Представление перед сливками общества доставило ему истинное удовольствие, нo выступление в гимнастическом зале, набитом шумными, вертлявыми подростками, прибывшими в город с картофельных полей или скотоводческих ранчо, – это уже совсем другое дело. Он включил кофеварку, после чего почувствовал себя немного лучше – по-видимому, звуки размалываемых зёрен и шипение пара действовали на него умиротворяюще.
Отхлебывая кофе, он положил еду сиамцам, и то ли созерцание того, как они поглощают завтрак, то ли бодрящее действие кофеина вернуло ему прежнее доброе расположение духа, и он, вспомнив о назначенной встрече с Райкером, стал с удовольствием одеваться.
Но вот фотографий Эвфонии Гейдж не оказалось ни в одном из ящиков стола. Чулан в библиотеке был заперт. Не помогли и поиски в спальне наверху, где Коко отыскал пурпурный бант. Вернувшись назад в библиотеку, Квиллер оглядел полки с рядами серьезных книг мрачного вида, собранных несколькими поколениями семьи Гейджев: устаревшие энциклопедии, антологии богословских эссе, собрания сочинений позабытых классиков и биографии каких-то деятелей, которые теперь никому не были известны. Неторопливо поворачиваясь в старом кресле с истертой почти до дыр кожаной обивкой, он созерцал эту усыпальницу печатных творений.
Вдруг он заметил тёмно-коричневый хвост, высовывающийся на несколько дюймов из-за томов, стоящих на полке как раз на уровне глаз. Коко часто находил убежище позади книг, спасаясь от слишком назойливых приставаний разыгравшейся Юм-Юм. Ему, видимо, не дано было постичь смысл такого женского поведения, к тому же он предпочитал сам быть заводилой в играх. Вот и сейчас он уединился, спрятавшись за книгами о сбалансированном питании, правильном дыхании, вегетарианских диетах, лечебных травах, философии индуизма и прочих подобных вещах, входивших в круг интересов покойной миссис Гейдж.
Квиллер, поглаживая усы, размышлял, почему Коко предпочел эти книги исследованиям по истории Гражданской войны, которые стояли на той же самой полке. Увязывалось ли это с теорией повышенной чувствительности кошек к разным тонким материям? Может, Эвфония оставила на них посредством своей нервной энергии какое-либо сообщение? Раньше он просто посмеялся бы над подобной мыслью, но это было до того, как он узнал Коко. Теперь Квиллер поверил бы всему!
Движимый любопытством, он открыл книгу с лекарственным растениям и стал перелистывать её.
Средство от аденомы, аллергии, апоплексии, астмы… Он открыл главу на букву В, надеясь найти средство против вывиха привычного, который Квиллер считал своей ахиллесовой пятой. Однако он не нашел то, что искал; вместо это на глаза ему попался конверт, воткнутый между новой книгой о холестерине и старинной – об укреплении памяти. Письмо было адресовано Джуниору и послано по почте из Флориды. Он открыл конверт и прочитал следующее:
Дорогой Джуниор!
Пришли мне как можно скорее все мои книги по медицине. Дважды в неделю я веду занятия по правильному дыханию. Эти старики избавятся по крайней мере от половины своих проблем, если научатся дышать так, как надо. Пришли также альбомы с моими фотографиями. Я думаю, ты найдешь их на полке, где стоит <Британника>. Почтовые расходы я оплачу сама. Большое тебе спасибо за вырезки статей мистера К. Мне нравится его стиль. А здесь никто не имеет ни малейшего представления о том, как следует писать. Думаю, тебе будет проще оформить для меня подписку на газету. Пришли мне счёт.
Бабушка
Письмо, написанное за две недели до рокового дня, едва ли содержало хоть малейший намек на предстоящее самоубийство, и Квиллер подумал, не случилось ли внезапно что-то такое, что резко изменило её жизнь и убеждения. Это могла быть внезапная болезнь, неожиданное горе, крушение идеалов…
Два альбома с фотографиями он нашёл там, где она указала в своем письме. Он стал перелистывать их, стараясь не пропустить основных событий её жизни, запечатленных на любительских снимках с нанесенными на них поясняющими надписями и датами, словно она знала заранее о том, что будущий биограф будет готовить к публикации её жизнеописание.
