Глава двадцать девятая
…по возвращению домой мама нашла записку, в которой говорится…
Широко распахнув глаза, Джесси проговорила дальнейшее вслух, обращаясь к пустой комнате и первое, что она увидела, был пустой стакан стоящий на полочке над ее головой: стакан с водой, еженощно припасаемый Джеральдом. Стакан стоял совсем рядом с браслетом ее наручника, которыми она была прикована к спинке кровати. И не слева, а как раз справа.
…что мне пришлось срочно отвезти тебя в травмпункт в больницу Оксфорд-Хилл, для того чтобы врачи там пришили тебе пару пальцев обратно.
Только теперь Джесси вдруг осознала всю пользу, весь смысл, заложенный в этом древнем, болезненном воспоминании; она поняла, что недавно пыталась подсказать ей Тыковка. Ответ ни имел ничего общего ни со Старым Адамом, ни со слабым минеральным духом, исходящим от мокрого пятна на задке ее хлопковых трусиков. Напротив, ответ заключался в полудюжине кусочков стекла, тщательно вырезанных из старых рам, давным-давно вынутых из перестроенного сарая. Она лишилась баночки с кремом Нивея; и тем не менее у нее остался еще один источник естественной смазки, разве нет? А как еще ей ускользнуть в Землю Обетованную? В ней еще была кровь. А до тех пор пока кровь не свернется, она почти такая же скользкая, как масло.
Будет чертовски больно, Джесси.
Да, конечно, будет чертовски больно. Но она помнила, как читала где-то, что в запястьях гораздо меньше нервных окончаний, в отличии от других жизненно важных точек человеческого тела; вот onwels перерезание вен на запястье, в особенности в ванной, полной теплой воды, спокон века было излюбленным способом самоубийства, со времен тога-заседаний в Императорском Риме. А кроме того, она и так уже наполовину без сознания.
— Я была наполовину бесчувственная тогда, когда позволила ему приковать меня этими чертовыми браслетами к кровати, — прохрипела она.
Если ты разрежешь слишком глубоко, то истечешь кровью как древние римляне.
Да, и это вполне возможно. Но если она не решится попытаться, она так и проваляется здесь, пока не загнется от судорог и обезвоживания… или пока не пожалует ее приятель с корзинкой костей.
— Ну хорошо, — сказала она.
Ее сердце колотилось как отбойный молоток и впервые за прошедший час она совершенно пришла в себя. Ток времени возобновился, пускай с рывками и толчками, словно товарный состав, свернувшись с главной нитки на стрелочный разъезд.
— Ты меня убедила. Последнее было самым убедительным.
Послушай, настойчиво заговорил голос и с удивлением Джесси осознала, что голос этот не принадлежит ни Руфи, ни Женушке. Они теперь слились в одно, может быть ненадолго, но все же. Послушай меня внимательно, Джесс.
— Слушаю, — сказала она в пустую комнату. Одновременно она смотрела во все глаза. Она смотрела на стакан. На один из дюжины, которые она купила на распродаже у Сирса три или четыре года назад. Шесть или восемь из них уже разбились. Скоро за остальными последует и этот. Она сглотнула и поморщилась. Казалось, что все ее горло обложено укутанными фланелью мелкими камешками.
— Я слушаю очень внимательно, будь уверена.
Отлично. Потому что, раз ты решишь начать, ты больше не сможешь остановиться. Все должно произойти очень быстро, потому что твой организм уже и без того сильно обезвожен. Но помни; даже если у тебя ничего не получится…
— …выход из положения все равно будет наилучший, закончила она.
И это была правда, верно? Ее положение упростилось настолько, что в своем, несколько мерзковатом роде, даже приняло вид определенной элегантности. Само собой ей совершенно не светило истечь кровью до смерти — а кому бы этого хотелось? — но возможно что этот выход из положения окажется лучше вечных непрекращающихся и быстро усиливающихся судорог и жажды. Лучше чем он. Галлюцинация. Чтобы то ни было.
