* * *
Благодаря удачной розе ветров Катаклизм относительно мало затронул Симферополь – единственный из уцелевших городов центрального Крыма. После перевала все вокруг казалось непривычно плоским. Зелень брошеных и жилых деревень, синее небо отражается в озерах, выгоревшие поля…
Один чихал и мотал головой – ему не нравились запахи. Олеся сначала сидела за спиной у Пошты, потом попросила:
– Давай пешком.
Ничего не оставалось, как слезть и зашагать рядом, держась за стремя.
Они подходили к городу с северо-запада, и вдоль шоссе километров за пять до границы стали попадаться постоялые дворы, ресторации, пестрели лотки уличных торговцев, а на дороге стало людно: в Симферополь стекались люди со всего острова, чтобы зажить спокойной, почти докатаклизменной жизнью. На Одина оборачивались, сторонились. Мимо протрюхала телега, ее тащил пожилой мерин, облезлый и одышливый, в противогазе и попоне, видимо, химзащиты. Противогаз был старый, еще советский. Глаза мерина закрывали окуляры, похожие на очки ныряльщика. В телеге дремал, покачиваясь, фермер в костюме химзащиты. Груз был закрыт брезентом.
– Смотри, смотри! – Олеся ухватила Пошту за руку и дернула к обочине.
Что она там углядела?
В тени абрикосов расположился импровизированный рынок. На криво сколоченном столе в корзинах грудой были навалены… Пошта глазам своим не поверил. Овощи. Фрукты. Зелень. Обалдеть можно, копать-колотить! Это же все насквозь зараженное! Ладно листоноше, но обычному человеку это есть нельзя от слова "совсем". Продавец сидел рядом на корточках – типичный крымопитек по личной классификации Пошты. Сутулый, рахитичный, ручки-ножки тонкие, зубы редкие, лысый, голова – в язвочках, глаза слезятся. Извилина одна, и та пониже спины. Словарный запас соответствующий. В общем, аборигенная фауна. Не то, чтобы мутант, – они и до Катаклизма такими были.
Толстая молодуха, тряся грудями, перебирала картошку.
– Вялая она шой-то.
– Новый урожай! – оскорбился крымопитек. Он шепелявил.
– Не, вялая.
– Крепкая!
Молодуха, кокетливо наклонив голову, произнесла:
– Это, может, шо другое у тебя крепкое, а картопля – вялая!
– А ну пойдем, покажу! – крымопитек аж вскочил.
– Почем буряк? – вклинился подошедший дедок. Типичный такой дедок в мягкой хлопковой кепке, вылиневшей, со сломанным козырьком.
– Буряк-то? А недорого буряк. Купон – штука, три штуки – два купона. Недорого. Бери, дед.
Пошта ушам своим не поверил. Эти люди в самом деле собираются покупать картошку и свеклу?
– Давай яблок купим, – попросила Олеся.
Яблоки продавал тот же крымопитек. Были они зеленые, мелкие, в коричневое пятнышко.
– Лошадку угостим.
Одина, значит, собралась угощать радиоактивными яблочками.
– Ну По-ошта, ну пожалуйста!
– Ты с ума сошла, копать-колотить?! Это же зараженные фрукты!
Продавец услышал, напрягся, выпятил цыплячью грудь:
– А сам ты зараженный, мутант! Чистые! Хошь, дозиметром потыкай!
– А сам ничем не потыкаешь? – молодуха все не оставляла, видимо, надежды порезвиться.
Поште стало глубоко противно. Спасаешь людей, спасаешь. Несешь им свет цивилизации и культуры. А им это нафиг не нужно, вообще не уперлось. Им хочется жрать и сношаться. Что еда – отрава, и в долгосрочной перспективе этот вот буряк деда убьет, они не думают. Для них вообще горизонт событий ограничен несколькими днями, а чаще – ближайшим вечером, когда можно будет "гульнуть", выпить самогонки, поорать песни. Что от любви бывают дети, они тоже не думают, размножаются, если так случилось, с вялым любопытством – тем же, с которым живут. И дети им не нужны, и до болезней детей дела нет, и до того, что выживает хорошо если один младенец на сотню – тем более. Даже не животные. У животных хоть инстинкт самосохранения наличествует. Хуже любого зверя. И опаснее.
– Пойдем отсюда, – сказал Пошта Олесе. – В городе поедим. Этих, видишь, даже за границу Симфера не пустили.
Олесе ничего не оставалось, как послушаться.