Он стал перелистывать их, стараясь не пропустить основных событий её жизни, запечатленных на любительских снимках с нанесенными на них поясняющими надписями и датами, словно она знала заранее о том, что будущий биограф будет готовить к публикации её жизнеописание. Вот крошка Эвфония в день крещения, одетая в длинное платьице, сидит, опираясь спинкой на большую подушку; вот девочка танцует на траве на фоне кустa пионов; вот она в амазонке нарочито прямо сидит верхом на лошади; вот Эвфония – невеста в подвенечном платье с высоким воротником и с пышным букетом белых роз в руках. Но странно, ни на одном фото рядом с ней не было никого: ни жениха, ни дочери, ни родителей, ни внуков – единственным живым существом, запечатленным вместе с ней, оказалась безымянная лошадь.
Квиллер взял из альбомов с десяток подходящих, по его мнению, фотографий и набрал номер телефона в кабинете Райкера.
– Тащи снимки! – распорядился тот. – И как насчёт того, чтобы пообедать?
Сразу после полудня Квиллер направился в редакцию, и вскоре фотографии лежали на столе перед издателем. Райкер, просмотрев всю пачку, кивнул, не сказав по поводу фотографий ни слова, а спросил только:
– Где будем обедать?
– Сперва дай мне клей и библиографическую карточку пять на семь. Найдётся у тебя такая? – спросил Квиллер.
– Нет, а зачем?
– Ладно, тогда дай мне папку, и я вырежу картонку из неё. Мне надо наклеить таймирование для Хикси на картонку, чтобы оно дольше прослужило.
– Очевидно, рассчитываешь долго не сходить со сцены, – с удовлетворением отметил издатель.
– Конечно, и собираюсь подать тебе записку на командировочные.
На машине Райкера они поехали в <Старую мельницу>, ресторан, расположенный на окраине города и пользующийся славой лучшего ресторана в округе.
– Джуниор не звонил? – поинтересовался Квиллер.
– Ещё не время. Его самолет только час как вылетел.
Они въезжали на Гудвинтер-бульвар, когда Райкер спросил:
– А как ты и твои коты относитесь к тому, что дом такой большой и каждый раз надо долго идти, чтобы попасть в нужное место?
– Мы приспосабливаемся ко всему. Но в действительности я занимаю только три комнаты. Сплю в старой спальне дворецкого на втором этаже. Пью кофе и кормлю кошек в громадной, на старинный лад устроенной кухне. Отдыхаю в библиотеке, где осталось немного мебели, не сказать чтобы хорошей, но и не слишком плохой.
– Так это там ты нашёл записки о лесном пожаре?
Нет, они лежали в чулане наверху. В доме тъма-тьмущая чуланов, и все они наполнены всякой рухлядью.
Между прочим, так всегда бывает, когда в доме много мест для хранения вещей, – заметил Райкер. – В принципе чуланы и стенные шкафы нужны, но именно они способствуют превращению разумно бережливого человека в скупердяя и старьевщика. Знаю это по себе.
– Для Коко это просто охотничий сезон. B старом доме и двери старые: плотно они не закрываются, и Коко свободно проникает в любой чулан.
Райкер, который когда-то имел и собственный дом, и жену, и детей, и кошек, глубокомысленно кивнул и добавил:
– Да, кошки не терпят закрытых дверей. Если перед ними запертая дверь, они не успокоятся, пока не откроют её.
– Синдром Рум Тум Туггер, – подтвердил Квиллер, демонстрируя такую же эрудицию, каковою обладал его собеседник.
На стоянке перед входом в ресторан они встретили торговца автомобилями Скотта Гиппела.
– Я слышал по радио, что старая миссис Гейдж умерла. Скоропостижно, было сообщено. Это правда? Самоубийство? – спросил он.
– Они лишь повторили то, о чём полиция известила Джуниора, – ответил Райкер.