Холлис оставила его позади и занялась книгой, которая естественно выросла из того, что она делала (или думала, что делает) для Бигенда.
Однако же, напомнила она себе, застегивая лифчик и натягивая футболку, деньги, которые сократились почти вдвое, получены от «Синего муравья». Как ни крути. Она надела поверх футболки черный мохеровый свитерок, разгладила его на боках и подтянула рукава. Села на край кровати, завязала шнурки. Вернулась в ванную нанести макияж.
Сумочка, айфон, ключ с шелковой кистью.
Коридорами мимо одинакового архитектурного каприза в разных пейзажах. Нажать кнопку, дождаться лифта. Холлис прижалась лицом к стальной сетке, чтобы видеть, как снизу ползет кабина с невероятным электромеханическим Тесла-агрегатом на крыше – аутентичным, не дизайнерской репликой. Всякий раз Холлис не без тайного удовольствия отмечала на нем жирную бахрому пыли – такой родной в стерильной обстановке «Кабинета». И даже несколько окурков – англичане в этом смысле полные свиньи.
Вниз на лифте, на этаж над вестибюлем, где уже убрали все следы ночного гудежа. Служащие клуба, на удивление здравые среди безумия его интерьеров, деловито сновали между столиками. Холлис села у стены под инкрустированной деревянной конструкцией, которая прежде, вероятно, служила стойкой для ружей. Теперь на ней красовались бивни нарвала.
Молодая итальянка, не дожидаясь заказа, принесла ей кофе в серебряном кофейнике, кувшинчик горячего молока и «Таймс».
Холлис только налила себе вторую чашку («Таймс» она даже не развернула), когда на лестнице в другой стороне ресторана показался Губерт Бигенд в широком, песочного цвета тренчкоте.
Он безусловно принадлежал к типу мужчин, который ассоциировался у Холлис с бархатными халатами. И даже выглядел как в халате, когда шел к ней через весь зал, расстегивая на ходу пояс и разводя крымские лацканы, за которыми она увидела – первый и наверняка последний раз в жизни! – костюм цвета «Международный синий Кляйна». Почему-то при каждой новой встрече ей казалось, будто Бигенд заметно раздался вширь, ничуть при этом не располнев. Просто стал еще больше. Возможно, это было как-то связано со сближением.
Люди за столиками вжимали голову в плечи, не столько из страха, что Бигенд заденет их развевающимися полами, сколько от ощущения, что он их не видит.
– Холлис, вы великолепны.
Она встала, и он поцеловал воздух рядом с ее щекой. Вблизи Бигенд всегда казался чересчур полнокровным. Поросячьи розовым. Теплее обычного человека. И пахло от него каким-то древнеевропейским лосьоном.
– Сомневаюсь, – ответила она. – Посмотрите на себя. На свой костюм.
– Мистер Фиш, – объявил Бигенд.
Он выбрался из тренчкота, бренча люверсами и D-образными пряжками. Его галстук был почти точно в тон светло-золотистой рубашке.
– Он замечательный, – сказала Холлис.
– Он не умер, – улыбнулся Бигенд, усаживаясь в кресло напротив.
– Не умер? – Холлис тоже села.
– Очевидно, нет. Просто очень хорошо прячется. Я нашел его закройщика. На Сэвил-роу.
– Это же синий Кляйна, да?
– Конечно.
– Выглядит радиоактивно. В костюме.
– Выбивает собеседника из колеи.
– Надеюсь, вы надели его не ради меня.
– Само собой. – Бигенд снова улыбнулся. – Я ношу его, потому что он мне нравится.
– Кофе?
– Черный.
Холлис подозвала итальянскую официантку.
– Как вам черный металл?
– Рычаг тремоло, – ответил Бигенд тоном легкого беспокойства, – сдвоенная педаль басовой бочки. Редж считает, в них что-то есть.
Редж считает, в них что-то есть. – Он чуть склонил голову набок. – А вы?
– Я не слежу. – Холлис налила себе в кофе молока.
Подошла итальянка. Холлис заказала мюсли, Бигенд – полный английский завтрак.
– Мне понравилась ваша книга, – сказал он. – И пресса вроде была хорошая. Особенно статья в «Вог».
– «Бывшая рок-звезда опубликовала книгу фотографий»?
– Нет, не так. Действительно хорошие отзывы. – Он отряхнул тренчкот, который повесил на ручку кресла. – Работаете сейчас над чем-нибудь?
Она отпила кофе.
– Вам есть смысл продолжить, – сказал он.
– Сомневаюсь.
– Общество редко позволяет знаменитости в одной области прославиться в другой. Исключая скандалы, разумеется.
– Я не хочу быть знаменитостью.
– Вы уже знаменитость.
– Была. И довольна мелкая.
– Уровень безусловной славы, – произнес Бигенд тоном врача, объявляющего самоочевидный диагноз.
Некоторое время они сидели молча. Холлис делала вид, будто просматривает первые страницы «Таймс». Наконец появилась итальянка и такой же симпатичный темноволосый юноша, принесли завтрак на деревянных подносах с бронзовыми ручками.
Бигенд проводил взглядом округлый зад итальянки и сказал:
– Обожаю полный английский завтрак. Требуха. Кровяной пудинг. Бобы. Бекон. Вы бывали здесь до новомодной кухни? Наверняка бывали.
– Да. В ранней молодости.
– Уже тогда полный английский завтрак был гениальным. – Бигенд резал колбаску, что-то похожее на хаггис, сваренный в кишке мелкого животного вроде коалы. Он подцепил кусок на вилку и, прежде чем отправить в рот, объявил: – Вы кое-чем могли бы нам помочь.
– Нам.
Он прожевал, кивнул, проглотил.
– Как вы наверняка знаете, мы не просто рекламное агентство. Мы занимаемся трансляцией образа бренда, прогнозом тенденций, управлением поставщиками, прощупыванием молодежной аудитории, стратегическим планированием в целом.
– Почему тот ролик так и не вышел? Для которого вы заплатили нам столько денег за «Такой быть сложно»?
Бигенд обмакнул хлебец в жидкий желток глазуньи, откусил половину, прожевал, проглотил, вытер губы салфеткой.
– А вам это важно?
– Сумма была огромная.
– Это Китай, – сказал Бигенд. – Машина, для которой готовили рекламу, так и не вышла на рынок.
– Почему?
– Изъяны конструкции. Фундаментальные. Правительство решило, что с этой машиной нельзя выходить на международный рынок. Особенно в свете нескольких скандалов с вредными добавками в пищевых продуктах.
– Машина была настолько плоха?
– Бесповоротно. – Бигенд принялся нагребать на хлебец бобы. – Песня ваша не понадобилась. Чиновники, занимавшиеся проектом, насколько я знаю, по-прежнему живы-здоровы. Вполне себе оптимальный исход для всех заинтересованных лиц.
Он принялся за бекон. Холлис ела мюсли с фруктами, поглядывая на Бигенда. Тот ел быстро, методично заправляя горючим тот метаболизм, который позволял ему работать на повышенных оборотах. Холлис никогда не видела его усталым или сонным после долгого перелета. Он как будто жил в собственном часовом поясе.
Бигенд доел раньше нее и дочиста вытер тарелку последним треугольничком поджаренного хлеба.
– Трансляция образа бренда, – сказал он.
– Да? – Холлис подняла бровь.
– История. Покупают не столько продукт, сколько связанную с ним историю.
– Это что-то старое, – сказала Холлис.