-Я и в самом деле признаю, что ты умна, - сказал он миролюбиво. - Сегодня ты произвела на всех впечатление. Только знаешь, мне показалось, что ты сразу отнеслась к рассказу слуги без особого доверия. Тебе известно что-то ещё…
-Если ты такой внимательный, признайся, что Грателло не похож на человека, которому можно доверять.
-Это верно. - Киммериец присел на край кровати и стянул с себя через голову тунику и рубаху из грубого полотна. Женщина с удовольствием рассматривала его тело, отражённое зеркалом.
-Я насторожился, - продолжал он, - когда слуга описывал происходящее в зале, после того, как погасли свечи. Может, он видит в темноте? Тогда у него опасное преимущество перед многими из нас.
-Меня больше занимает другое, - голос Альвенель прозвучал неожиданно зло, - что он делал, когда латник-великан и его слуги угрожали графу? Почему он ничего не предпринял? Из его повествования не следует, что к его горлу был приставлен меч. Ему ничто не угрожало.
-Он попросту трус, - с презрением сказал варвар.
-Если бы он был только трусом… - Женщина отвернулась, и Конан заметил слезы у неё на глазах.
-Брось, - проговорил киммериец. - Тебе ничего не угрожает, я же с тобой. Иди ко мне. Я знаю хороший способ отдохнуть.
Альвенель поднялась со стула, подошла к нему и положила руки на плечи варвара. От запаха её тела у Конана закружилась голова. Он крепко обнял Альвенель и уже собирался повалить её на кровать рядом с собой, как она вдруг напряглась, вскрикнула и попыталась вырваться.
-Да что с тобой? - воскликнул Конан, но осёкся.
Лицо женщины было искажено брезгливостью и страхом.
-Посмотри, что у тебя за спиной, - сказала она. - Только осторожно.
Оборачиваться варвар не стал - он бросил взгляд на зеркало, в котором отражалась вся кровать целиком.
-Лучше спать с равнодушной женщиной, чем с таким отродьем, - усмехнулся киммериец. Сзади и левее его, на подушке, покачиваясь на лапах, стоял огромный скорпион, ярко-красный, с чёрным хвостом.
-Знаешь, откуда эта тварь? - спросил Конан, не двигаясь с места.
Альвенель посмотрела на него расширенными глазами и отрицательно мотнула головой.
-Из Стигии, - сказал он. - Его яд убивает мгновенно. Скорость и быстрота реакции намного больше человеческой. Он опаснее самой опасной змеи. Осторожно вынь из ножен мой меч и протяни его мне рукояткой вперёд. Медленно…
Пока Альвенель выполняла приказ, Конан наблюдал за скорпионом в зеркало. Тот заподозрил угрозу, хвост его задрожал, а на загнутом, остром жале показалась капелька яда.
Не вытягивая руки, варвар раскрыл ладонь, и когда рукоять меча оказалась в ней, плавно сжал пальцы.
-У меня есть только жалкая доля мгновения, - сказал он. - До чего приятное ощущение. Только доля мгновения между жизнью и смертью…
Испугавшись ещё больше, Альвенель заглянула в его синие глаза - в них проснулось какое-то удивительное веселье, словно не было для этого человека ничего приятнее, чем находиться на краю гибели.
Потом ослепительной молнией сверкнул в воздухе клинок, и целое облако перьев взметнулось кверху.
Тьянь-по пожелал Гаспару хорошо выспаться и юрко шмыгнул в свою комнату. Гаспар представил с тоской, как будет сейчас ворочаться на холодной кровати и думать над своим печальным положением, и его передёрнуло.
Проклятый кхитаец! У всех узкоглазых, вследствие вырождения их расы, нервы устроены таким образом, что узкоглазые не испытывают никаких волнений. Они слишком примитивны для этого.
Подозрительный и недоверчивый, учёный ещё вчера вытребовал у мажордома ключи от своей комнаты. Красть у него было решительно нечего, но осторожность никогда не помешает! К тому же, в дорожной сумке лежит толстый свиток пергамента - черновик трактата о слабоумии среди зембабвийских негров. А в черновике много помарок и исправлений, а также ошибок, ещё не замеченных автором, и потому неисправленных. Если проклятый кхитаец засунет в рукопись свой нос, у него будет возможность посмеяться над Гаспаром, а этого представитель передовой расы никак не может допустить.
Ключ, как это свойственно всем ключам вообще, провалился на самое дно кармана, и учёный извлёк его не без труда. Потом выяснилось, что он забыл, как надлежит вставлять его в скважину. Бороздкой влево? Или вправо? Гаспар положился на удачу и прогадал - ключ застрял и теперь не желал вылезать обратно.
Пока учёный боролся с замком, на него накатил страх. С ним такое бывало в детстве в похожей ситуации. Ему казалось, что за ним гонится людоед, он приближается, он все ближе и ближе, а дверь все не открывается, и счёт уже ведётся даже не на мгновения, а ещё меньше… Гаспар застонал от ужаса и весь вспотел.
-Как глупо, - сказал он себе. - Надо взять себя в руки.
Он отпустил ключ, торчащий из скважины, прижался спиной к стене, глубоко вздохнул и сосчитал до двадцати пяти. Стало полегче. Тогда он снова повернулся и едва не потерял сознание, даже не успев испугаться. Его напряжённые нервы сократились сами по себе, и солидный учёный подпрыгнул от неожиданности, увидев перед собой бледное, перекошенное лицо.
-Господин учёный? - произнёс шут (а это был он). - Вам до сих пор не спится?
-Ты чуть не убил меня, - шёпотом сказала Гаспар. - Бродишь тут, точно привидение…
-Забавно, правда? - спросил Баркатрас. - Но ваша учёность так говорит, потому что никогда не видел настоящего привидения. Так вот, я на него совершенно не похож.
-А почему твои колокольчики не звенели?
-Потому что я не прокажённый и не обязан предупреждать о своём появлении, - парировал шут. - Я залепил их язычки воском. У меня дело лично к вам, и мне не хотелось, чтобы о нём знали посторонние.
-Какое ещё дело? - грубо осведомился успокоившийся Гаспар.
-Я подумал, что если мы с вами разыграем вашего учёного коллегу, вам будет приятно.
-Глупости! - Гаспар начинал закипать. - Что значит - разыграть?
-Выставить дураком.
-До того ли мне, шут! - в сердцах сказал учёный. - Оставь меня в покое. Тут и без тебя хватает чепухи!
-Как скажете. - Баркатрас поклонился и исчез в темноте.
-Это неслыханно! - пробормотал Гаспар и снова взялся за ключ. На сей раз он поддался. Учёный перевернул его и снова вложил в скважину. Замок со скрипом открылся. Гаспар толкнул дверь и вошёл.
В его руке горела всего одна свеча, но на прикроватном столике, в золочёном подсвечнике, их было целых три. Он торопливо зажёг их все, одну за другой, а ту, что принёс с собой, прилепил прямо к полированной столешнице. Бороться за наследство он не будет, значит, мебель перейдёт к другому, стало быть, нечего её жалеть.
Зола в камине еле теплилась, но учёный все равно развесил перед ним свой сырой плащ и стал снимать мантию.