располагает средствами для оказания экономической помощи.
– Не знаю, право, что и сказать, – пробормотал мужчина, почесав затылок. – Ни у кого сейчас нет лишних рук, и все стараются как можно скорее собрать урожай до мороза.
– Инчпот никогда и никому не отказывал в помощи, – напомнил Квиллер.
– Это точно! Отдаю ему должное. Вот что, Квилл, я обдумаю это дело, только молите Бога, чтобы нынче ночью не было заморозка.
Удовлетворившись этим шатким обещанием, Квиллер отправился в штаб-квартиру Бреза на Сэндпит-роуд, где в старом, полуразвалившемся домишке и нашел кандидата в мэры. В синей нейлоновой куртке, в легкой бейсболке, он сидел за видавшим виды столом.
– Входите! Входите! Садитесь! – сердечно приветствовал Брез Квиллера, смахивая пыль со стула тряпкой, которую вытащил из-под своего стола. – Хорошо, что вы позвонили до приезда, я успел отменить все встречи, – проговорил он хриплым голосом. – Кофейку?
– Нет, благодарю. Ничего не пью, когда работаю.
– Чем обязан?
– Ответьте мне на несколько вопросов, мистер Брез. – Квиллер поставил диктофон на письменный стол. – Почему вы решили бороться за пост мэра?
– Я родился и вырос здесь. Город помог мне во всем. Я в долгу перед его жителями, – ответил он скороговоркой.
– Вы верите в то, что вас изберут?
– Стопроцентно! Все меня знают и любят. Ещё со школьной поры.
– Что вы запланировали сделать после того, как вас изберут?
– Я хочу помочь людям справиться с их проблемами и обеспечить чистоту на улицах. Чистота на улицах – очень важное дело.
– В целях экономического развития Пикакса вы собираетесь оказать поддержку лёгкой промышленности или тяжёлой?
– Лёгкой, тяжелой, да какая, собственно, разница? Самое важное – это создать новые рабочие места для людей и поддерживать чистоту на улицах.
Квиллер поблагодарил Бреза за то, что тот кратко и аргументировано изложил свои взгляды, после чего отдал запись в газету.
– Вот, получите интервью с Великим Популистом, – объявил он Джуниору.
– Извини, что побеспокоил тебя утром, – сказал в ответ редактор. – Так что ты хотел рассказать мне о Селии Робинсон?
– Лишь только то, что я проговорил с нею полтора часа и не почерпнул ни единой догадки относительно причин самоубийства твоей бабушки.
– Я знаю, Квилл, ты всегда смотришь в корень, но, если по-честному, у меня голова сейчас забита совсем другим: Джек и Паг прилетают завтра, на среду назначено оглашение завещания в конторе у Вилмота; поминальная служба будет вечером в четверг. К тому же чёртов телефон трезвонит беспрерывно, и я каждый раз думаю, что звонит Джоди, чтобы сообщить о том, что она едет в больницу рожать.
– В таком случае не буду тебя беспокоить, – сказал Квиллер. – Только не позабудь, что мы ужинаем в среду вечером, и извести меня, если понадобится помощь. Кстати, отвезти Джоди в больницу могу и я.
Пообедав по дороге, Квиллер подъехал к особняку Гейджев и оставил машину под аркой ворот. Уже на полпути к боковому входу он услыхал какие-то странные звуки, доносившиеся из дома, и сразу понял, что произошло что-то неприятное. Разгневанные сиамцы орали как оглашенные и укоризненно размахивали хвостами.
– О боже! – возопил Квиллер и хлопнул себя ладонью по лбу. – Я забыл дать вам позавтракать. Тысяча извинений! Джуниор запудрил мне мозги своими проблемами.
Моментом открыв банку с консервированной курятиной без костей и банку консервов из тунца, он наполнил доверху кошачьи тарелки.
– Считайте, что это ваш поздний завтрак. Ешьте сколько влезет.
Это была его вторая ошибка.
