Его родители заболели? И умерли? Такого не должно было произойти ‑ и не происходило, как мне известно – с людьми в возрасте родителей Элая, даже, если они были Отклоненными. Такая ранняясмерть не случалась, если ты не жил в Отдаленных провинциях. Тем более не случалась в Центре. Я сделал вывод, что они могли умереть, как, видимо, подразумевал Элай, в какой‑нибудь деревне.
Но Вик не выказывает удивление. Я не знаю, потому ли, что тем самым помогает Элаю, или потому, что и раньше слышал про такие вещи.
‑ Элай, мне очень жаль, ‑ говорю я. Оказывается, мне повезло. Если бы сын Патрика и Аиды не умер, и Патрик не был так настойчив, меня бы никогда не отправили в Орию. Сейчас я мог бы уже быть мертв.
‑ Мне тоже жаль, ‑ повторяет Вик.
Элай молчит в ответ. Он стремится подвинуться ближе к огню и прикрывает глаза, как будто разговор утомил его. ‑ Я больше не хочу говорить об этом, ‑ тихо произносит он. ‑ Я просто хотел рассказать вам об этом.
Немного помолчав, я меняю тему. ‑ Элай, ‑ спрашиваю я. ‑ что ты захватил из фермерской пещеры?
Элай открывает глаза и подтягивает к себе рюкзак, таща его по земле. ‑ Они тяжелые, поэтому я не стал брать много, ‑ говорит он. – Всего две. Но взгляните. Это книги, со словами икартинками. – Он открывает одну, показывая нам. Рисунок огромного крылатого создания с разноцветной спиной, которое извивается в небе над большим каменным домом.
‑ Кажется, отец рассказывал мне об одной из таких книг, ‑ говорю я. ‑ Это истории для детей. Они могли разглядывать картинки, пока родители читали им слова. А когда дети подрастали, то могли читать себе самостоятельно.
‑ Этикниги, наверное, были очень ценными, ‑ предполагает Вик.
То, что выбор Элая будет трудно обменять, я это отлично представляю. Истории можно будет скопировать, но не картинки. Но, в тот момент, когда он хватал их, Элай и не думал о торговле.
Мы сидим возле тлеющих углей и читаем истории из‑за плеча Элая. Попадаются слова, значение которых мы не знаем, но представляем общий смысл, глядя на картинки.
Элай зевает и закрывает книги. ‑ Завтра можем еще поглядеть на них, ‑ объявляет он решительно, и я усмехаюсь себе под нос, когда он упаковывает их в рюкзак. Как будто говорит нам, я взял эти книги, и вы сможете глядеть их на моих условиях.
Я поднимаю палку и начинаю писать на земле имя Кассии. Дыхание Элая замедляется, по мере того, как он засыпает.
‑ Я тоже кое‑кого любил, ‑ говорит Вик несколько минут спустя. ‑ В Камасе. – Он прочищает горло.
История Вика. Никогда бы не подумал, что он расскажет ее. Но что‑то такое витает в воздухе этой ночью, что заставляет нас говорить. Я выжидаю мгновение, чтобы быть уверенным, что задам правильный вопрос. Угли ярко вспыхивают и затухают. ‑ Как ее звали? ‑ спрашиваю я.
Пауза. ‑ Лэни, ‑ отвечает Вик. ‑ Она работала на той базе, где мы жили. И она рассказала мне о Лоцмане. – Он снова откашливается. ‑ Конечно же, я слышал о нем и раньше. Даже на базе люди задавались вопросом, мог ли один из офицеров быть Лоцманом? Но у Лэни и ее семьи был другой случай. Когда они говорили о Лоцмане, это значило для них гораздо больше.
Он кидает взгляд на то место, где я снова и снова писал имя Кассии на земле. ‑ Хотел бы я уметь делать это, ‑ говорит он. ‑ В Камасе у нас не было ничего, кроме скрайбов и портов.
‑ Я могу научить тебя писать.
‑ Научи, ‑ просит он. ‑ Вот на этом. – Он придвигает ко мне кусочек древесины. Тополь, возможно, из тех посадок, где мы ловили рыбу. Я начинаю царапать на нем своим острым куском камня, не глядя на Вика. Рядом с нами спит Элай.
‑ Она тоже увлекалась рыбной ловлей, ‑ рассказывает Вик. ‑ Я встретился с ней у ручья. Она... ‑ Вик умолкает на минуту. ‑ Отец сильно разозлился, когда узнал об этом. Я и раньше видел, как он приходит в ярость. Зная, что могло случиться, я все равно поступил по‑своему.
‑ Люди влюбляются, ‑ говорю я хрипло. ‑ Такое бывает.
