Как оказалось, я ошиблась: главным был обладатель витой цепочки без креста. Он сел, устроившись с возможными удобствами, на моем диване, закурил и сказал как‑то лениво:
– Ну, что, расскажи нам, как все было.
– Что? – с трудом сглотнув слюну, спросила я. Он молчал, и остальные молчали, меня надолго не хватило, я спросила опять:
– Это про покойника, что ли? – кашлянула и сказала обреченно:
– Я уже сто раз рассказывала.
– Расскажи в сто первый, – усмехнулся бритый. Тот, что с витой цепочкой, кивнул типу с бриллиантовым крестом:
– Присмотри, – и тот исчез. Я с томлением посмотрела на все четыре угла моей кухни и вздохнула. Пауза затянулась, никого, кроме меня, это, как видно, не волновало. Я поежилась и спросила:
– А вы кто?
– Гиви, – позвал сидящий напротив меня тип, не вынимая сигареты изо рта. Бритый сделал шаг, схватил меня за шею и ткнул лицом в стол. Я взвыла, он разжал руки, а я стала вытирать кровь из разбитого носа, схватив полотенце, и, не удержавшись, брякнула:
– Псих.
Удар последовал мгновенно, слезы брызнули из глаз, я опять схватила полотенце и уткнулась в него лицом. Спрашивать, кто они, охоты больше не было. Гиви приткнулся возле стола рядом со мной, скрестив на груди здоровенные ручищи. Я поежилась и сказала жалобно:
– Бить меня не обязательно.
Все трое разом усмехнулись.
– Ну? – открыл рот Гиви.
– Что «ну»? – спросила я и торопливо дернулась в сторону. – Не знаю я ничего. Он позвонил в дверь, я открыла, он упал в коридор. Я испугалась, стала звать на помощь. Приехали «скорая» и милиция. Он уже умер. – Я поежилась и добавила:
– Все.
– Все? – спросил тип напротив, глядя мне в глаза, и под этим взглядом я вдруг поняла, что жизнь моя не стоит и копейки. В его глазах я была ничто, даже меньше, чем ничто. Ему ничего не стоило раздавить меня, как таракана или пачку из‑под сигарет. Это было так страшно, так чудовищно страшно, что какое‑то мгновение я была близка к обмороку. Выдержать его взгляд было почти невозможно, но необходимо, если я хотела жить. Собрав всю волю, я по‑собачьи уставилась в его глаза, то и дело моргая. Он перевел взгляд на Гиви, я опасливо на него покосилась и опять уставилась прямо перед собой с максимальной честностью в глазах.
– Может, ты еще скажешь, почему он к тебе пришел? – спросил Гиви.
Я вздохнула и заунывно начала:
– Ко мне все идут: алкаши за стаканом, электрики за табуреткой… у меня квартира первая.
Они переглянулись, я выжидательно замолчала.
– Еще раз, и подробнее, – сказал тип с витой цепочкой.
Я стала рассказывать с максимальными подробностями, где‑то на середине запнулась и попросила:
– Послушайте, мне в туалет нужно. Срочно.
– Что? – переспросил Гиви.
– Не могу я больше, – зло сказала я, морщась от боли, и бросилась в туалет. Там я посидела пару минут, жалобно поскуливая, потом вернулась в кухню, вымыла руки и уселась, сложив ладони на коленях и поджав ноги. – На чем я остановилась? – спросила вежливо, мне никто не ответил, я сказала:
– Ну вот, – и продолжила свое повествование. Оно им не понравилось, это было ясно. Честно говоря, оно и мне не нравилось. Только другого не было. Тип напротив сидел, опершись на локоть, и смотрел исподлобья. Жуткий взгляд. Наконец он заговорил:
– Квартира у тебя первая… Стреляли в него в двух километрах от твоего дома. Он проехал два кэмэ, чтобы позвонить в первую квартиру?