Она облизала пересохшие губы сухим же языком и привела в порядок разбегающиеся мысли. Постаралась заставить их двигаться логическим путем, так же как тогда, когда намечала путь, при помощи которого надеялась освободится от наручников при помощи баночки с кремом Нивея, которая теперь бесполезная валялась на полу рядом с кроватью. На этот раз навести в голове порядок удалось с большим трудом чем раньше и она отметила это для себя. В ее сознании продолжали вертеться обрывки
(смажься, смажься)
этого старого блюза-речитатива, она продолжала время от времени слышать запах отцовского одеколона, чувствуя как что-то твердое упирается в ее зад. И потом, невдалеке от нее по-прежнему находился Джеральд.
Джеральд обращался к ней со своего места на полу комнаты. Оно все равно вернется, Джесси. Ничто на свете его не способно остановить, не ты, ничто другое. Он преподаст тебе урок, моя cnpd` красавица.
Быстро взглянув на него, она снова перевела взгляд на пустой стакан из-под джеральдова ночного питья. Джеральд словно бы насмехался над ее бедственным положением, скалился углом рта, изрядно пострадавшим во время обеда бродячего четвероногого гурмана. Призвав на помощь волю, она снова попыталась выстроить мысли в надлежащем порядке и после непродолжительной борьбы ей это удалось — в ее голове возобновилась целенаправленная мыслительная деятельность.
В течение следующих десяти минут она продвигалась вперед шаг за шагом. По правде признаться, она не многого достигла намеченное ею предприятие было самоубийственно рискованным, однако не слишком сложным. Мысленно она несколько раз проиграла в голове каждый свой шаг, высматривая малейшие ошибки, которые могли бы стоить ей последнего шанса выиграть жизнь. Она не смогла найти ни одного крупного изъяна. Самым узким местом была скорость — все необходимо было проделать очень быстро, прежде чем кровь начнет сворачиваться — в результате чего у нее оставалось только два возможных выхода: либо быстрое освобождение, либо потеря сознания и смерть.
Она повторила предстоящую операцию про себя еще раз — не содрогаясь от жутковатых подробностей, а методично пересматривая их, как осматривала вязанье, например шарф, который вязала в спешке и потеряла одну из петель — и все это в то время, как солнце продолжало клониться к западу. На заднем крыльце поднялась на ноги собака, оставив на месте своей трапезы мокрое блестящее жиром пятно сукровицы. Собака затрусила в направлении леса. Дело было в том, что до ее ноздрей снова донесся отдаленный порыв того вчерашнего темного духа, а теперь, когда в животе у нее была приятная тяжесть, даже одного единственного порыва было для нее многовато.
Глава тридцатая
Двенадцать-двенадцать-двенадцать, мигали часы, но время, на то и было временем, чтобы утекать независимо ни от чего.
Еще одно, прежде чем ты всерьез примешься за дело. Ты довела себя до последней крайности и это, может быть, хорошо, но внимания все равно не теряй. Если ты в самом же начале уронишь этот чертов стакан на пол, считай, что твое дело — труба.
— Держись от меня подальше, псина! — пронзительным, клекочущим голосом выкрикнула она, не знающая того, что несколько минут назад собака убралась с заднего крыльца и углубилась в лес. Она еще немножко помедлила, размышляя о том, а не помолиться ли ей еще, как она с самого начала хотела. Теперь она целиком и полностью оказалась в зависимости от своих голосов… и от самой себя.
Она потянулась к стакану правой рукой, двигаясь без прежней чарующей осторожности. Часть Джесси — возможна та самая часть, которая была так влюблена в Руфь Нири и обожала ее — осознавала, что дело теперь сводилось отнюдь не к осторожности, а к способности опустить вниз молоток и сделать это сильно и решительно.
Теперь я Леди-Самурай, — подумала она и улыбнулась.
Окружив кольцом пальцев стакан, для того, чтобы завладеть которым она так недавно столько билась, и несколько секунд с любопытством на него смотрела — как смотрит садовник на некую неизвестную ему разновидность растения, появившуюся среди его ananb или гороха — потом крепко взяла стакан в руку. Прищурив глаза, чтобы защитить их от летящих осколков, она сильно ударила стаканом о край полки, точно так же, как наверное разбивала бы скорлупу сваренного в крутую яйца. Звук бьющегося стекла показался ей до абсурдности знакомым, почти нормальным, точно такой же звук, с которым раньше у нее разбивались десятки, сотни стаканов, выскользнувших из ее пальцев во время мытья посуды, или сбитых на пол случайно локтем или неловкой рукой за все прошедшие годы, пока она росла, развиваясь от своей пластиковой кружечки с Данди Даком, что была у нее лет в пять. Тот же самый старый-добрый звук; никакого особого резонанса или эха, отмечающего факт того, что с данного мгновения она приступает к сложнейшей ювелирной работе по спасению своей жизни, с огромным риском для нее же.
