Надежды Уоксмана на благотворное влияние Оксмитской психиатрической клиники для несовершеннолетних преступников не оправдались. За полтора года своего пребывания здесь Бетани Кролл совершила четыре попытки самоубийства и серьезное нападение на одного из пациентов. Память вернулась, но девочка по-прежнему не желала обсуждать ни само убийство, ни его причины. Бетани перестала принимать пищу. Врачи поставили диагноз "депрессия в острой форме" и прописали целый коктейль психотропных лекарств, ни одно из которых не улучшило состояния пациентки. На терапевтических занятиях Бетани хранила упорное молчание, а в тех редких случаях, когда все же раскрывала рот, твердила, что ее сердце съеживается, кровь отравлена и сама она "гниет изнутри". Врачи назначали все более рискованные сочетания медикаментов, некоторые из которых только ухудшили состояние духа Бетани и вдобавок вызвали побочные эффекты: дрожь, повышенное слюноотделение, апатию и, в случае одного из них, судороги. Она стала неуправляемой, часто резала себя и похудела настолько, что в клинике начали серьезно опасаться за ее жизнь.
Однажды, после сильной грозы, во время которой она изуродовала себе горло пластиковой вилкой, Бетани заявила, что мертва и ее тело медленно разлагается. Пытаясь доказать, что она труп и не может переваривать пищу, она полностью отказалась от еды. Врачи заговорили о синдроме Котара - нигилистическом убеждении в собственной смерти - и, после некоторых дискуссий, решили испробовать крайнее средство: электрошоковую терапию.
Результаты описаны как "поразительные". Бетани начала есть, разговаривать, стала чаще идти навстречу врачам. Несмотря на обычные последствия ЭШТ - кратковременную потерю памяти и спутанность сознания после каждого сеанса, - психиатры сочли исход лечения "однозначно благоприятным". По словам самой Бетани, в ней проснулся "интерес к жизни", а сеансы электрошока она оценивала как приятные, невзирая на тот факт, что лечение проводилось под наркозом и никаких воспоминаний у нее быть не могло. Впрочем, в стране безумия странность - категория относительная. Здесь может случиться все, и, когда в дело вступает кривая антилогика кошмаров, действительно случается: в банках с ананасовыми дольками обнаруживаются зашифрованные послания из Национального бюро статистики, в мозгах прочно заседает убеждение в том, что от одной мысли о сексе твой скелет растворится, а замазка между плитками в ванной опасна для жизни. Один из моих подопечных, малолетний поджигатель, который знал наизусть химический состав всех известных науке горючих газов, боялся тризма челюсти и не закрывал рот даже во сне. На ночь он прикусывал уголок подушки так, словно от этого зависело его существование. "Жизнь - пестрый гобелен", - сказал бы мой отец в те дни, когда мультики еще не сменили бридж, а слюнявчик - кроссворды.
После первых пяти недель, в марте, частоту сеансов сократили до профилактической. Теперь процедура происходит не еженедельно, а раз в месяц. Проводит ее некто доктор Эхмет, с которым мы еще не знакомы, хотя однажды я видела его со спины и отметила про себя, что ему явно пора подстричься. Несмотря на улучшение, Бетани по-прежнему упорно молчит и о родителях, и о жутком происшествии, которое привело ее сюда. Что именно заставило ее в тот апрельский вечер схватиться за отвертку и прикончить собственную мать - ответ на этот вопрос погребен в подвалах памяти Бетани. И если говорить о шансах Бетани на выздоровление, то вряд ли это так уж и важно. В теории болезненные переживания должны быть извлечены на свет и осмыслены, и только тогда пациент сможет от них освободиться. Мне же этот постулат с каждым годом кажется все менее убедительным. Создай кто-нибудь пилюлю забвения, я первая приняла бы ее и стерла последние два года из памяти. Человеческий мозг так же не изучен и непредсказуем, как море, и столь же своенравен, но при этом в нем заложена и своя мудрость. Он знает, что для его хозяина лучше. Кто сказал, что подробный криминалистический анализ совершенного ею преступления принесет Бетани Кролл пользу? Как знать, возможно, она и сама это чувствует и ЭШТ для нее - не что иное, как способ вычеркнуть ту мрачную главу из своей биографии.