Это была его вторая ошибка. Влезло всё, но половина вскоре вылезла обратно.
Послеполуденные часы Квиллер посвятил подготовке к третьему представлению <Грандиозного пожара> и, подъехав в семь часов вечера к отелю <Пирушка>, обнаружил, что стоянка до отказа забита автомобилями. Пока он занимался подготовкой сцены в зале для встреч и собраний, члены туристического клуба ублажали себя бургерами и напитками в кафе.
– Столько народу здесь никогда ещё не собиралось! – с торжеством заметила Хикси Райс, проверявшая звуковую и осветительную аппаратуру. – А я, кстати, договорилась ещё о трёх представлениях.
Усилившийся шум голосов в фойе указывал на то, что публика начала уже собираться у входа в зрительный зал, поэтому Квиллер быстренько удалился со сцены, предоставив Хикси приветствовать членов совета клуба и рассаживать самых юных зрителей на передние ряды.
Но вот зазвучали начальные такты <Танца Анитры>, он отсчитал тридцать секунд и вышел на подмостки.
<Мы прерываем передачу для того, чтобы сообщить вам сводку о лесных пожарах, которые, уничтожив леса на площади в сотни квадратных миль на юге и западе, быстро приближаются к Мускаунти…>
Зал затаил дыхание, зрители первых трёх рядов широко раскрыли и рты, и глаза. Маленькая девочка в первом ряду беспрестанно болтала ногами, и её ноги в белых колготках казались белыми маячками в затемнённом зале. Когда из динамиков послышался голос старого фермера, взмахи ног участились. Старый фермер рассказывал:
<Я прибыл сюда со своей фермы, которая расположена к западу от города, и по пути видел много ужасного! Здесь мы в безопасности, но я не надеялся, что нам удастся пройти через этот ад! Огонь сыпался на нас с неба точно град! Все было в дыму! Мы с трудом видели дорогу. Соломенная подстилка в фургоне загорелась, и нам пришлось выбросить её и трястись на голых досках. По пути мы подобрали парнишку. Лет восьми, не больше, он нёс на руках грудного младенца. Они двое – всё, что осталось от большой семьи. Башмаки мальчика истлели прямо на его ногах!>
Ножки в белых колготках продолжали качаться взад-вперед, как маятники: левая, правая, левая, правая. Квиллер, наблюдая за этими движениями краем глаза, поймал себя на том, что они неодолимо притягивают его внимание, мешая сконцентрироваться на тексте.
<Тут, в Пикаксе, темно, как в полночь. Ветер дует с ураганной силой. Жар и пепел окутали город. До нас доносится ржание перепуганных лошадей, вот раздался треск, такой, будто большое дерево с корнями вырвали из земли или с дома снесло ветром крышу. Фургоны, словно игрушки, подняло в воздух и унесло неизвестно куда!.. Багровое зарево в полнеба!.. Пикакс в огне!>
Сцену залил красный свет, и диктор, задыхаясь от кашля, сбежал с помоста.
Закрыв за собой дверь и пройдя несколько шагов, Квиллер прислонился к стене, чтобы окончательно прийти в себя после только что сыгранной сцены. Почти сразу же к нему подошла Хикси.
– Им понравилось, – сказала она, – особенно то место, где говорилось о мальчике, у которого сгорели на ногах башмаки. Это было особенно заметно по реакции детей.
– Ты обратила внимание на девочку в первом ряду, она все время болтала ногами? – с раздражением спросил Квиллер.
– Она была просто зачарована!
– Да? Своими белыми ножками она довела меня буквально до бешенства. Я чуть со стула не упал.
– А ты слышал, как эта девочка плакала, когда ты рассказывал о грудном младенце? Ещё немного – и она вызвала бы своим плачем замешательство в зале.
– По мне, пусть хоть весь зал рыдает! – огрызнулся Квиллер. – Делайте что хотите, но этих белых ножек в первом ряду быть не должно.
Когда он вышел на сцену перед началом второго действия, в зале мгновенно воцарилась тишина.