– Деньги ведь есть! Коли жалко, мне б сказали!
Аркадий засмеялся. Зайка сделала вид, будто не услышала наивного замечания домработницы, а Дегтярев моментально влез с нравоучениями:
– Ирина! Взятка унижает и берущего, и дающего.
И потом, в таком случае никакого удовлетворения от полученной награды нет. Ну сама посуди…
– Лучшим мопсом этого показа признан… – понеслось из динамиков.
– Ну вот, – прошептала Зайка, – снова Хучику ничего…
– ..Хуч, владелец Мария Константиновна Воронцова.
– И‑и‑и, – завизжала Ирка, – Манюня, беги скорей!
– Это нас? – растерянно спросила Машка, оглядываясь по сторонам. – Какая‑то Мария Константиновна Воронцова.
– Смею напомнить, – скривился Кеша, – что отчество и фамилия достались нам с тобой вследствие некоторых махинаций матери от дядечки Константина Воронцова, не к ночи помянут будет. Ты так одурела, что забыла, как тебя зовут?
Машка ринулась сквозь толпу, выставив вперед апатично похрапывающего Хуча. Зая кинулась за ними.
– А ну подвиньтесь, – разнеслось над толпой ее хорошо поставленное «телевизионное» сопрано, – не видите разве? Чемпиона несут! Лучшего из лучших!
Мопс Хуч! Семья Васильевых – Воронцовых!
– Ну и ну! – только и смог сказать Кеша.
Дегтярев обиженно засопел.
– Ольга очень неделикатна! Семья Васильевых‑Воронцовых! А я что, чужой?
Сильные пальцы Кеши схватили меня за плечо.
– Мать! Признавайся! Твоя работа?
Я заморгала.
– Каким образом я сумела бы проделать подобное?
Просто жюри наконец‑то устыдилось и оценило Хуча по достоинству.
Аркашка с недоверием покачал головой. Дегтярев поднял камеру.
– Во! Глядите, медаль вешают!
Я, поднявшись на цыпочки, наблюдала за действом.
Красная, как перезрелый помидор, Машка держит кубок. Бледная до синевы Заюшка прижимает к себе диплом. Хуч безучастно сидит на высоком столе. Ему наплевать на только что приобретенный статус чемпиона. Ирка, подпрыгивая на месте, кричит в мобильный телефон:
– Да! Мы лучшие! Всех обошли! Во как! Знай наших! А все потому, что я Хучика целую ночь маслом натирала. Замолчи, Катерина, при чем тут твоя гречневая каша по особому рецепту? Шкуру‑то сразу видно.
Глубоко вздохнув, я попятилась в толпу. Надо найти Соню и сказать ей «огромное спасибо». Хотя, право, первое место – это слишком, я просила всего лишь скромный приз зрительских симпатий.
Закончить фразу она не успела. Из людского скопища вынырнула девочка, одетая в белое платье, на голове у нее был венок из полевых цветов, в руках она держала розовую сумочку, сделанную, похоже, из клеенки, на длинной ручке. Помахивая ридикюльчиком, девочка приближалась к нам, лицо ее было скрыто огромными очками. Я сначала решила, что передо мной Катя, племянница Адашевой, дочь ее безвременно погибшей сестры, и ласково улыбнулась девочке. Потом бросила взгляд на Соню и испугалась.
Потом бросила взгляд на Соню и испугалась.
Лицо Сонечки стало желто‑серым, застывшим. Девочка легкой тенью прошла мимо нас и растворилась в толпе.
– Ты ее видела? – в изнеможении прошептала Соня.
– Кого, девочку? Да, конечно.
– В белом платье и веночке?
– Именно! Она только что стояла перед нами!
Милое создание!
Соня плюхнулась прямо на траву.
– Значит, она существует, это не глюк!
– Ты о чем? – растерянно пробормотала я. – Не пойму.
Соня попыталась встать.
– Мне страшно, – прошептала она.
Я с тревогой посмотрела на Адашеву. Похоже, ей совсем не по себе, ужасно выглядит!
– Мама, – прозвучало за спиной, – тебе нехорошо? Говорила же, не следует по жаре таскаться!
Соня вздрогнула, моргнула, было похоже, что она очнулась от глубокого сна. Красивая черноволосая девочка, с виду лет четырнадцати, обняла Адашеву, а потом уставилась на меня громадными, бездонными глазищами.
– Кто вы? – резко спросила Катюша. – С какой стати напугали мою мамулю?
– Вовсе нет, я сама встревожилась, когда Соня на землю села. Мы с вашей мамой давние знакомые, работали когда‑то вместе, – быстро ответила я.
На лице Катюши появилась тень улыбки.
– А‑а.., ясно. Что тут стряслось, пока я за водой бегала?
– Не пойму никак, – растерянно ответила я, – мы разговаривали, вдруг откуда ни возьмись появилась девочка ваших примерно лет, в веночке из полевых цветов. Соня увидела ее, помертвела…
– Девочка? – изумилась Катя. – Как ее зовут?
– Понятия не имею…
Внезапно Соня резко встала.
– Даша, – сердито сказала она, – не дури. При чем тут девочка? Просто у меня от жары голову схватило, вот ноги и подкосились!
– Ты не помнишь ребенка? – снова растерялась я.
– Это дочка одного из членов жюри, – устало ответила Соня, – вовсе я ее не испугалась! Наверное, сосудистый криз приключился, со мной такое бывает.
– Ну вот что, – решительно заявила Катя, отряхивая Соню, – ты, мама, сейчас дома ляжешь в кровать.
А завтра вызовем врача, начнешь таблетки пить и мигом поправишься.
– Могу посоветовать отличного доктора, – сказала я, – свою подругу, Оксану, она хирург, очень компетентный специалист.
Соня кивнула.
– Спасибо. Обязательно позвоню тебе, нам необходимо поговорить.
Поддерживаемая приемной дочерью, Адашева медленно пошла в сторону парковки. Я смотрела ей вслед.
Вдруг Соня обернулась, ее взгляд пересекся с моим.
И тут она быстро приложила палец к губам, словно призывая молчать. Я кивнула, но меня охватила тревога. Значит, я не ошиблась. Соня до ужаса испугалась девочки в белом платье.
* * *
На следующий день, к вечеру, к нам были званы гости. Маня и Зайка решили широко отпраздновать победу Хучика. Катерина испекла торт, который, вот она, несправедливость жизни, не достался основному виновнику торжества. Хуча угостили сыром, впрочем, всех остальных собак, никак не отличившихся на ринге, тоже не оставили без лакомства.
Ради торжественного случая Кеша достал бутылку дорогого коньяка, а потом, когда гости, плотно закусив, расселись в гостиной, их вниманию был предложен фильм, снятый полковником.
– А там что, кормами торговали? – спросил Дениска.
Оксана сказала:
– Ну да, так всегда делают.
– Ой, помолчите! – воскликнула Ольга.