Когда он провел ее в комнату, здесь еще стоял свежий запах краски, а на столе были разбросаны копии каких‑то текстов. Похоже, это киносценарий!
Видно, этот человек имеет отношение к киностудии Тэйто. Зарабатывает на жизнь, делая им копии сценариев.
В тот самый момент, когда Дзюнко это сообразила, прозвучал сухой вопрос:
– У вас ко мне какое‑то дело?
– У меня… Ну да…
Дзюнко опять была застигнута врасплох. От смущения у нее перехватило голос:
– Я… Я просто не знаю, как поступить, – быстро добавила она, справившись с растерянностью.
Нэдзу, не произнося ни слова, поглядывал то на Дзюнко, то за окно. Другой бы тут же принялся выяснять, что случилось, а этот не спрашивает. О нем и слава такая – молчун, лишний раз рта не откроет.
Нетерпеливой Дзюнко пришлось продолжить самой:
– Вы, наверное, и сами обратили внимание на вон того мужчину на крыше в японских штанах? Он там вместе с полицейскими.
Вместо ответа Нэдзу утвердительно кивнул.
– Вы знаете, кто это?
Вместо ответа Нэдзу отрицательно качнул головой.
Как уже упоминалось, отличительная черта этого человека – безразличная отстраненность. Лицо красивое, словно высеченное, но глубокие морщины на лбу все равно бросаются в глаза. Ведь лет‑то ему не так уж и много. Сорок два, ну, может, сорок четыре – сорок пять. Кто‑то вроде говорил, что он бывший профессиональный военный.
– Так вот, это – довольно известная личность. Частный сыщик Киндаити Коскэ.
Впервые в лице Нэдзу что‑то, пусть даже и самую малость, изменилось. Брови немного приподнялись. Но понять, знакомо ли ему имя Киндаити Коскэ, было невозможно.
– Насколько я понимаю, это ваш знакомый?
– Да. И это я его сюда притащила. А теперь вот раскаиваюсь… – Дзюнко остановилась. Но господин Нэдзу снова погрузился в молчание, и она перешла на свою привычную скороговорку.
– Господин комендант, вы же знаете, здесь в квартале гуляют грязные письма. Ну, те самые –
– Вы имеете в виду ту историю, когда девушка по имени Киёми чуть не покончила с собой?
Эта медленно произнесенная фраза была первым проявлением хоть какой‑то активности со стороны Нэдзу. Дзюнко, словно почерпнув в ней уверенность, прямо подскочила на стуле.
– Ну да, я как раз об этом. Вы ведь тогда как поступили? Сказали, что никому про это рассказывать нельзя, чтобы у Киёми и ее дяди не вышло неприятностей, и велели мне молчать, но…
– При чем тут то письмо?
– Я про него Киндаити‑сэнсэю рассказала. Нет‑нет, подробно говорить у нас с ним времени не было, я только в двух словах… Ну, в общем, сказала, что мерзкое письмо было и что Киёми из‑за него чуть руки на себя не наложила.
Увидев упрек в глазах собеседника, Дзюнко быстро добавила:
– Да нет, я же понимаю – про такие личные тайны нельзя налево‑направо языком трепать. Но поймите, у меня просто не было выхода! Мы тоже получили анонимку – совершенно так же сделанную, и муж мой из‑за нее с позавчерашнего дня дома не появлялся.
– Вы получили такое же письмо?
Взгляд пристальный, слова чеканит медленно. Голос глухой, словно откуда‑то из самого нутра.
– Да. Про содержание позволю себе не говорить, но сделано оно абсолютно так же. Начинается «Ladies and Gentlemen»и вырезанные слова наклеены. Муж прочитал и, похоже, здорово рассердился – ушел утром и не вернулся. Я страшно обозлилась. Конечно, это наши семейные проблемы, но ведь по кварталу могут и другие подобные письма гулять, и, возможно, еще кто‑нибудь из‑за них страдает! Я со вчерашнего дня принялась искать мужа, сегодня тоже с утра пораньше все, что можно, обошла, а на Сибуя вижу – Киндаити‑сэнсэй.