Время поджимает. Пролистываю оставшиеся страницы, задержавшись на записи, сделанной оксмитским главврачом, доктором Шелдон-Грей: "Отец пациентки, Леонард Кролл, навещать ее отказался, что с терапевтической точки зрения, возможно, и к лучшему: убийство жены он объясняет тем, что в Бетани "вселился злой дух"".
"Злой дух", "зло" - такие слова коробят и меня. После маминой смерти отец отправил меня в католический интернат для девочек, оплот святой веры в библейские истины. Истины, которыми живут и дышат такие люди, как Кролл и миллионы других "возжаждавших". Абстрактное понятие, "вселившееся" в дочь, кажется ему объяснением куда более логичным, чем любая земная причина - боль, месть, гнев или попросту химический дисбаланс мозга. Истинную веру недаром называют иногда "пламенной": праведный пыл, горящий в ее приверженцах, виден издалека. Смотришь на них, марширующих на какой-нибудь демонстрации протеста, и думаешь: эта страсть, эта энергия, эта вера, от которой светятся изнутри их лица, - тут есть чему позавидовать.
В студии, где мне предстоит познакомиться с Бетани, уже ждет коренастый медбрат - сидит в уголке, прижав к уху мобильник, и увлеченно обсуждает тонкости составления графика дежурств. Говорят, Рафик знает свое дело и на его реакцию можно положиться, но жест, которым он меня встречает: сейчас, мол, погодите минутку, - не слишком-то способствует тому, чтобы я почувствовала себя в безопасности. Пускай последние несколько месяцев я только и делала, что изобретала и совершенствовала новые приемы самозащиты - в основном выкручивание чувствительных частей тела и прицельное метание всевозможных предметов, - я все равно постоянно ощущаю себя передвижной мишенью. В истории болезни (прочитанной только что) говорится, что в прошлом декабре Бетани Кролл откусила ухо домогавшемуся ее мальчику. Пришить изжеванный орган обратно врачи не смогли.
Весело… Ну, давайте ее сюда, чего уж там.
Внезапно - слишком внезапно - мое желание сбывается. Мощная, сплошь в татуировках рука приоткрывает дверь, в проем скользит узкая полоска темноты, оказавшаяся на поверку девочкой. И вот она уже рядом. И уже - слишком близко. Отодвинулась бы, хотя бы на шаг. Но нет. Рафик обменивается парой междометий с коллегой - гороподобной обладательницей татуировок, после чего та коротко кивает в мою сторону: получите, мол, и распишитесь, - и уходит. Можно, конечно, передвинуть кресло, но лучше не рисковать. Она тут же сообразит, что стоит за этим маневром.
Маленькая, тонкокостная, с детской еще фигурой, Бетани Кролл выглядит младше своих шестнадцати. Спутанная масса темных волос наводит на мысли о каракулях раздосадованного малыша. Для оксмитских пациенток членовредительство - любимое, освященное временем хобби, что лишний раз доказывают руки Бетани, покрытые типичным узором сигаретных ожогов и шрамов. Какие-то из них успели зажить, другие, похоже, совсем свежие.
- Ну надо же. Новая психиатриня. - Голос у нее тоже скорее детский, но с неожиданной хрипотцой, как будто ей натерли горло чистящим порошком.
- Приятно познакомиться, Бетани, - говорю я и, подъехав, протягиваю руку. - На самом деле я психотерапевт.
- Один хрен, - заявляет она, игнорируя мой жест. Как и я, она одета в черное. Униформа скорбящих. Может, в каком-то смысле она все еще считает себя покойницей?
- Габриэль Фокс. Я здесь новичок, заменяю Джой Маккоуни.
- С вашей братией у меня заведено так: сначала я выдаю вам кредит доверия. Десять звездочек из десяти - говорит Бетани и, оглядев мою коляску, добавляет: - Но ты у нас убогая, поэтому, так и быть, получай еще одну. Позитивная дискриминация и все такое. Короче, твой стартовый капитал - одиннадцать звезд.
