‑ Если и был, то он теперь мертв, ‑ отвечаю я. ‑ И утянул за собой всю деревню.
‑ Онне убивал их, ‑ говорит Вик. ‑ Ты не можешь винить его.
Я могу и виню. Но так же понимаю точку зрения Вика.
‑ Их убило Общество или враг? ‑ через мгновение спрашивает Вик.
‑ Корабли, которые выглядели как вражеские, ‑ говорю я. ‑ Только представители Общества не появились, пока все не закончилось. Это было что‑то новое. Раньше они хотя бы притворялись, что сражаются за нас.
‑ А где ты был, когда это случилось? ‑ спрашивает Вик.
‑ Я был на плато, ‑ отвечаю я. ‑ Хотел посмотреть, как идет дождь.
‑ Как те приманки, которые пытались добыть снег, ‑ говорит Вик. ‑ Но ты не умер.
‑ Нет, ‑ отвечаю я. ‑ Корабли не заметили меня.
‑ Тебе повезло, ‑ считает Вик.
‑ Общество не верит в удачу, ‑ произносит Элай.
‑ Я думал, что это единственная вещь, в которую действительно верю, ‑ отвечает Вик. ‑ Есть везение, и есть невезение, нам же, кажется, никогда не везет.
‑ Это не правда, ‑ протестует Элай. ‑ Мы сбежали из Общества и достигли Каньона. Мы нашли карты в пещере и покинули местечко до того, как нас обнаружили.
Я ни с чем не соглашаюсь. Я не верю в Общество, или в Восстание, или в везение и невезение. Но я верю в Кассию. Если бымне пришлось отвечать, есть ли нечто большее, во что можно верить, я бы сказал, что верю в то, есть это вообще или нет .
Прямо сейчас есть Я , и я собираюсь продолжать действовать.
‑ Вперед, ‑ говорю остальным, сворачивая карту.
Наступают сумерки, и мы решаем разбить лагерь в пещере, отмеченной на карте. Когда мы протискиваемся через вход, фонарики высвечивают ряд рисунков и резьбу на стенах помещения.
Элай резко останавливается. И я понимаю, что он чувствует.
Я помню, как впервые увидел подобную резьбу. В том небольшом скальном разломе рядом с нашей деревней. Мама с отцом отвели меня туда, когда я был совсем маленьким. Мы пытались угадать, что могут означать эти символы. Отец упражнялся, перерисовывая знаки на землю. Это было до того, как он научился писать. Он всегда хотел учиться чему‑нибудь и во всем искал смысл. В каждом символе, слове и в каждой детали. Когда он не мог найти смысла, то выдумывал его сам.
Но эта пещера восхитительна. Рисунки красочно переливаются, а резьба, выполненная в деталях, тянется по всей поверхности стен. В отличие от рисунков на земле, вырезанное на камне становится ярче на фоне окружающей темноты.
‑ Кто это сделал? ‑ спрашивает Элай, нарушая тишину.
‑ Множество людей, ‑ отвечаю я. ‑ Рисунки выглядят более свежими. Похоже, что над ними поработали фермеры. А вот резьба древнее.
‑ Насколько древнее? ‑ спрашивает Элай.
‑ На несколько тысяч лет, ‑ отвечаю я.
Самые древние вырезанные фигуры изображают людей с широкими плечами и раскрытыми ладонями. Они выглядят сильными. Одна из них как будто тянется к небу. Я долго гляжу на эту фигуру, на вытянутую руку, и вспоминаю, когда в последний раз видел Кассию.
Общество пришло за мной рано утром. Солнце еще не взошло, а звезды почти погасли. Это было самое удобное время для того, чтобы арестовать меня.
Я очнулся в тот момент, когда они наклонились ко мне в темноте и открыли свои рты, чтобы сказать то, что говорили всегда: Бояться нечего. Пойдем с нами . Но я ударил их прежде, чем они вымолвили хоть слово. Я пролил их кровь до того, как они смогли увести меня и заставили обливаться кровью меня самого. Каждый инстинкт кричал: борись, и я боролся. Всего однажды.
Я боролся, потому что нашел свое успокоение в Кассии. Я знал, что могу найти отдых в ее прикосновениях, которые одновременно сжигали и очищали меня.
Но борьба не продлилась долго. Их было шестеро против меня одного. Патрик и Аида еще не проснулись.
‑ Веди себя тихо, ‑ сказали офицеры с чиновниками. ‑ Так будет лучше для всех. Или нам заткнуть твой рот?
