Девушкам это неизменно нравится.
- Твой отец ничего не говорил?
- С какой стати?
- Он не догадывается?
- Это было бы ужасно!
- Так ли уж?
Скептицизм спутника возмущает ее.
- Франк!
- Он что, не такой, как все? Сам любовью не занимался?
- Перестань!
- Мать у тебя умерла?
Мицци сконфуженно колеблется.
- Нет.
- Развелись?
- Она ушла из дому.
- С кем?
- С одним дантистом. Не будем об этом, Франк.
Они миновали дубильную фабрику. Приближаются к отстойному пруду, где раньше, до постройки плотины, была пристань. Воды там почти не осталось, и старые баржи, брошенные Бог весть почему, скоро сгниют. Некоторые лежат вверх дном.
Летом там, где проходят сейчас Франк и Мицци, зеленеет откос, место игр детворы со всего квартала.
- Дантист был красивый?
- Не помню. Я была совсем маленькая.
- Твой отец пробовал с ней видеться?
- Не знаю, Франк. Не надо говорить о папе.
- Почему?
- Потому.
- Чем он занимался раньше?
- Писал книги и статьи в журналах.
- О чем?
- Он был художественный критик.
- Ходил по музеям?
- Он видел все музеи мира.
- А ты?
- Кое-какие.
- В Париже?
- Да.
- В Риме?
- Да. А еще в Лондоне, Берлине, Амстердаме, Берне...
- Останавливались в хороших гостиницах?
- Да. А почему тебя это интересует?
- Чем вы занимаетесь, когда вдвоем?
- Где?
- Дома, когда твой отец кончает водить свой трамвай.
- Он читает.
- А ты?
- Он читает вслух и объясняет мне.
- Что читает?
- Всякие книги. Часто стихи.
- И тебе интересно?
Ей так хочется, чтобы он заговорил о другом! Она чувствует, что он весь напрягся, что он ненавидит ее. Она виснет у него на локте, сплетает пальцы - перчаток на ней нет - с его пальцами, но безуспешно: он делает вид, что не понимает.
- Пошли! - решает он наконец.
- Куда ты меня ведешь?
- Тут неподалеку, к Тимо. Сейчас увидишь.
Час еще слишком ранний. Музыка не играет. В баре одни завсегдатаи: у них торговые делишки с Тимо и между собой. Цвет стен и абажуров особенно резок. Кажется, будто вы попали в театр днем, в разгар репетиции.
- Франк...
- Садись.
- Может, лучше пойдем в кино.
А, в темноту потянуло! Одна беда - ему туда не хочется. Ощущать кисловатый вкус ее губ - тоже. Елозить рукой по подвязкам - тем более.
- Ему не скучно жить, ни с кем не общаясь?
Мицци не сразу понимает, что разговор по-прежнему идет об ее отце.
Елозить рукой по подвязкам - тем более.
- Ему не скучно жить, ни с кем не общаясь?
Мицци не сразу понимает, что разговор по-прежнему идет об ее отце.
- Нет. Почему он должен скучать?
- Не знаю. Вы были богаты?
- По-моему, да. У меня долго была гувернантка.
- А вагоновожатый прилично зарабатывает?
Она умоляюще нащупывает под столиком его руку.
- Франк!
- Тимо! - не обращая на нее внимания, подзывает Франк. - Иди сюда. Мы хотим чего-нибудь вкусного.
Сперва закуски. Потом отбивные с жареным картофелем.
А для начала бутылку венгерского - сам знаешь какого.
Он наклоняется к Мицци. Сейчас он опять заговорит об ее отце. Но тут звонит телефон. Тимо вытирает руки о белый передник и отвечает, поглядывая на Франка:
- Да-да... Я вам это устрою... Нет, не слишком дорого, но и не даром... Кто? Нет, сегодня я его не видел...
Кстати, здесь ваш друг Франк...
Он прикрывает трубку ладонью и обращается к Фридмайеру:
- Это Кромер. Будете говорить?
Франк встает, берет трубку.
- Ты?.. Удалось?.. Хорошо... Предам их тебе вечером...
Ты сейчас где? Дома?.. Одет?.. Один?.. Хорошо б, если бы ты живенько заглянул к нашему другу Тимо... Не могу входить в объяснения... Что?.. Да, примерно так... Нет, не сегодня... Ограничишься тем, что посмотришь... Издалека... Нет. Будешь идиотом - все накроется.
Он садится, и Мицци спрашивает:
- Кто это?
- Мой друг.
- Он придет?
- С чего ты взяла?
- Мне показалось, ты звал его сюда.
- Не сейчас. Вечером.
- Послушай, Франк...
- Что еще?
- Мне хочется уйти.
- Почему?
На серебряном блюде им подают солидные отбивные с жареным картофелем. Мицци не пробовала его, вероятно, многие месяцы, если не годы. А уж котлет в сухарях да еще с папильотками на косточках - подавно.
- Я не хочу есть.
- Тем хуже.
Признаться она не смеет, но он чувствует: ей страшно.
- Что это за место?
- Кабак. Бар. Ночной ресторан. Словом, все, что хочешь. Рай земной. Мы у Тимо.
- Ты часто здесь бываешь?
- Каждый вечер.
Мицци силится приняться за мясо, но ей не хватает духу, она кладет вилку и вздыхает как от усталости:
- Я люблю тебя. Франк.
- Это что, катастрофа?
- Почему ты так говоришь?
- Потому что ты рассуждаешь об этом с трагическим видом, словно о какой-нибудь катастрофе.
Уставившись в пространство, она повторяет:
- Я тебя люблю.
И его подмывает брякнуть: "А я тебя нет".
Но ему уже не до этого. Входит Кромер в своем меховом пальто и с толстой сигарой, у него вид человека, который и здесь, и всюду - самый главный. Притворяясь, что не замечает Франка, он направляется к стойке и со вздохом облегчения взбирается на высокий табурет.