‑ Но не Аномалия и Гражданин, ‑ отвечает Вик. ‑ И большинство людей не отмечают свою помолвку.
У меня перехватывает дыхание. У нее был статус Аномалия ? И они праздновали помолвку?
‑ Это не одобрялось Обществом, ‑ продолжает он. – Но, когда пришло время, я отказался быть среди Обрученных. И спросил у ее родителей, могу ли я заключить помолвку с ней. Они дали согласие. У Аномалий существует свой обряд. И никто не знает о нем, кроме них самих.
‑ Я не знал об этом, ‑ произношу я, сильнее врезаясь агатом в дерево. Я не был уверен в том, что Аномалии, кроме тех, что в Каньоне, совсем недавно жили так близко к Обществу. В Ории не видели и не слышали ни об одном из них долгие годы, за исключением того, который убил моего кузена, первого сына Маркхемов.
‑ Я задал вопрос ее родителям в тот день, когда увидел радужную форель, ‑ говорит Вик. – Я выловил ее из реки и увидел разноцветную радугу, сверкающую на солнце. Как только я разглядел, что это за рыба, тут же выпустил ее обратно. А когда рассказал об этом ее родителям, они посчитали это хорошим предзнаменованием. Знаком. Ты знаешь, что это значит?
Я киваю. Мой отец иногда говорил о знаках.
‑ Я до этого ни одной не видел, ‑ говорит Вик. – Радужной форели, в смысле. И, в конце концов, оказалось, что это вовсе не было хорошим предзнаменованием. – Он глубоко вздыхает. – Всего две недели спустя, я услышал, что к нам наведывались чиновники. Я отправился ее искать, но она исчезла. И ее семья тоже.
Вик тянется за кусочком тополя. Я отдаю его, хотя и не закончил. Он вертит кусочек и изучает, как сейчас выглядит ее имя – ЛЭН – почти все линии прямые. Как зазубрины на ботинках. Внезапно я осознаю, что за отметки он делал все это время. Не дни, которые он прожил в Отдаленных провинциях, а время, прожитое без нее.
‑ Общество обнаружило меня до того, как я попал домой, ‑ рассказывает Вик. ‑ Прямо оттуда они увезли меня в Отдаленные провинции. ‑ Он возвращает мне изрезанную древесину, и я снова принимаюсь за работу. Блики огня играют на агате, как, наверно, играло и солнце на чешуе форели, когда Вик выловил ее из воды.
‑ Что с твоей семьей? ‑ спросил я Вика.
‑ Надеюсь, ничего, ‑ отвечает он. ‑ Меня Общество реклассифицировало автоматически, конечно же. Но я не был чьим‑то отцом. С моей семьей все должно быть хорошо. ‑ В его голосе слышится нерешительность.
‑ Уверен, что так оно и есть, ‑ поддерживаю я его.
Вик смотрит на меня. ‑ Серьезно?
‑ Если Общество избавляется от Отклоненных и Аномалий, это одно. А если хочет избавиться от того, кто был связан с ними, тогда остальных родных не трогает. – Именно на это я надеюсь ‑ в таком случае с Патриком и Аидой тоже все будет в порядке.
Вик кивает, переводя дыхание. ‑ Знаешь, что я подумал?
‑ Что? ‑ спрашиваю я.
‑ Ты будешь смеяться, ‑ отвечает Вик. ‑ Но, когда ты рассказывал тот стих в первый раз, я даже не задавался вопросом, являешься ли ты членом Восстания. И также я надеялся, что ты пришел, чтобы вытащить меня оттуда. Мой личный Лоцман.
‑ Почему ты так думал? ‑ интересуюсь я.
‑ У моего отца было высокое звание в Армии, ‑ поясняет Вик. ‑ Оченьвысокое. Я думал, что он непременно направит кого‑нибудь, чтобы спасти меня. И я подумал, что это был ты.
‑ Прости, что не оправдал твоих ожиданий, ‑ говорю я. Мой голос звучит холодно.
‑ Ты оправдал, ‑ отвечает Вик. ‑ Ты же вытащил нас отсюда, не так ли?
Не смотря ни на что, я чувствую легкое удовлетворение, когда Вик говорит это. Я улыбаюсь в темноте.
‑ Как ты думаешь, что с ней случилось? ‑ спрашиваю я через некоторое время.
‑ Мне кажется, что ее семья сбежала, ‑ отвечает Вик. – Аномалии и Отклоненные часто исчезали в наших местах, но не думаю, что это Общество забирало их всех. Возможно, ее семья ушла, чтобы попытаться найти Лоцмана.