В истории болезни упоминалось, что речевое развитие у Бетани выше среднего, но я все равно удивлена. В подобных заведениях такие речи слышишь нечасто.
- Десять меня вполне устраивает. Очень великодушно с твоей стороны, Бетани. По специальности я арт-терапевт. Сторонница теории о том, что искусство помогает выразить то, чего не скажешь словами.
Глаза у нее темные, кошачьи и густо подведены черным карандашом. Смуглая желтоватая кожа, узкое, асимметричное лицо. Не хорошенькая, а, что называется, эффектная. На малолетнюю куколку не тянет. Космы такие, что ни в жизнь не распутаешь. От девочки с семейного портрета в ней не осталось почти ничего. А эти ее замашки - результат двухлетнего погружения в здешнюю разновидность подростковой субкультуры или это от природы? Так или иначе, Бетани ведет себя так, будто готовится к драке. И вид у нее соответствующий, и разговаривает она так, что ясно: от этой добра не жди, - но, с другой стороны, они все такие, кто больше, кто меньше. Первое впечатление: умнее, чем большинство, и за словом в карман не лезет, но в остальном все, как всегда.
- Суть в том, что я здесь, чтобы помочь тебе выразить все, что захочется, во время твоих занятий здесь, в… - Произнести "кабинет творчества" я не в состоянии. Язык не поворачивается. - …этой студии. Все, что тебе заблагорассудится. Границ тут никаких нет, можешь выбрать любую дорогу. Возможно, она заведет тебя в опасные края. Но я всегда буду рядом.
- Убожество на колесиках собралось водить меня за ручку. Здорово. Какое счастье, что в "опасных краях" ты будешь катить рядом. И парить мне мозги.
- Я просто человек, готовый тебя выслушать. А не хочешь разговаривать - бери бумагу и краски. Не все можно выразить словами. Даже если у тебя большой словарный запас.
Бетани делает вид, что ее сейчас вырвет. Потом смотрит на меня с прищуром:
- Пять звезд долой. Тебе тут явно не место. Так что садись-ка ты на свой хромопед и кати себе навстречу солнцу. Пока с тобой чего-нибудь не стряслось. - Покружив вокруг кресла, она останавливается у меня за спиной и шепчет в самое ухо: - Говоришь, ты теперь вместо Джой? Страдалица Джой. Думаю, насчет печальных обстоятельств ее ухода ты уже в курсе? - Это вставленное к месту клише наталкивает меня на мысль: возможно, где-то тут кроется ключ к душевному устройству моей новой подопечной. Она играет словами, как будто ее жизнь - забавная вещица, которую она рассматривает с расстояния вытянутой руки. Повод повеселиться, фантазия, а не реальность. - А ведь я ее предупреждала, чем все закончится. Да-да, предупреждала.
Уловка сработала - я заинтригована, но ей об этом знать не обязательно. Поэтому я обвожу рукой стены и спрашиваю:
- А твои работы здесь есть?
Есть такая игра - угадай, кому из психов принадлежит то или иное творение. Но я слишком часто бывала в казино, среди рулеток, столов для блек-джека и сложенных в стопочки фишек, чтобы не увидеть, как это развлечение похоже на покер. Еще одна, кстати, игра, которой лучше не увлекаться.
- Да, Джой у нас была такая. Вся из себя несчастная. И ты, похоже, из той же породы, - продолжает она, проигнорировав мой вопрос. - Зачем ты, например, красишься? Ясно же, что никто на тебя и не взглянет, будь ты хоть трижды раскрасавица. Разве что извращенец какой. Ты не обижайся. Но нельзя ж быть настолько далеко от реальности.
Покажи им, что насмешка тебя задела, и они почувствуют свою власть. Поймут, что им все можно. И тут же этим воспользуются.
- Я спросила, есть ли здесь твои работы, - спокойно повторяю я. - Кстати, зови меня Габриэль.
- Ты про эти великие шедевры?