Ну я и решила: попрошу его, вдруг он сумеет выяснить, кто эти письма мастерит. Вот и привела сюда.
– В каких вы с ним отношениях? Старые знакомые?
– Вы слышали, что я раньше работала девушкой в баре на Гинзе?
Нэдзу не ответил ни да, ни нет.
– Есть такой господин Тодороку, старший инспектор розыскного отдела полицейского управления, так вот они с Киндаити‑сэнсэем одно время частенько к нам в бар заглядывали. Вот и все, больше никаких отношений. Но Киндаити‑сэнсэй очень отзывчивый, а у меня ситуация – впору за соломинку хвататься. Я и решилась попросить у господина Киндаити совета. А тут… тут… это убийство…
Глаза Дзюнко превратились в две острые булавки, что, несомненно, свидетельствовало об исключительной степени ее потрясения.
– Вы думаете, между убийством и письмами есть какая‑то связь?
– Я… я подумала, что, может, автор этих писем – хозяйка «Одуванчика»?
Нэдзу, казалось, удивился:
– Почему же?
Дзюнко открыла рот, чтобы объяснить, но на кухне заорала ворона, и в тот же момент в прихожей раздались шаги.
– Джо, Джо, это я, можешь не кричать.
Милый девичий голосок. Кто‑то прошел в маленькую комнату и сразу же отправился на кухню.
– Папа, я пришла! – послышалось из‑за перегородки. Голос почему‑то напуганный.
– А, Юкико!
– Папа, это правда, что там кого‑то убили?
– Дети не должны интересоваться подобными делами. Лучше сделай нам чаю, я не один. В термосе, наверное, вода горячая.
За перегородкой зазвенела посуда.
– Славная девочка! – невольно произнесла комплимент Дзюнко, но лицо Нэдзу оставалось суровым, и он никак на него не отреагировал.
– Она в каком классе? Средняя ступень, наверное?
– Средняя. В этом году пошла.
Значит, уже послевоенное дитя. Ну хорошо, а где же тогда жена Нэдзу?
По существующему положению, в этот квартал одиноких не селили. Допускались, правда, люди помолвленные, но с предъявлением официального документа, у остальных возникали сложности. У Нэдзу дочь‑школьница, первый класс средней ступени, а вот никакой жены Дзюнко видеть не случалось.
– Извините, что заставила ждать!
Перегородка раздвинулась. За ней стояла Юкико с подносом в руках.
– Ах!
Увидев неожиданно для себя в комнате красивую женщину, Юкико на мгновение в замешательстве приостановилась. Лицо ее на глазах залилось краской, будто вся кровь прихлынула к голове. Девочка была в темно‑синей юбке и голубом свитере, на плечах две косички – вся такая свеженькая, милая.
Дзюнко поспешила извиниться перед ней за визит.
– Вы! Меня зовут Юкико. Я и не знала… – пробормотала та и по‑детски потянулась к гостье, но, заметив недовольство отца, тут же снова засмущалась.
– Папа…
– Ну?
– А что с Джо? Он какой‑то взбудораженный.
– На него бродячая собака кидалась.
– Ооой!
Юкико бросила взгляд на веранду, потом с упреком посмотрела на отца, но ничего не сказала и продолжала стоять со смущенным видом.
– Юкико, ворону зовут Джо?
– Да. Старина Черный Джо.
– А сокращенно, значит, просто Джо!
– Юкико! – вмешался в их разговор господин Нэдзу. Ему, похоже, не нравилось, что дочь так непринужденно беседует с посторонним человеком. – Сегодня вторник?
– Да.
– А по вторникам ты ходишь на занятия к учителю Мидзусиме, так?
– Ваша девочка тоже учится рисованию у господина Мидзусимы?
Мидзусима Кодзо жил на одном этаже с Дзюнко.