– Ты почему ментам не рассказала?
– Так они спрашивали, знаю ли я его. Так разве я его знаю? Он был здесь десять минут. Чашку кофе выпил. Сережа из Москвы. А потом вошел и умер. Сидел вот здесь, где вы сидите, веселый милый парень, а через два часа умер у меня на глазах. Это как? – я заскучала, разглядывая свои ноги.
– Ума не приложу, что у него здесь за дела, – покачал головой Гиви.
– Не было у него здесь никаких дел и быть не могло, – отрезал Павел. Посидел, помолчал и спросил:
– Ну, что ты нам еще расскажешь?
– Вам что, надо, чтоб я врать начала? Так вы хоть намекните, что у меня фантазия убогая, опять же, боюсь не угодить.
– Поговори, – сурово сказал Гиви, и я примолкла. Павел меня разглядывал. Вид у меня был придурковатый и, с моей точки зрения, чистосердечный.
– Все‑таки задницу тебе подпалить стоит, – сказал он, я заревела и стала в туалет проситься. Тут раздался голос бывшего мужа:
– Руки вверх, – и в кухне появился он сам с пистолетом в руке, за его спиной возник тип с алмазным крестом и тоже с пистолетом, сказал ласково:
– Ты железякой‑то не балуйся, брось на диван.
По моему мнению, бывший всегда был законченным идиотом. Мишка его обыскал, заглянул в документы, хмыкнул и передал их Павлу.
– Мент.
Тот равнодушно взглянул на удостоверение, потом на меня и сказал, ни к кому не обращаясь:
– Шестой отдел, значит? Интересно.
– Это мой муж, – сообщила я, изо всех сил стараясь быть полезной.
– Ну что, мент? Садись, поговорим. – Бывший, его, кстати, зовут Валерка, сел на табурет и принялся всех рассматривать. – Дела такие, – продолжал Павел. – На днях в этой квартире погиб мой брат. Ты знаешь, кто он, значит, знаешь, кто я. Чтобы было совсем ясно, расскажу кое‑что из нашей биографии. Папаню мы в глаза не видели, а мать в тюрьму пристроили, когда Сереге было десять, а мне четырнадцать лет. Так что он мне навроде сына. И я паскуду, что его убила, из‑под земли достану. Каким боком тут твоя жена – сам думай. Все уяснил, мент?
Валерка кивнул, закинул ногу на ногу и запел:
– В нашем городе чепе – из автоматов расстрелян человек. Убийцу мы найдем, и он будет наказан по всей строгости закона. Не вижу повода для разногласий. При чем здесь моя жена?
– Бывшая, – торопливо влезла я.
– Бывшая, – кивнул он.
– В гробу я видел ваш закон. Я сам себе закон. Ясно? А ты, если хочешь свою бывшую живой видеть, поможешь.
Мне это совершенно не понравилось, о чем я не замедлила сказать, жаль, что на меня никто не обращал внимания.
– Грозить мне глупо, – вздохнул Валерка, правильно, ему что, не его убьют.
– Брось, мент. Скажи путное. Автоматы в вашем городе у кого имеются?
Валерка усмехнулся:
– Мы в него не стреляли. Зачем? Если честно, никто и знать не знал, что он здесь ошивается.
– Во‑во, расскажи‑ка нам, кто у вас в городе хозяин.
– Законная власть.
– Ты дурака‑то из себя не строй, и так не больно умный. Расскажи‑ка нам, мент, про местную братву.
Валерка поразмышлял, я прямо‑таки видела, как в голове его медленно крутятся колесики с зубчиками, цепляясь друг за друга.
– Что ж, – сказал он. – Кое‑какой информацией я могу поделиться. – Делиться бывший не любил, это я хорошо знала, значит, усмотрел в ситуации какую‑то для себя выгоду и уже мечтал о новой звездочке. Играть в его игры у меня желания не было, я ему в магазине расплачиваться не доверяла, а тут, как ни крути, речь идет о моей жизни.