– Я не знаю, почему он проехал два кэмэ.
Меня в милиции замучили вопросами, только… – Гиви резко выбросил руку, но я за ним следила: рука зависла в воздухе. Парень, который молча стоял, привалившись спиной к моему холодильнику, неожиданно фыркнул. Я замерла, ожидая, что последует за этим. Гиви удивил меня несказанно: вместо того чтобы разозлиться, усмехнулся краем губ, выжидательно глядя на старшего. Тот потер ладонью щеку и сказал как‑то лениво:
– Может, ты ничего не знаешь, а может быть, тебе так просто кажется. Я думаю, тебе надо помочь.
– Я же не отказываюсь, – вяло заметила я, косясь на Гиви. Тот подошел к плите, зажег все четыре конфорки и вернулся ко мне. В первую секунду я испугалась, что сейчас умру, еще через секунду – что этого не случится.
– Значит, ты его раньше не видела? – спросил Гиви, рывком поднимая меня за шиворот. – Мишка, есть что‑нибудь ей пасть заклеить, чтоб не орала? – обратился он к парню у холодильника.
– Не буду я орать, – торопливо заверила я. – Не надо мне пасть заклеивать, и вообще ничего не надо.
– Вот я тебя сейчас на плиту задницей посажу, бьюсь об заклад, что‑нибудь да вспомнишь.
До плиты была пара шагов.
– Чего вы хотите? – охнула я.
– Помочь тебе вспомнить.
Я почувствовала, как ноги у меня подкосились, и повисла на руках у Гиви. Он явно не шутил, жар плиты доходил и сюда, я уставилась на типа с витой цепочкой и вдруг взвизгнула.
– Не надо, я вспомнила, – руки разжались, и я мешком осела на пол.
– Вот видишь, – лениво сказал старший, не меняя позы. – Что ты вспомнила?
– Подробно рассказывать? – спросила я.
– Подробно, – кивнул он.
– Мне в туалет надо.
– Перебьешься.
Я покачала головой:
– Нет. Честно, надо.
Он кивнул, а я оказалась в туалете, разглядывала потолок и собиралась с мыслями. Они не радовали.
– Эй, ты, – рявкнул тот, кого звали Мишкой.
– Иду, – с тоской отозвалась я и вернулась в кухню. Газ все еще горел, я вздохнула и сказала:
– У меня сломался телевизор, – Гиви подался вперед, я дернулась и заныла. – Сами же сказали – подробно. – Старший едва заметно кивнул. Гиви сложил на груди руки и замер. – У меня сломался телевизор, а у подруги их два. Один маленький, переносной, с ручкой. И я поехала к ней за телевизором. Но он хоть и маленький, но неудобный. В троллейбусе с ним не поедешь. Я стала машину ловить, и он остановился, то есть этот, кого убили. Привез меня сюда, денег не взял. Я поблагодарила. А он сказал: «Давайте отнесу» – и отнес. Я предложила выпить кофе, он согласился, мы выпили по чашке, познакомились. Милый человек. Зовут Сережа. Сказал, что из Москвы. А здесь по делам.
– По каким делам? – спросил тип напротив.
– Не знаю, просто сказал: «По делам». Я сказала: «Спасибо, что помогли», а он: «Спасибо за кофе». Я проводила его до двери и села читать. А потом звонок. Открываю, он вошел, сказал: «Помоги» – и упал. Все. Честно, все, – я вздохнула.
– Павел, ты ей веришь? – подал голос Гиви.
Тип с витой цепочкой, которого, как оказалось, звали Павел, долго молчал, потом опять потер щеку и спросил:
– Сколько времени прошло?
– Два часа. Точнее, два часа пятнадцать минут, – добавила я, стараясь быть полезной. – Когда он ушел, я телевизор включила, шли «Вести», а когда в дверь позвонил, я на часы посмотрела, было пятнадцать минут одиннадцатого.