Симферополь охраняли отряды милиции и добровольной народной дружины. Вооруженных стражей правопорядка на улицах было больше, чем мирных граждан, но это никого не напрягало – такова цена спокойствия.
Листоношу со спутницей пропустили легко, без досмотра – кони листонош были своеобразной визитной карточки, а самому клану доверяли во всех цивилизованных местах. Про Олесю даже спрашивать не стали.
Пошта уже бывал здесь, поэтому ориентировался в переплетении улиц. Людей и правда было предостаточно, хотя старые кварталы сохранились плохо – дома покосились, в некоторых выпали окна, скверы и бульвары были загажены, а большинство деревьев пустили на отопление. И все равно создавалось впечатление кипящей жизни.
Средоточием жизни, как в старые времена, оставался вокзал. Туда Пошта и направился.
Уже на бульваре Ленина Пошту оглушило и завертело.
– Рикша! Кому рикшу! Куда едем, по городу, гостиницы, рестораны?
– Молодые люди, такси берем, такси по всему Крыму, недорого, добрые кони!
– Отправляется дилижанс на Керчь! Через пять минут отправляемся!
– Номера на час, номера на ночь, недорого!
– Частная гостиница, есть своя конюшня!
– Сдам квартиру, квартира в центре, недорого, на длительный срок!
– Куда едем? Ехать никуда не нужно?
И ведь видят, что у Пошты есть Один, но все равно предлагают услуги рикш, извозчиков. И не отстают. Наверное, думают, что у листоноши куча денег.
– Только сегодня! Боевые тараканы Маврикия! Спешите видеть!
– Слоечки, девочки, мальчики. Слоечки, девочки, мальчики!
Приезжие, растерянные, сбивались в кучи и продирались через толпы торговцев.
– Отдохнуть не желаете? Татарочки, казашки, хохлушки, жидовочки! Для девушки – страстные мулаты! Коню – лучшие кобылы!
– Мы зачем сюда пришли?! – в отчаянии крикнула Олеся на ухо Поште.
Она уцепилась за его руку и шарахалась от продавцов, как от зараженных. Знаменитая белая "башня с часами" – символ симферопольского железнодорожного вокзала – смотрела на людей сверху вниз. Ей-то что, башне. Она привычная. Она толпы отдыхаек видела в сезон…
– Гостиницу ищем!
– Мог бы меня спросить! Я здесь все знаю! Поворачивай, пойдем в "Украину".
Пошта хлопнул себя по лбу. Копать-колотить! Мог бы сообразить, что дочка есаула бывает в столице и все тут знает.
Они выбрались из толчеи.
Гостиница "Украина" была когда-то самым фешенебельным и пафосным постоялым двором Симферополя. Теперь она, конечно, поизносилась, но сохранила часть былого величия. Бежевая штукатурка облупилась, лепнина местами осыпалась, а деревянные двери заменили бронированными. Зато окна были целы, пусть и закрыты ставнями – здесь заботились о клиентах. У входа скучал швейцар в ливрее с золотыми галунами и в противогазе. Завидев листоношу, он активизировался, щелкнул каблуками, ухватил фыркнувшего Одина за узду.
– Номер желаете? Есть свободный "люкс", есть "стандарт" и "эконом". Охраняемая конюшня и корм для лошади – бесплатно.
– Это – конь.
– Значит, корм для коня бесплатно! Так желаете номер?
– Желаем.
Пошта прикинул, сколько у него денег. Негусто. Правда, есаул отвалит за дочку вознаграждение… но и так на сутки-другие хватит даже по завышенным ценам. Должно хватить.
– Сколько у вас номера стоят?
– Люкс – пятьсот купонов за сутки, стандарт – триста, эконом – сто купонов.
– В экономе сколько мест?
– Пошта-а! – возмутилась Олеся.
Ну да, конечно, она-то рассчитывала, небось, что ей отдельный "люкс" снимут. Ничего, перебьется. Вместе безопасней.
– Есть двухместные, удобства в номере, рум-сервис – уборка раз в неделю. Питание отдельно.
– Коню тоже?
– Коню – бесплатно.
Швейцар распахнул двери, и Пошта с надувшейся и крайне недовольной Олесей через обязательный тамбур с обработкой от радиации прошли в холл. Здесь тоже сохранились остатки былой роскоши. Мраморную плитку пола покрывали истертые ковры, вдоль стен стояли кресла на гнутых ножках, стены были забраны изумрудно-зелеными панелями, а на второй этаж вела шикарная лестница с позолоченными перилами. За конторкой красного дерева сидела аккуратно накрашенная девица в белой блузке. По углам бдила охрана. Пошта глубоко вдохнул чистый кондиционированный воздух с привкусом цветов. Интересно, много здесь постояльцев?