Играть в его игры у меня желания не было, я ему в магазине расплачиваться не доверяла, а тут, как ни крути, речь идет о моей жизни. Я злилась, а Валерка информацией делился:
– В городе четыре крупные группировки. Номер первый: Матвеев Виктор Васильевич, кличка Мотя, называть его так не рекомендую. Сорок семь лет, рецидивист, наркоман, садист. Рост метр шестьдесят четыре см, лысина, лицо в оспинах, глаза небольшие, темные, зубы – весь перед золотой, на запястье левой руки татуировка: якорь, на пальцах правой имя «Витя». Самый опасный тип в городе на сегодняшний день. Хвастал, что может собрать до пятисот боевиков. Врет. Но банда серьезная, хорошо вооружена. Номер второй: Громов Александр Павлович, кличка Боксер, к уголовной ответственности не привлекался, выпорхнул из спортсменов. Оттуда и кличка. Тридцать два года, рост сто семьдесят восемь, красавец, бабник. Волосы темные, глаза тоже темные, большие, нос слегка приплюснут, подбородок с ямочкой. Мотю с его воровскими заморочками ненавидит страшно. Номер третий: Панкратов Алексей Викторович, тридцать два года, бывший воин‑интернационалист, отсюда кличка Афганец, его узнаете сразу, ранен был в голову, лицо изувечено. С войны вернулся героем, имеет боевой орден, у него большой авторитет среди афганцев, а их у нас в области много. Уголовников не жалует. Если между Мотей и Боксером начнется война, поддержит Боксера. Номер четвертый: Колеватых Сергей Владимирович, двадцать семь лет, кличка Косой. Он на Крамарова похож. В шестнадцать лет привлекался за драку, ходят слухи, на зоне себя не показал. В группировке в основном малолетки, но пара автоматов и у него найдется. Мотю боится до судорог, в случае чего – примкнет к нему. Время от времени все собираются в казино, есть у нас такой притон «Встреча», вот там и встречаются.
Пока Валерка памятью бахвалился, я томилась. Словоохотливость бывшего мужа вызывала опасения. Теперь я сомневалась, так уж ли случайно он возник на моей кухне. Размышлять об этом не хотелось, и я, чтобы отвлечься, своих гостей разглядывала. Теперь их физиономии не казались зверскими и особенно страшными. Даже бритый наголо Гиви был симпатичен на особый бандитский манер. Я прикинула: хорошо это или плохо для меня. Выходило, что никак. И в самом деле, какая разница, кто меня убьет: симпатичный с виду парень или не очень. Хотя, из‑за врожденного эстетического чувства, симпатичный предпочтительней. Росту в Гиви метра два, бывший далеко не коротышка, но этому и он чуть выше плеча. Здоровенные ручищи, грудь и даже шея покрыты густой черной шерстью. Большие темные глаза полуприкрыты веками. Понаблюдав за ним, я решила: этот убьет, только если прикажут. Утешение слабое, и все же… Беспокойство вызывал Мишка: рослый, плечистый, с ярким, запоминающимся лицом, пустыми глазами, лыбится, это пугает. Такому, что прикурить, что в затылок выстрелить – все едино.
Витек выглядел обыкновенным парнем тридцати с небольшим лет. Надо полагать, из бывших спортсменов. Он как будто скучал, а на меня и вовсе не обращал внимания. Самой большой проблемой был, конечно, Павел. Рыжеватый блондин с короткой стрижкой и взглядом кобры. Высокий, крепкий мужик, по которому жизнь прошлась круто, и который сам гулял по ней, не заботясь о том, где пройдут другие. Вот уж о чем и думать тошно, так это о таком враге, как он.
Тут бывший наконец заткнулся, что прервало мои размышления. Павел привычно потер щеку, взглянул исподлобья на Валерку, и я со злорадством отметила, что тот глаза торопливо отвел.
– Что ж, мент, – сказал Павел. – Излагаешь гладко. Значит, любой из четверых. Только просто так из автоматов не палят. Повод нужен. А я его не вижу, – и добавил как будто для себя:
– Понять не могу, что он здесь делал.
– Приезжал он трижды за последние два месяца, каждый раз останавливался в «Дружбе», гостиница «Интуриста».