Она почувствовала, как случайный маленький осколок стекла чиркнул ее по лбу, чуть-чуть повыше брови и это был единственный осколок, попавший ей в лицо. Еще один остроконечный кусок стекла судя по звуку, довольно большой — упал на пол и разбился. Крепко стиснув губы, так что они превратились в узкую белую полоску, Джесси сразу же поняла, что именно в ближайшие мгновения станет основным источником боли, по крайней мере тем, с чего все начнется: ее пальцы. Для того чтобы ударить стакан о полку, ей пришлось крепко стиснуть его пальцами. Но боли не было, только ощущение легкого давления на пальцы и еще более слабого тепла. По сравнению с судорогами, истязавшими ее в течение последних часов, это было все равно что ничто.
Стакан разбился удачно, но что в этом удивительного? Мне долго не везло, не пора ли судьбе чуточку расслабиться?
Но подняв руку, она увидела что везение и на этот раз можно было назвать относительным. Стакан разбился не слишком удачно. Темные крупные капли крови уже наливались на ее большом пальце и на трех других; только безымянный палец сумел избежать ранения. Осколки стекла торчали из ее большого, указательного и среднего пальцев подобно странному оперению. Распространяющееся онемение в ее конечностях — к чему так же добавлялось и то, что осколки стекла были довольно тонкими и острыми — избавило ее от болезненных ощущений и обильного кровотечения и тем не менее и то и другое имело место. На ее глазах несколько капель крови упали на розовую обивку матраса, окрасив его в более темный и интенсивный оттенок.
От вида этих крохотных стеклянных дротиков, торчащих из кончиков ее безымянного пальца и мизинца как иголки из игольной подушечки, ее едва не вырвало и это несмотря на то, что в животе у нее давным-давно уже ничего не было.
Да, отличная Леди-Самурай из тебя получилась! — насмешливо произнес один из НЛО-голосов.
Но это мои пальцы! — воскликнула она в ответ. Разве это непонятно? Это мои пальцы!
Она почувствовала, как паника несколько пошатнулась и отступила, после чего ее внимание снова обратилось к остаткам стакана, который по-прежнему оставался в ее пальцах. Это была неровно отколовшееся донышко с остатками стенок, составляющих примерно четверть бывшего стакана, с одной стороны сходящимися двумя плавно изгибающимися дугами. Острие в этом месте, хищно поблескивающее на предвечернем солнце, было почти идеальным. Ей повезло… в некотором роде повезло, если это можно вообще так назвать. Полдела сделано, осталось только собраться как следует с духом. Плавно изогнутые стороны стеклянного острия показались ей неким фантастическим оружием — крохотный меч, который мог состоять на вооружении у воинственных гномов, вышедших на битву в своих bnkxeam{u пещерах против жаб-захватчиц.
Ты думаешь не о деле, дорогая, одернула ее Тыковка. У тебя нет на это времени. Ты что, разве забыла?
Ответ, само собой разумеется, был нет.
Джесси поставила оставшуюся в ее распоряжении четверть стакана обратно на полку, так, чтобы добраться до нее можно было без особых осложнений и труда. Донышко стакана основательно устроилось на ровной поверхности полки, меч подземных гномов торчал строго вверх. Солнечный свет поблескивал на его острие, выбивая крохотные искорки. По мнению Джесси острие как нельзя лучше подходило для реализации стоящей перед ней ближайшей задачи, нужно было только соразмерить направленное вниз давление запястья. Если она надавит сильно, то либо сломает столь удачное острие, либо столкнет стакан на пол.
