Варрон с восхищением наблюдал за тем, как гениально его юный друг создавал свою ар-мию, как организовывал материально-техническое снабжение. Ни
одна деталь, как бы ничтожна она ни была, от него не ускользнула. И в то же время масштабные дела делались со скоростью, достигаемой только при
великолепном умении и сноровке.
«И я допущен в очень узкий, личный круг этого воистину великого явления, – думал он. – Он изменит наш мир, он изменит восприятие этого мира. В
нем нет ни грана страха, он полно-стью уверен в себе. Однако, – напомнил себе Варрон, – остальные тоже держались хорошо, пока не началась эта
катавасия. Как он поведет себя, когда придет в действие военная машина, когда враги окружат его со всех сторон, когда он встретится лицом к лицу
– нет, не с Карбоном и не с Серторием – с самим Суллой? Вот это будет настоящим испытанием! Вместе или друг против друга, но отношения между
старым буйволом и молодым буйволенком решат судьбу молодого. Согнется ли он? Может ли он вообще согнуться? Что же готовит грядущее для человека
столь молодого, столь уверенного в себе? Найдется ли в мире сила или человек, способные сломать его?»
Определенно Помпей считал, что таковых нет. Хотя он не был суеверным, он создал из се-бя некоего придуманного человека. Человека, обладающего
качествами, которые полностью со-ответствуют представлениям Помпея о его способностях. Например, он знал, что кое-что при-своил себе:
непобедимость, неуязвимость, неприкосновенность. Ничем этим он в действительности не обладал. Но поскольку он хотел иметь эти качества, то
присвоение их ка-залось ему таким же правильным, как и обладание. Это как если бы некий божественный ихор влился в его вены и божественные
ароматы обволокли его тело. Почти с младенчества он жил в мире, созданном его колоссальными фантазиями. Мысленно он командовал десятками тысяч
сражений, ездил на древних триумфальных колесницах в ста триумфах, вновь и вновь стоял, как Юпитер, сошедший на землю, а Рим склонялся,
боготворя его, величайшего человека, когда-либо жившего на земле.
Но Помпей-мечтатель отличался от других таких же мечтателей качеством своего контакта с действительностью. Он вполне отчетливо видел реальный
мир и никогда не упускал любой возможности или вероятности, присасываясь к ним пиявкой. Он концентрировал свой ум на фактах огромных, как горы,
равно как и на обстоятельствах крошечных, точно капля чистейшей воды. Таким образом, его колоссальные фантазии были наковальней, на которой он
выковывал форму реальности, он закаливал и обжигал ее, вгоняя в рамки материальной жизни.
Итак, Помпей собрал своих людей в центурии, когорты, легионы. Он тренировал их и проверял их личное снаряжение. Он отбраковывал слишком старых
вьючных животных, сильными ударами проверял прочность осей, тряс повозки, спускал их на скорости по каменистому спуску за лагерем. Все будет в
отличном состоянии, потому что ничего непредвиденного не должно случиться, все должно быть идеальным, как идеален он сам.
* * *
Через двенадцать дней после того, как Помпей начал набирать войско, пришло сообщение из Брундизия. Сулла двигался по Аппиевой дороге под
приветственные крики, доносившиеся из каждой хижины, деревни, города. Но прежде чем отправиться в этот путь, рассказал Помпею гонец, Сулла
собрал свою армию и попросил ее дать клятву верности – лично ему, Сулле. Если в Риме и сомневались в намерении Суллы избавиться от любой
возможной угрозы преследования за предательство, тот факт, что армия поклялась поддержать его – даже в том случае, если Сулла выступит против
правительства Рима, – недвусмысленно дал понять: теперь война неизбежна.
А потом, продолжал гонец, солдаты Суллы пришли к нему и предложили ему все свои деньги, чтобы он смог заплатить за каждое зернышко пшеницы, за
каждый лист овощей, за каждый фрукт, пока они будут идти по Калабрии и Апулии. Они ничем не омрачат удачу своего полководца, они не вытопчут
полей, не станут убивать пастухов, насиловать женщин, морить голодом детей. Все будет, как хочет Сулла. Он вернет им деньги потом, когда станет
хозяином всей Италии, всего Рима.
Весть о том, что южная часть полуострова рада приветствовать Суллу, не слишком понра-вилась Помпею. А он-то надеялся, что к тому времени, как он
явится к Сулле со своими тремя легионами закаленных ветеранов, тот будет отчаянно в них нуждаться. Теперь было ясно, что этого не случится.
Помпей пожал плечами и пересмотрел свои планы применительно к обста-новке.
– Мы пойдем по нашему берегу до Буки, потом направимся внутрь полуострова, на Бе-невент, – сказал он своим трем старшим центурионам, которые
командовали тремя его легиона-ми.
Согласно закону, эти обязанности должны выполнять высокорожденные военные трибуны, которых Помпей мог бы найти – при желании. Но высокорожденные
военные трибуны подвергли бы сомнению право Помпея командовать своей армией, так что Помпей предпочел назначить командиров из числа своих людей.
И пусть высокорожденные римляне сожалеют об этом, если проведают.
– Когда отправляемся? – спросил Варрон, поскольку никто другой не осмелился задать этот вопрос.
– За восемь дней до конца апреля, – ответил Помпей.
* * *
Затем на сцене появился Карбон, и Помпей снова был вынужден поменять планы.
От Западных Альп прямая нить Эмилиевой дороги тянулась через Италийскую Галлию вплоть до Адриатического моря у Аримина. Из Аримина другая
отличная дорога шла вдоль бе-рега до Фана, прибрежного города в Умбрии, где начиналась Фламиниева дорога до Рима. Это делало Аримин
стратегически важным пунктом, равным лишь Арретию, стоявшему на подсту-пах к Риму, к западу от Апеннин.
Поэтому логично, что Гней Папирий Карбон – двукратный римский консул и теперь пра-витель Италийской Галлии – поставил свои восемь легионов и
кавалерию лагерем на окраинах Аримина. С этой базы он мог двигаться в любом из трех направлений: по Эмилиевой дороге через Италийскую Галлию к
западным Альпам, по Адриатическому побережью к Брундизию и по Фламиниевой дороге на Рим.
Уже восемнадцать месяцев как он знал, что Сулла придет. И конечно, Сулла явится в Бру-ндизии. Но в Риме пока еще засело слишком много людей,
которые, когда придет время, встанут на сторону Суллы, хотя сейчас они и заявляют о своем нейтралитете. И все они намеревались свергнуть
нынешнее правительство. Их наличие делало Рим необходимой целью для Карбона. Однако Карбон также знал, что Метелл Пий Поросенок ушел в Лигурию и
окопался на границе с Западными Альпами Италийской Галлии. С Метеллом Пием были два добротных легиона, которые он взял с собой из провинции
Африка, после того как сторонники Карбона выгнали его оттуда. Карбон был уверен: как только Поросенок прослышит о высадке Суллы, он пойдет на
соединение с мятежником и это сделает уязвимой также Италийскую Галлию.
[Карта 3 - "Северная Италия и южная часть Италийской Галлии, часть 1"]
Конечно, имелись шестнадцать легионов в Кампании, и они были намного ближе к Брун-дизию, нежели Карбон в Аримине. Но насколько надежны консулы
нынешнего года, Норбан и Сципион Азиаген? Карбон не мог быть полностью в них уверен. Он сам, своей волей, ушел из Рима. В конце прошлого года он
был убежден в двух вещах: что Сулла придет весной и что Рим с большей вероятностью выступит против Суллы, если самого Карбона при том не будет в
Риме.