– Номер желаете?
– Эконом двухместный, пожалуйста, – Пошта полез в карман за деньгами.
– Может быть, стандарт?
– Нет-нет, спасибо.
– У нас гибкая система скидок, – улыбнулась девица, – мы уважаем Клан листонош, поэтому я могу предложить вам стандарт всего за двести купонов в сутки!
Ясно-понятно, у них камеры видеонаблюдения у входа. Коня увидели и смекнули, кто такой Пошта.
Олеся выразительно вздохнула. Нет уж, девица-красавица, не дождешься ты люкса… но вот не взять стандарт на таких условиях – показать себя скрягой.
– Давайте стандарт на двое суток.
– С удовольствием! Позвольте от лица администрации выразить вам благодарность за то, что пользуетесь нашей гостиницей. Воспользуйтесь нашими сервисами: настоящей финской сауной и рестораном, где вы можете отведать гарантированно свежие и безопасные блюда с пятидесятипроцентной скидкой для посетителей и пятнадцатипроцентной – лично для вас. Ваш номер сорок второй, четвертый этаж. Сейчас вас проводят.
Откуда-то появился очередной швейцар: галуны, улыбка, ливрея, бакенбарды. Спрашивать здесь о Зубочистке бесполезно: вряд ли вор остановился в таком респектабельном заведении.
Лифт работал – с электричеством все было в порядке. Наверное, генераторы у гостиницы свои.
"Стандарт" оказался небольшим уютным однокомнатным номером. Кроватей было две, у каждой – по тумбочке. Возле стены стоял письменный стол с кувшином воды. Из крохотной прихожей можно было попасть в чистый санузел с душевой кабиной.
– Ладно, – нахмурилась Олеся. – А ты где будешь жить?
– Здесь.
– Вот еще! Между прочим, я – девушка честная.
– А никто на твою честь и не покушается. Я тебя охранять буду.
Кажется, она обиделась. Девушки – странные создания, сами же говорят: "только не приставай!" и сами же обижаются, когда не пристают. Но клеиться к дочке есаула Пошта не хотел, ему была дорога жизнь и не менее дороги яйца, которые есаул, пожалуй, за растление дочурки мог и оторвать.
– Значит так, краса-девица. Я сейчас пойду в город, у меня тут дело имеется. Заодно узнаю, нет ли в Симфере людей твоего отца. А ты сиди здесь. Можешь сходить в ресторан, но из гостиницы – ни ногой, уяснила?
– Поняла, не дура. Отмоюсь, поем и буду спать. А ты надолго?
– Как получится.
Перед уходом Пошта не удержался от соблазна и принял горячий душ – впервые с момента отъезда из резиденции листонош. Все-таки в городе, не по горам лазает. Надо хотя бы чистым быть. Теплая вода смыла усталость и прояснила голову. Пошта понял, где может узнать про Зубочистку.
* * *
Приличные девушки вроде Олеси в таких районах не бывали. Собственно, здесь вообще нормальным людям делать было нечего: ни торговых лавок, ни приличных харчевен, ни уютных двориков. А про канализацию здесь, похоже, и не слышали, просто выплескивали помои прямо на улицу.
Панельные дома слепо пялились на Пошту темными окнами, щерились осколками стекол. Ни электричества, ни противорадиационных жалюзи. Но здесь жили. Плохо, бедно, тупо – жизнь копошилась около "генеделиков" – дешевых забегаловок; на балконах сушили белье, и сидели на скамейках у подъездов, точно недружелюбные мойры, старухи в черном.
Трущобы всегда были трущобами и всегда ими останутся.
Пошта поежился. Один был на конюшне, и листоноша, несмотря на оружие, чувствовал себя беззащитным. Но появляться в подобном районе на боевом коне – сразу выдать в себе чужака. А чужаков крымопитеки, как известно, не любят. Их нежные чувства Поште в общем и целом были глубоко фиолетовы, но он рассчитывал раздобыть информацию.
Генделик назывался "Мрiя" – мечта, значит. Что "Мечта", что "Мираж", что какая-нибудь "Надежда" – заведение заведомо низкосортное. Ладно, мы сюда не есть пришли.