— Ради Бога, будь осторожней, — прошептала она. — При должном терпении и осторожности тебе не придется ни прилагать силы, ни совершать резких движений. Просто представь себе…
Окончание фразы
(что ты режешь говяжий ростбиф)
не показалось ей особенно удачным, поэтому она отогнала его обратно, едва его внешний край успел коснуться видимой границы сознания. Подняв правую руку, она вытянула ее вверх и назад до тех пор, пока цепочка наручников не натянулась до упора и запястье не нависло точно над остро торчащим вверх поблескивающим стеклянным мечом. Она испытывала сильнейшее желание смахнуть с полки усыпавшие ее осколки стекла — одновременно с этим испытывая стойкое убеждение, что там ее ожидает настоящее минное поле — но подавила в себе это стойкое желание. Только не теперь, когда у нее уже есть печальный опыт баночки с кремом Нивея. Если она вдруг уронит свой меч с полки на пол, или сломает его, ей придется искать среди оставшихся на полке осколков подходящую замену. Подобные предосторожности показались ей едва ли не сюрреалистическими, но ни единой мыслью или движением она не дала себе возможность усомниться в их необходимости. Если она действительно собралась выбраться из этой передряги, ей придется пустить себе гораздо больше крови, чем течет у нее теперь.
Сделай все так, как ты себе теперь представляешь, Джесси, не отступай и не теряй решительности… здесь нельзя трусить.
— Никто и не трусит, — уверила Джесси, проговорив это своим хриплым голосом, в щелях которого уже собралась пыль. Растопырив пальцы, она потрясла кистью, в надежде на то, что засевшие в кончиках пальцев осколки вывалятся сами. Ей отчасти повезло и она добилась своего; она избавилась почти от всех осколков, за исключением самого большого, глубоко впившегося в мягкую плоть большого пальца чуть ниже ногтя, который наотрез отказался покидать свое убежище. Она решила оставить этот осколок в покое и заняться наконец делом.
То, что ты собралась сделать, это абсолютное сумасшествие, сообщил ей ужасно взволнованный голос. Не голос НЛО на этот раз; этот голос Джесси знала очень хорошо. Это был голос ее матери. Пойми, все это меня не слишком удивляет; все происходящее, это типичный для Джесси Магот максимализм в ответ на жизненные осложнения и я видела это не раз и уверена что столкнусь с этим еще. Подумай о том, что может случиться, Джесси — для чего ты решила резать себя, для того чтобы истечь кровью до смерти? Ктонибудь обязательно появится и спасет тебя; думать о чем-то другом, значит просто понапрасну волновать себя и терять время зря. Ты что, решила закончить свою жизнь в этом мерзком летнем домике? Это же просто смешно, поверь мне, я не ожидала подобного даже от тебя. Bng|lh себя в руки, Джесси, и поднимись над своими истерическими привычками — хотя бы раз в жизни. Не режь себя этим отвратительным стеклом. Не делай этого с собой!
Это был голос ее матери, в этом Джесси ни сколько не сомневалась; имитация была настолько точной, что ей сделалось жутко. Она попробовала уверить себя, что под интонациями любви и здравого смысла скрывается обычная раздражительность ее матери, по всей вероятности совершенно не способной любить, ведь именно Салли Магот была той самой женщиной, которая, как это точно помнила Джесси, в один прекрасный день ворвалась в ее комнату и ни слова не говоря, запустила в нее парой сапожек на высоких каблуках и не стоило сомневаться, что способность к этому осталась у ее матери и теперь.
А кроме того, все, что сказал ей этот голос, было ложью. Ложью, порожденной страхом.
— Нет, — ответила она. — Я не стану тебя слушать. Я не верю ни единому твоему слову. Никто сюда не придет, чтобы спасти меня, за исключением… ночного гостя. Нельзя трусить.
С этими словами Джесси опустила запястье в направлении торчащего строго вверх стеклянного острия.
Глава тридцать первая
Важно было видеть, что делается, потому что поначалу она вообще ничего не ощущала; едва ли чувствуя что происходит с ней, испытывая только легкое давление на запястье и отдаленное тепло, она запросто могла разрезать самые крупные кровеносные сосуды и истечь кровью раньше, чем успеет что-либо сделать. Она с облегчением открыла, что поле зрения ее свободно и что вид того, что она творит с собой, не вызывает в ней таких уж сильных эмоций; стакан находился в удобном месте на полке и она удачно его разбила (Наконец-то прорыв! — саркастически воскликнула часть ее сознания.) и теперь видела все без труда и в мельчайших подробностях.