Он кружил в
вечернийчаспикпо запруженнымулицам врайоне Бульварногокольцана
трофейноммотоцикле"цюндап",и закатное,начинающееприниматьоттенок
зрелой меди небо, открывающееся,скажем, при спускесо Сретенки, почему-то
сильноволновалоего,как будтообещалозаближайшимповоротомнекую
волшебную встречу, как будто оно открывалось не перед матерым диверсантом из
польских лесов, а перед каким-нибудь наивным вьюношей-провинциалом.Все это
дело, очевидно, связано с бабами,думал Борис IV Градов. Собственно говоря,
он уже целый год был основательно влюблен во всех баб Москвы.
В это же время по Садовому кольцу, держась вблизи от тротуара, медленно
ехалчерный лимузин с пуленепробиваемыми стеклами. Внем назаднем диване
сидели двамужика.Одномуизних, генерал-майоруНугзару Ламадзе,было
слегка за сорок, второму, маршалуЛаврентию Берии, заместителю председателя
Совета Министров, отвечающему за атомную энергию, и члену ПолитбюроВКП(б),
отвечающему за МГБ иМВД, было за пятьдесят. Последний тоже, можно сказать,
был влюблен во всех баб Москвы, однако несколько иначе, чем наш мотоциклист.
Чуть раздвинув кремовые шторки лимузина,маршал в щелку внедрял свое зоркое
стеклянноеоко,следязапроходящим, большейчастьюоченьозабоченным
женским составомтрудящихся столицы. От этого подглядывания его отяжелевшее
тело принимало какой-то неестественныйповорот, вывернувшийся голый затылок
напоминал ляжку кентавра.
Левая рука маршала поигрывала в кармане брюк.
Совсем уже,свиньятакая,меня нестесняется,темвременемдумал
Нугзар.Во что меня превратил, грязный шакал! Какой позор,второйчеловек
великой державы и чем занимается!
Он делалвид,что необращаетвнимания насвоегошефа,держал на
коленях папку с бумагами, сортировал срочные и те, что могут подождать. Рука
маршала между тем вылезалаиз штанов, вытаскивала вслед за собою большойи
местами сильно заскорузлый клетчатый платок, вытирала увлажнившуюсяплешь и
загривок.
--Ай-ай-ай, --бормоталаголова.-- Ну, посмотри, Нугзар, чтонам
предлагаетновоепоколение. О,московскиедевчонки, где на свете тыеще
найдешьтакиевишенки,такиеяблочки,такиемаленькие дыньки...Можно
гордиться такой молодежью,как ты считаешь?А как онаперепрыгивает через
лужи, ах! Можно тольковообразить себе, как она будет подпрыгивать... хм...
Ну по смотри, Нугзар! Перестань притворяться, в конце концов!
Генерал-майор отложил папку, вздохнул с притворной укоризной, посмотрел
на маршала,как на расшалившегося мальчугана; онзнал, что тот любит такие
взгляды с его стороны.
-- Кто же такпоразил твое воображение, Лаврентий?-- Втакие минуты
возбранялось называть всесильного сатрапа поимени-отчеству, а уж тем более
по чину: простое, дружеское"Лаврентий"напоминало добрые, старые времена,
город-над-Курой, блаженные вакханалии.
-- Она остановилась!-- вскричал Берия. -- Смотритна часы! Ха-ха-ха,
наверное,ебаря поджидает! Стой,Шевчук!--приказалонсвоему шоферу,
майору госбезопасности.
-- Она остановилась!-- вскричал Берия. -- Смотритна часы! Ха-ха-ха,
наверное,ебаря поджидает! Стой,Шевчук!--приказалонсвоему шоферу,
майору госбезопасности.
Тяжелыйбронированный"паккард",наводящийужаснавсехпостовых
Москвы, остановился неподалеку от станции метро "Парк культуры".
Сзадиподошеливсталк обочинеЗИСсопровождения.Берияизвлек
цейсовский бинокль, специально содержащийся в "паккарде" длянаблюденияза
лучшими представительницами здешних масс.
-- Ну, Нугзарка, оцени взглядом знатока!
Генерал-майор пересел на откидноесиденье и посмотрелв щелку сначала
безбинокля:метрахв сорокаотихмашиныугазетногостенда стояла
тоненькая девушка в довольно шикарной жакетке с большими плечами. Она читала
газету и еламороженое, тоесть, как и полагается современномусоветскому
человеку, старалась получить сразу не менее двух удовольствий. В сгущающихся
сумерках казалось, что ей лет двадцать, однако сбивала с толку нотная папка,
которой она с некоторой детскостью похлопывала себя по коленке.
-- Почему так долго не зажигают свет?-- возмущенноспросил Берия. --
Форменное безобразие, люди топчутся в потемках.
Вдесятиметрахзаправымплечомдевушкибылометро.Удверей
закручивались потокивходящих-выходящих.Ей нужно не большедвухсекунд,
чтобыисчезнуть,подумалНугзар.Поворачиваетсяиисчезает,исвинье
остается толькодрочить, начем он, конечно, не успокоится,будетискать
себе другуюи, уж конечно, найдет, но уж хотя бы неэту прелесть. Увы, она
не уходит. Стоит, дура, со своим мороженым, как будто ждет,когда он пошлет
Шевчука , или... или...даже меня, генерал-майораЛамадзе... скорее всего,
меня и пошлет, "не вслужбу, а в дружбу"...почему меняникто не попросит
его убить?..
Впоследний годненавистьНугзаракшефу достигла,казалось,уже
предельнойточки.Он понимал,чтовремя уходитичто Берия никогдане
позволит ему поднятьсянаследующую ступеньку,занятьболеенезависимое
положение всистеме.Неожиданно дарованная Сталинымв тяжелый военный год
генеральскаязвезда так иосталась сиять в одиночестве. Даразвевчине
дело?
Генерал-майорывсистемеинойразкомандуютцелымиуправлениями,
осуществляютбольшойобъемработ,получаюттворческоеудовлетворение,
накапливаютавторитет.Берия,однако, перекрылему всепути дляроста.
Очевидно, он решил это еще тогда, всорок втором, послепамятного ужинау
ИосифаВиссарионовича.Крысинымчутьемчувствуетопасность.Остановить
молодогоЛамадзе!Конечно, он могегопростоубрать, как убирал десятки
другихиз своегоокружения. Ужкто-кто, аНугзар-то знал, чтоЛаврентий
любит кончатьопасныхкарьеристовлично, в своем кабинете, неожиданным, в
ходе дружеской беседы, выстрелом в висок.