Именно так:непомчался,апоехал,икамер-юнкеруВаське
Бибикову,который взялся сопровождать его, сказал, что надобно
поберечь лошадей.
-- А где карету раздобыл, чья она? -- спросил Бибиков.
-- Чужую зашептал, теперь наша.
В пригородах было пустынно, будто все жители вымерли. В пять
часов утра 28 июня карета неслышно подкатила к Монплезиру.
Орлов велел Бибикову остаться с лошадьми.
-- А охрана тебя не задержит?
-- Гляди, и окна открыты: залезай -- воруй...
Не только окна, но даже двери Монплезиранебылизаперты,
всеспали.Хрустальныемиражирассеивалисьзаокнами
дворцасказки. ВоднойизкомнатАлеханувиделнакреслах
растопыренноеплатьеимператрицы,приготовленноееюдля
парадного обеда.
-- Кто там шляется? -- послышался женский голос.
Это проснулась Шаргородская.
-- Я шляюсь, -- ответил Алехан.
-- Чего тебе, партизану, надобно?
-- Одевайся, баба, -- велел ей Орлов и толкнул двери спальни
императрицы. -- Пора вставать! -- зычно провозгласил он.
Екатерина, сонно жмурясь, спросила из постели:
-- Боже, что еще случилось?
-- Пассек арестован, вот что... вставай!
Наспех одетые, из Монплезира вышли сама Екатерина, камерфрау
Шаргородская и гардеробмейстер Василий Шкурин. Алехан сказал:
-- Теперь время -- золото. Погоним с ветром...
Не уместясь в карете, Шкурин и Бибиковвсталиназапятки,
Алеханяростно нахлестнул лошадей. Это был как раз тот момент,
когда в Петербурге Григорий Орлов закончил игратьсоСтепаном
Перфильевым.
-- Вишь, как тебе повезло, Степан.
-- Да, -- отвечал тот, загребая выручку.
--Поздравляютебя, Степан, с новою государыней. Если жить
хочешь, начинай орать загодя: "Виват Катерина!"
Перфильевупоказалось,чтоОрловсошелсума.Нотут
подкатила карета, которою правил князь Федор Барятинский.
-- Гришка! -- позвал он с улицы. -- Ты готов ли?
-- Мигом, -- откликнулся Орлов и сбежал вниз.
Алеханвсе круче нахлестывал лошадей, и они облипли мыльною
пеной. Решительная скачка к столице продолжалась. Давно не было
дождя, и внутрь кареты проникла бурая пыль, наложивнеприятный
гримнаженскоелицо.Наконецоднаиз лошадей пала. Орлов
огляделся, недалеко от дороги крестьянин ковырялся ссохоюна
пашенке. Алехан подошел к нему, перехватив его лошадь.
--Эй-эй,-- сказал мужик. -- Ты чего самовольничаешь? Или
на вас, дворян, уж и совсем управы не стало?
-- Молчи, пока жив, -- пригрозил ему Алехан...
Мчались дальше. Неожиданно показалась встречнаяколяска,в
ней сидел саксонец Нейман, владелец столичных притонов, который
издали окликнул Орлова:
-- Алехан! Ты куда в такую рань... везешь?
-- До первой ямы! -- отвечал Орлов, повернувшись к женщинам.
-- А ведь славно получилось, что он вас обложил.
Екатерина расхохоталась. Шаргородская надулась:
--Чегожтутславного?Нисветнизаря едем мы, две
порядочные дамы, и вдруг.
Шаргородская надулась:
--Чегожтутславного?Нисветнизаря едем мы, две
порядочные дамы, и вдруг... эдаким-то словом!
Алехан безжалостно погонял лошадей:
-- Потому и хорошо, говорю, что Нейман не узнал вас,аэто
значит, что шума раньше времени не случится... Нно-о!
За пять верст от Калинкиной деревни их поджидал Гришка Орлов
со свежимилошадьми.ЕкатеринапереселавкаретуФедора
Барятинского,подколесамиотгромыхалмостовойнастил--
впередилежалдосыпающийПетербург.Сытыекняжескиекони
рванули в слободу Измайловского полка... Тревога! Заталкиваяв
ружья пули, гвардейцы сбегались на плац, возглашая с восторгом:
-- Виват Катерина! Веди нас, матка...
Раздалсямягкий топот копыт -- на роскошно убранном скакуне
явился измайловский полковник граф Кирилла Разумовский.
-- Мешкать нельзя, -- намекнул он женщине.
Под руки уже волокли священника Алексия с крестом. Старец ни
в какую не желал впутываться в престольные авантюры.
-- Сколько ж лет тебе, старче? -- спросил гетман.
-- Да уж сто одиннадцатый годик напал.
-- Неужто самому тебе жить не прискучило?
-- Видит Бог -- притомился я.
-- Тогда приводи солдат к присяге, а завтра и под топороба
ляжем, заодно отдохнешь от жизни... Виват Екатерина Вторая!
Измайловцыразом опустились на колени, присягая императрице
на верность. Лишь один офицер вздумал сомневаться.
-- Ты чего там хрюкаешь? -- спросил его Орлов.
-- Не хрюкаю, а людским языком сказываю, чтонельзядавать
присягу Катерине, покуда от присяги Петру не отрешились.
Это были последние слова в его жизни.
--ДочегощепетильныйнародпошелнаРуси! -- сказал
Алехан,легко,будтотряпицу,перекидываяубитогочерез
забор...
-- Пошли... с Богом! -- скомандовал гетман.
ЧерезмостыСарский(Обуховский)иНовый(Семеновский)
начиналось шествие Екатериныкпрестолу,котороевозглавлял
Мафусаилвепитрахили.Плотностьлюдскоймассыбыла столь
велика, что, не вмещаясьвузостиулиц,солдатыстреском
обрушивализаборы, вытаптывали клумбы и огороды. Все дрожало и
тряслось от яростных воплей:
-- Виват Катерина! Матка наша... урррра-а!
ГолштинскийпринцГеоргпроснулсяотшума.Кинулсяк
генерал-полицмейстеру Корфу, спросил его -- как немец немца:
-- Was ist das?
-- Ich Weib nicht, -- отвечал Корф, пожимая плечами.
Обоюдноенепониманиедвухперсонбылорассеяно явлением
вахмистра Потемкина; принц ему обрадовался:
-- Вот мой адъютант, сейчас он все объяснит...
Корф (опытный, ибо давно жил в России) не сталвмешиваться,
когда вахмистр схватил фельдмаршала за ухо, крича:
-- А-а, гольштинише швайн... плех зольдатен, плех!
Отударапод зад, произведенного преданным адъютантом, его
высочество(ужеготовыйуправлятьРоссиейвотсутствие
императора)пулей вылетел на лестницу, где его приняли солдату
шки, бравы ребятушки.