Она презрительно оглядывает студию. Набор сюжетов классический: цветы, граффити с трехбуквенными лозунгами, кладбища, кровожадные звери, необъятные груди и огромные фаллосы. Хотя есть и сюрпризы. С потолка, словно гигантская лампочка, свисает незаконченный макет воздушного шара из папье-маше - творение худенького мальчишки двенадцати лет, который попал сюда после того, как вместе с отцом убил сестру. Смелый такой шар, честолюбивый и полный надежд; в нем больше цельности, чем в его создателе. Сила искусства - столь наглядные ее проявления всегда интригуют и греют сердце. Взгляните на заспиртованный мозг, и что вы увидите? Комок цвета замазки, бугорчатый и голый, как извлеченный из раковины моллюск. Но внутри него свободно уместится не одна сотня миров, причем совместимы они или нет - не важно.
- Не хочешь попробовать свои силы? - предлагаю я. - Давай придумаем что-нибудь. Составим план.
И снова Бетани пропускает мои слова мимо ушей. Выжидаю пару минут, пока до меня не доходит, что она ведет ту же игру - кто кого перемолчит. Судя по дежурно-презрительному выражению, застывшему у нее на лице, мыслями она далеко, и ей там спокойно. Ловлю взгляд Рафика: медбрат смотрит на меня с сочувствием. Наверное, в клинике его любят. Умри он от руки психопата, в некрологах его назвали бы "неотшлифованным алмазом", а может, даже "преданным семьянином". Интересно, сколько сеансов с Бетани Кролл ему пришлось уже высидеть?
- Бетани? - окликаю я наконец. - Ну и что ты думаешь по этому поводу?
Она резко, одним движением, вспрыгивает на стол и, усевшись на краешке, издает театральный вздох:
- Сначала электрошок. Потом великомученица Джой. А теперь ты. Да в нашем гребаном Оксмите я просто принцесса. Вот что я думаю по этому поводу. Вы скатились до одной звезды, миссус. - Повернувшись к зеркалу на стене, она принимается разглядывать зубы, все еще закованные в блестящие скобки с семейной фотографии. - Что, дядя Рафик? Увидел что-нибудь интересное? - спрашивает она, поймав взгляд медбрата. - Хочешь, отсосу? Если не побоишься, конечно.
Тот отворачивается. Бетани довольно хмыкает.
- Не хочешь работать, можешь просто сидеть здесь, со мной, - настаиваю я. - Смотреть фильмы.
- Порнушку? Скажешь "да", получишь звезду.
- Почему бы и нет? - говорю я и мысленно отмечаю, с какой скоростью разговор повернул на секс. - Ради звездочки на шкале профессионализма Бетани Кролл я готова на все. Не знаю только, найдется ли в здешней коллекции порно. Не проверяла. А что ты чувствуешь, когда видишь сцены грубого секса?
Бетани хохочет:
- Ля-ля-тополя. До чего же вы все предсказуемы. Я просто балдею.
Конечно же она права. Если для меня Бетани Кролл - несовершеннолетняя психопатка номер триста тридцать три, то для нее я - психотерапевт номер тридцать. Все наши уловки она знает наперечет: способы разговорить пациента, осторожно сформулированные "открытые" вопросы и вопросы - "крючки", наши кодовые слова и фразы, весь набор стандартных оборотов, к которым со времен аварии я прибегаю все реже. Для таких пациентов, как Бетани Кролл, обычные правила явно не годятся. Если так пойдет и дальше, скоро мы заберемся в настоящие джунгли. Экстремальная психотерапия. А что я, собственно, теряю?
Но пока пусть все катится по знакомой дорожке.
- Групповые занятия проходят здесь, три раза в неделю, хотя некоторые предпочитают творить в одиночестве. Если не ошибаюсь, ты скорее из их числа. В студии есть все для работы акварелями, есть акриловые краски, тушь, глина. Или можешь заняться компьютерной графикой, фотографией и тому подобным. Единственное правило на моих занятиях - никаких самодельных татуировок.
- А если меня не интересует это дерьмо? Включая украшение сисек почтовыми штемпелями в виде змей?
- Можешь выбрать любое другое занятие. Например, просто поговорить. Или пойти прогуляться.
