) Я протестую!Накоймнечертэта
старая песочница с "ремингтоном"? Я жаловаться буду!
- Это ваше право,-великодушносказалФарфуркисивыигралеще
сантиметр.
Эдик снова заговорил. Он взывал к теням ЛомоносоваиЭйнштейна,он
цитировал передовые центральных газет, он воспевал наукуинашихмудрых
организаторов, но все было вотще. Лавра Федотовича это затруднение наконец
утомило, и, прервавши оратора, он произнес только одно слово:
- Неубедительно.
Раздался тяжелый удар. Большая Круглая Печать впилась в мою заявку.
3
Мы покинули комнату заседания последними. Мыбылиподавлены.Роман
кряхтел ирастиралнатруженнуюпоясницу.Витька,черныйотзлобыи
усталости, шипелсквозьзубы:"Слюнтяи,мармеладчики,культуртрегеры,
маменькины сыночки... Хватать и тикать, а не турусы разводить!.." Эдик вел
меня под локоть. Он тоже был расстроен, но держался спокойно. Вокругнас,
увлекаемыйинерциейсвоегоагрегата,вилсястарикашкаЭдельвейс.Он
нашептывал мне слова вечной любви, обещал ноги мыть и воду пить и требовал
подъемных и суточных. Эдик дал ему три рубля ивелелзайтипослезавтра.
Эдельвейс выпросил еще полтинник за вредность иисчез.Тогдамнестало
полегче, и я обнаружил, что Витька и Роман тоже исчезли.
- Где Роман? - спросил я слабым голосом.
- Отправился ухаживать, - ответил Эдик.
- Господи, - сказал я. - За кем?
- За дочкой некоего товарища Голого.
- Понятно, - сказал я. - А Витька?
Эдик пожал плечами.
- Не знаю, - сказал он. -По-моему,Витянамеренсделатьбольшую
глупость.
- Он хочет их убить? - спросил я с восхищением.
Эдик разуверил меня, и мы вышли наулицу.Федяужеждалнас.Он
поднялся со скамеечки, и мывтроем,рукаобруку,пошливдольулицы
Первого Мая.
- Устали? - спросил Федя.
- Ужасно, - сказал Эдик. - Я и говорить устал,ислушатьустал,и
вдобавок еще, кажется, сильно поглупел.Вынезамечаете,Федя,какя
поглупел?
- Нет еще, - сказал Федя застенчиво. - Это обычно становитсязаметно
через час-другой.
Я сказал:
- Хочу есть. Хочу забыться. Пойдемте все в кафе и забудемся.Закатим
пир. Вина выпьем. Мороженого...
Эдик был "за", Федя тоже не возражал, хотя никогда не пил винаине
понимал мороженого. Народу на улицах было много, но никто неслонялсяпо
тротуару, как это обычно бывает в городах летнимивечерами.Китежградцы,
напротив, тихо, культурносиделинасвоихкрылечкахимолчатрещали
семечками. Семечки были арбузные,подсолнечные,тыквенныеидынные,а
крылечки были резные с узорами, резные с фигурами, резные сбалясинамии
просто из гладких досок - знаменитые китежградские крылечки, среди которых
попадались и музейные экземпляры многовековой давности, взятые подохрану
государствомиобезображенныетяжелымичугуннымидосками,обэтом
свидетельствующими.
На задах крякала гармонь-кто-то,чтоназывается,
пробовал лады.
Эдик с интересом расспрашивал Федю о жизни в горах,Федя,ссамого
начала проникшийся к вежливому Эдику большой симпатией, отвечал охотно.
- Хуже всего, - рассказывал Федя, - это альпинисты с гитарами. Выне
можете себе представить, как это страшно,Эдик,когдаввашихродных,
тихих горах, где шумят одни лишь обвалы,даитовизвестноезаранее
время, вдруг над самым ухом кто-то зазвенит, застучитиприметсярычать
про то, как "нипупок" вскарабкался по "жандарму" и "запилил погребню"и
как потом "ланцепупа пробилоназемлю"...Этобедствие,Эдик.Унас
некоторые от этого болеют, а самые слабые даже умирают...
- У меня дома клавесин есть, - продолжал он мечтательно.-Стоиту
меня там на вершине клавесин, на леднике. Я люблю играть на немвлунные
ночи, когда тихо и совершенно нет ветра. Тогда меня слышат собаки в долине
и начинают мне подвывать. Право,Эдик,уменяслезынавертываютсяна
глаза, так это получаетсяхорошоипечально.Луна,звукивпросторе
несутся, и далеко-далеко воют собаки...
- А как к этому относятся ваши товарищи? - спросил Эдик.
- Их в это время никого нет. Остается обычно один мальчик, но онмне
не мешает. Он хроменький... Впрочем, это вам неинтересно.
- Наоборот, очень интересно.
- Нет-нет... Новы,наверное,хотелибыузнать,откудауменя
клавесин. Представьте себе: его занесли альпинисты.Онставиликакой-то
рекорд и обязались втащить на нашу гору клавесин. У нас навершинемного
неожиданных предметов. Задумает, например, альпинист поднятьсякнамна
мотоцикле - и вот у нас мотоцикл, хотя и поврежденный,конечно...Гитары
попадаются, велосипеды, бюсты различные, зенитные пушки... Один рекордсмен
захотел подняться на тракторе, но тракторанераздобыл,араздобылон
асфальтовый каток. Если бы вы видели, как он мучился сэтимкатком!Как
трудился! Но ничегоунегоневышло,недотянулдоснегов.Метров
пятьдесят всего не дотянул, а то бы у нас был асфальтовый каток...
Мы подошли кдверямкафе,иФедязамолчал.Наяркоосвещенных
ступенях роскошногокаменногокрыльцавнепосредственнойблизостиот
турникета отирался Клоп Говорун.Онжаждалвойти,ношвейцарегоне
впускал. Говорун был в бешенстве и, как всегда,находясьввозбужденном
состоянии,испускалсильный,неприятныйдлянепьющегоФедоразапах
дорогого коньяка "курвуазье". Я наскоро познакомил его с Эдиком, посадил в
спичечный коробок и велел сидеть тихо, и он сидел тихо, но кактолькомы
прошли в зал и отыскали свободный столик, он сразу же развалился настуле
и принялся стучать по столу, требуя официанта. Сам он, естественно, в кафе
ничего не ел и не пил, но жаждалсправедливостииполногосоответствия
между работой бригады официантов и тем высокимзванием,закотороеэта
бригада борется.