университете лекций теософических не читают, а
тебя все к церкви клонит... Правда ли сие?
Руки Потемкина в поклоне коснулись паркета:
-- В алтарях храмовмосковскихприслуживалнераз,умею
кадилараздуватьнахолоде,неразсвечи перед Евангелием
вынашивал, даже деток малых помогал в купели крестить.
Елизавета улыбнулась (один глаз зажмурился):
-- А соблазны гнетут ли тебя, родненький?
-- Виноват... гнетут, ваше величество. Виноват!
-- Чего ж винишься? Все мы люди, все грешники. Но, согрешив,
не забывай покаяться. Боженька простит-по себе знаю...
Потемкину казалось, что она его запомнила.
Предстояло явиться при "малом" дворе -- в Ораниенбауме.