В темных глазах вспыхивает лукавство.
- Как это "прогуляться"? - Голос густо заштрихован хорошо отрепетированной издевкой. Нелегкий это труд - без устали поддерживать в себе такой накал ярости, не имея при этом конкретной мишени. Представляю, как это ее выматывает.
- По парку вокруг клиники.
"Ты, я да пяток бритоголовых медбратьев, любителей покачать железо".
Углы ее рта насмешливо изгибаются.
- Ну да, тебе без защиты никак. С моим-то послужным списком. Который ты только что видела в моей истории болезни, верно? Я его тоже читала. И фотографии видела. Мрак. Да что там, я б тоже себя боялась.
Жду, затаив дыхание. Нет, похоже, мимо. Ее не проведешь.
- А может, в каком-то смысле ты и правда себя боишься? Как ты думаешь, Бетани? После тех фотографий?
Изуродованное лицо ее матери врывается в мое сознание, словно грубый окрик.
- В своем кресле ты, наверное, чувствуешь себя совсем голой. В том смысле, что вытряхнуть тебя оттуда - раз плюнуть. Наклонил - и все, барахтаешься, как перевернутый жук.
Мысленно изучает эту картину. Мой пульс участился, веки бьет нервный тик, под мышками скапливается едкий пот. Бетани ткнула пальцем в мое слабое место и прекрасно об этом знает.
- Но идея мне нравится. Только как ты это видишь? Учитывая, что - уж прости грубиянку - ты у нас парализована по самые уши? То бишь по пояс. Мне что, тебя возить придется?
- Зачем же. Я сама передвигаюсь. В реабилитационных центрах для "убожеств" можно многому научиться. - Словесная бомба разряжена, и вдобавок мне удалось выдавить из Бетани слабую улыбку. Вот уже полтора года, как я живу в этом кресле. Мои руки трансформировались в орудия из костей и мышц, намозоленные, несмотря на перчатки. - Ну так как насчет занятий на свежем воздухе? Что ты чувствуешь по этому поводу?
- Что я "чувствую по этому поводу"… - медленно повторяет она. Я тут же жалею, что не сформулировала вопрос как-то иначе. - Что ты, Бетани, "чувствуешь"? Бетани, в плане "чувств", что происходит у тебя там внутри? По большому счету только это тебе и нужно, верно? Ля-ля-тополя. До чего же ты убога. И как тебя только наняли? Они что, вас даже не проверяют? Не отсеивают тех, у кого паралич мозгов? Ой! Случайно вылетело. Все, ноль из десяти. Надо же, как быстро ты справилась. Назначаю тебя оксмитским чемпионом по психотрепу!
За окном неторопливо вращаются ветряки.
Да, мне здесь не место. Бетани Кролл увидела это сразу.
В реабилитационном центре нам внушали, что нельзя отказываться от занятий спортом. Хедпортский бассейн открывается в семь, и я часто заезжаю туда перед работой. Подтягиваясь на руках, забираюсь в тепловатую воду - с того края, где мелко, - и проплываю двадцать кругов среди трупиков насекомых. Местный персонал я знаю по именам: Горан, Хлоя, Вишну - все как один загорелые, подтянутые, ясноглазые. Они здороваются со мной, я - с ними. Для них я "славная тетка", которой они сочувствуют и чьим мужеством восхищаются. Можно подумать, у меня есть выбор. Однажды я невольно подслушала разговор: посокрушавшись о судьбе "славной тетки" и обсудив ее красоту, они попытались прикинуть, сколько ей может быть лет. Сошлись на том, что "славной тетке", скорее всего, "под тридцать" - в тридцать пять услышать такое весьма, согласитесь, лестно. "Славная тетка", которая только кажется таковой, плывет себе дальше. Мышцы рук, привыкших крутить колеса инвалидной коляски, со временем приобретают завидную рельефность. "Забирайте, - вертится у "славной тетки" на языке всякий раз, когда один из доброжелателей, общение с которыми грозит окончательно свести ее с ума, отвешивает ей комплимент по этому поводу. - А мне отдайте ваши ноги".