Располагалась наливайка на первом этаже панельного дома, Пошта толкнул дверь и вошел. Тамбура с обработкой от радиации не было. Живи быстро, умри молодым, блин. От лучевой болезни умри, если тебя раньше не прирежут. Впрочем, то, что было быстрым и гарантированным самоубийством на побережье, здесь все-таки оставляло неосторожному аборигену шанс – фон был хоть и повышенным, но все-таки не убивал сразу.
– День добрый, – обратился Пошта сразу ко всем посетителям, распивавшим в полутьме за шаткими пластиковыми столиками.
За стойкой, подперев унизанной кольцами рукой двойной подбородок, наблюдала за залом дородная блондинка с коровьими очами. Пошта подошел к ней, взгромоздился на высокий табурет и заказал пиво. В отличие от остальных, он мог здесь столоваться без особого вреда. Ну, разве что, пропоносит.
Девица хмыкнула, нацедила пенного напитка в не очень чистый стакан. Стоило это купон, но Пошта положил на стойку десятку.
– Сдачи не надо.
Девица снова хмыкнула, смерила его презрительным взглядом.
– Мент?
– Не. Листоноша.
– Хто?
– Листоноша. Не важно. Не мент. Не казак. Сам по себе.
– Ну и шо?
Пошта доверительно перегнулся через стойку. Воняло кислятиной и гнилыми тряпками, с кухни тянуло подгоревшим жиром. Блондинка тоже перегнулась через стойку, ее огромные груди оказались у Пошты прямо под носом.
– Зубочистку знаешь?
– Кого?
Копать-колотить! Местной фауне требовалось задавать конкретные вопросы. Но уж куда конкретней-то?
– Зубочистку, – по слогам повторил Пошта. – Из Севаста.
– Не. Не знаю. А шо?
– А кто может знать? Он такой… ушлый парниша.
– И шо?
Пошта чуть не взвыл. Копать-колотить!
– Кто тут всех знает?
Блондинка сделала задумчивое жующее движение. Пошта добавил еще десятку.
– Кир всех знает. Кирюха! Подь сюды! До тебе пришли!
Из-за дальнего столика поднялся Кир – здоровенный мужик с копной спутанных черных волос, черной же длинной бородой и пронзительно-синими глазами на багровом лице пьяницы. Он вразвалку приблизился к Поште.
– Ну шо?
Да они сговорились, что ли?! Пошта набрал в грудь побольше воздуха и объяснил:
– Я – листоноша, – Кир кивнул. – Ищу Зубочистку. – Снова кивнул. – Кента из Севаста. – Кивок. – Он меня ограбил. Нигде не загонит, а мне вернуть надо.
– Зачем?
– Надо. Памятная штука. Единственное, что осталось от друга.
Кир кивнул и отправил кончик бороды в рот. Задумчиво пожевал.
– Скока за информацию?
– Полтинник.
– Мало.
– Сотня.
– Две.
Поште ничего не оставалось, как согласиться.
– Значит, Зубочистка из Севаста? Узнаю. Ты тут посиди, через час вернусь.
Он развернулся, вернулся к столику, допил пиво, поручкался с корешами и вышел вон. Пошта остался – цедить выдохшуюся бурду, которую здесь выдавали за продукт натурального брожения, пялиться на барменшу и слушать гогот, мат, попытки пьяного хорового пения.
Час тянулся невообразимо долго.
К Поште не приставали – наверное, потому, что видели, как он говорил с Киром.
Наконец, абориген вернулся. Он был еще пьянее, чем до того, и потому держался подчеркнуто прямо, а говорил медленно:
– Нет его тут. И не видел никто. И не знает. Нет в Симфере Зубочистки. И казаков нет.
– А при чем тут казаки?
Кир расплылся в улыбке, как бы говоря: дружок, ты же мне денег дал. А я – пацан честный. Я тебе хоть какую-то информацию, но обязан поставить.
– А есаул долбанулся. Тапилин. У него доньку увели. Он сюда. Искать. С казаками. Чудили, громили. В обшем, доньки ейной, Олеси, тоже нет. Но управители обидемшись. И есаула прогнамши. И всех казаков. Говорят: чтобы ни ногой. А оне и ушли. А чего? Доньки-то нет.
Пошта глубоко вздохнул.
Ну что за день такой, копать-колотить? Бывает же так: ни одной хорошей новости, зато плохих – навалом. Зубочистки в Симферополе нет. Казаков – тоже нет. Значит, придется тащить Олесю до дома, до хаты. Пошта сдержанно поблагодарил Кира и отправился в отель.
Переночевать в нормальных условиях, закупиться провизией и прочим, а назавтра – в путь.