Я покачал головой.
‑ Так будет лучше для всех. Или нам заткнуть твой рот?
Я покачал головой.
‑ Классификация всегда показывает истину, в конце концов, ‑ сказал один из них остальным. ‑ Предполагалось, что с ним будет легко; он вел себя послушно долгие годы. Но Отклоненный всегда остается Отклоненным.
Мы почти вышли за дверь, когда Аида увидела нас.
А потом мы шли вдоль темных улиц в сопровождении кричащей Аиды и Патрика, который что‑то говорил, тихо, спокойно, но настойчиво.
Нет. Я не хочу думать об Аиде и Патрике и о том, что было потом. Я люблю их больше всего в этом мире, за исключением Кассии, и, если я когда‑нибудь найду ее, мы вместе отыщем и их тоже. Но думать о них постоянно я не могу ‑ эти родители дали мне приют и не получили взамен ничего, кроме еще больших потерь. Было очень мужественно с их стороны полюбить снова. Это заставляло меня думать, что я тоже мог бы полюбить.
Кровь на губах и синяки ‑ скоро их все увидят. Голова опущена, руки скованны за спиной.
А потом.
Мое имя.
Она выкрикивала мое имя у всех на виду. Она не волновалась, что кто‑то узнает о ее любви ко мне. Я тоже позвал ее по имени. Я смотрел на ее взъерошенные волосы, ее босые ступни, ее глаза, глядящие только на меня, а потом она указала на небо.
Я знаю, ты имела в виду, что всегда будешь помнить меня, Кассия, но я боюсь, что вдруг забудешь.
Мы расчищаем место для ночлега от мелких камней и травы. Некоторые из камней оказываются кремнем, вероятно фермеры припрятали их здесь, чтобы разжигать огонь. Я нахожу еще и кусок песчаника, почти идеально круглой формы, и тотчас вспоминаю о своем компасе.
‑ Ты думаешь, какие‑то фермеры разбили здесь лагерь, когда покидали Каньон? ‑ спрашивает Элай.
‑ Я не знаю, ‑ отвечаю я. ‑ Возможно. Это убежище выглядит так, будто сюда часто наведываются.
На полу видны следы обугленных кругов от старых кострищ, полустертые отпечатки ботинок и, тут и там, кости приготовленных и съеденных животных.
Элай быстро проваливается в сон, как и всегда. Он свернулся калачиком прямо под ногами высеченной фигуры, чьи руки высоко подняты.
‑ Итак, что ты взял с собой? ‑ спрашиваю я Вика, вытаскивая рюкзак, в котором спрятал предметы из пещеры‑библиотеки. Спеша покинуть местечко, мы хватали книги и бумаги, не имея особых шансов разглядеть их как следует.
Вик начинает смеяться.
‑ Что такое?
‑ Я надеюсь, ты выбирал лучше, чем я, ‑ говорит он, показывая свою добычу. Он второпях захватил лишь стопку простых маленьких коричневых брошюр. ‑ Они были похожи на те, что я однажды видел в Тане. Кажется, это те же самые книжки.
‑ Что же это? ‑ спрашиваю я.
‑ Нечто вроде истории, ‑ отвечает он.
‑ Тогда они еще могут оказаться ценными, ‑ говорю я. ‑ А если нет, я дам тебе что‑нибудь из своей добычи, ‑ у меня она получше. Я прихватил немного поэзии и две книги, полные историй, не включенных в список Ста. Я бросаю взгляд на рюкзак Элая. ‑ Нужно спросить у Элая, когда проснется, что он взял с собой.
Вик листает страницы. ‑ Подожди. Вот это интересно. ‑ Он передает мне одну брошюру, открытую на первой странице.
Бумага мягкая, дешевая, массового производства, сделанная где‑то на окраинах Общества на старом оборудовании, вероятно, украденная с участка реставрационной библиотеки. Я открываю брошюру и читаю при свете фонарика:
ВОССТАНИЕ: Краткая история нашего противостояния Обществу.
Восстание началось во времена Комитетов Ста.
В год перед началом отбора Ста лучших, показатель Ликвидации Рака сохранялся в пределах 85,1 процента. Это был первый случай неспособности улучшить показатели, с тех пор как начала функционировать комиссия по Ликвидации Рака. Общество отнеслось к этому со всей серьезностью. Хотя они знали, что полное улучшение невозможно во всех областях страны, но все же решили, что приблизиться к показателю в 100 процентов в некоторых районах – крайне важно.