Ожог - Аксенов Василий Павлович 5 стр.


Она покряхтывала,пока он

несся по коридору в свою лабораторию. Встречные шарахались.

- Осторожнее, братцы, гений летит! Наверно, новую формулу тащит всвой

гадюшник!

Так он и ввалился в лабораторию. Ребятаего, ошалевшие отпреферанса,

козла, морского боя и "Литературной газеты", расхохотались - опять, мол, чиф

с новой птичкой!

Что-товлабораториишипело: то ли лазерыработали,то ли жарилась

колбаса, сказать трудно. Не глядя нахалтурщиков. Кунначал перерисовывать

свою формулу на доску. Теперь он уже не стыдился за нее, потому что хвост ее

уже ненапоминал размочаленныйвеник, аторчалвсеверо-восточныйугол

доски, как фаллос на полувзводе.

Через полчаса кто-то, добрая душа, сунул ему бутылку пива.

Формула, стальнаяптица, усмиренная,ужедрожала на доске, чуть-чуть

позванивая перьями, слегка кося на всю банду агатовым глазом. Клокоча пивом,

Кунотлакировалейкопытца,отошелвсторонуиселв углуна ящик.

Халтурщики приступили к обсуждению. В лаборатории разрывался телефон, должно

быть, Министерство обороны уже пронюхало об открытии.Никто, однако, трубки

не снимал - сами приползут, если надо.

- Але,чиф, аможно ей подсраку дулю подвесить? - донессядоКуна

голос любимого ученика, нахального Маламедова.

-Руки оторву!- рявкнул Кун и то ли заснул, то ли потерял сознание -

словом, "отключился".

Очнулсяянаулице.Мимо стайкамибежалилаборантки,машинистки,

ассистентки, невинные жертвы столицы. Пахло снегом,как на горном перевале.

РекламаВДНХшипеланадперекресткомсвоимраскаленнымаргоном.Из

Шереметьевскогоаэропортаподэскортомгрязныхсамосваловкатила

дипломатическая"Импала". На заднемсиденье клевал носом как всегдабухой

мой кореш, профессор-кремлинолог Патрик Тандерджет. Я подходил к метро.

Вметро.Гул.Шлепанье подошв.Брехня.Смех. Лай. Смехолай.Голос

книготорговца: новое о происках мирового сионизма!

Естественно, первый покупатель -евреи. Советский евреи. Умный усталый

хитрющий трудящийся еврей. Умный усталый хитрющийпатриотически настроенный

трудящийсяеврей-специалистпокосмосу,поскрипке,поэкономике,

секретнейший по шахматам тренер коренного населения.

Наблюдениянад евреемпрекратились: закрыт двумя задницами, придавлен

третьей. Осел, езжу в метро, а "Запорожец" гниет под забором.

Следующее подземное впечатление- маринованная вода, точнее, газировка

с облачком сиропа, похожим на оборонительные выделения каракатицы.

Гадпроклятый, кудазавалился?Минуту или больше я искал по карманам

утренний пятачок. Неужелиновый гардеробщик стянул? Вот тебе и генеральская

внешность. Внешность бываетобманчива, всюжизньслышишь эту премудрость,

порабыуже усвоить к сорока-то годам. Стянул-ясно. Завтра же поставлю

вопросо краже наученомсовете и передам делов партком, акопиюв ЦК

профсоюза инвалидов.

Завтра же поставлю

вопросо краже наученомсовете и передам делов партком, акопиюв ЦК

профсоюза инвалидов. Пусть разберутся, за что им деньги ПЛОТЯТ.

А вдруг недоразумение,несправедливость? Кажется, я чтото ел сегодня в

буфете. Конечно же, брал винегрет за шестькопеек и платил медью без сдачи,

большой монетой и маленькой.

Да вот ведь и маринованную воду я пил за пять копеек. Отчетливопомню,

скакимтрудомзапихивалпятаквтрехкопеечнующель. Да,хорошо, что

разобрался,уневинного человека моглибыть страшные неприятности. Короче

говоря,нечегодуракавалять,никогоонтебененапоминает,этот

гардеробщик. Жлоб какжлоб, ничего особенного. Все у тебя в порядке, и день

прошел не без пользы, а кое в чем были даже удивительные достижения.

Весело и бодро насвистывая, сокрушительный удачливый мужчина подошелк

длинному ряду подмигивающих меняльных аппаратов.

Вот она,цивилизация!В 1913 году вцарской России не было ни одного

меняльного аппарата,сейчаснаодной тольконашейстанциичетырнадцать

меняльных аппаратов. Выбирай, какой хочешь!

Я посмотрел внимательнонавсю вереницу и вдруг обнаружил, что выбора

нет. ИЗ всех этих четырнадцати автоматов ОДИН немигал,а смотрелна меня

плоским зеленым глазом,и вот именнок немуя должен был направить стопы,

потому что это и был Их благородие, член подземного бюро.

Покорно, забыв уже обо всем на свете, о родине и о просторах Вселенной,

о детстве и о любви, забыв и предав уже мать мою, спящую Европу, я подошел и

вложил впасть автомату-э,нет, непятиалтынный, все-такисловчилв

последний миг,такова человеческаяприрода, ипотомумынеистребимы!-

вложил ему в пасть гривенник. Оно презрительно зарычала, потом возник тихий,

но нарастающий гул, и ястоял, приговоренный еще не ведая к чему, и ждал, и

Отченаш ижеесинанебесахда святитсяимя Твое... Наладонь моюиз

железной утробы вывалились три пятака.

- Три? - спросил я.

- Три, - ответила она.

- А полагается два? - спросил я.

- Два, - буркнул он.

- Это вы мне тот давешний возвращаете? - спросил я.

Онорасхохоталось и отшвырнуло меня сразу через турникеты наперрон и

ротзалепилокляпомиз "Вечерки", надвинуло на ушичью-тотухлую шляпу,

скособочилокожимитовые каблуки, обсосало снизу отвисшиебрюки, вкарманы

насыпало мерзких катышков - валяй, дуй через столицу, великий гражданин.

Зазвонилтелефон. Конечно,Машка,кому жееще. Ну чегоейот меня

нужно? Может быть,и вправдуона шпионка, как нашептывалмне еще тогдав

Женевевице-президентобществапокультурнымсвязям,самтрижды

"засвеченный" и никому не нужный шпион. Тогда я разыскивал ее по всем барам,

а она хитро пошпионски удирала то с одним парнем, то с другим. Впрочем, если

она действительно шпионка, то завсегоды нашейсвязиона не вытянула из

меня ничего, кроме того, что женщина обычно вытягивает из мужчины, один лишь

секрет, секрет жизни.

Назад Дальше