ПактсГитлеромонпринялтрагично,много пил,искал оправдания:
объективные -- находил, но сердцевсе равно жало, оно неподвластно логике и
живет своими законами в системе таинства под названием "Человек".
...ИменнотогдаИсаевзановопрочиталкнигуВальтераКривицкого,
резидентаНКВДв Париже, которыйвыступил с разоблачением Ягоды, Ежоваи
Сталина. Исаев хорошо знал Кривицкого,
у нихбыло три встречивПариже иАмстердаме вовремяпрогулки на
туристском катере по тихим каналам, над которыми медленно стыли чайки; тогда
егоотчего-топоразило,что они некричали, как наберегу илив порту,
странно...
Сразупослетого,какуход Кривицкого сталсенсацией,втридцать
седьмом еще,Исаевзатаился:"если онпредал--значитназоветимена
Шандора, Треппера и мое". Цепь, однако, продолжала функционировать; отозвали
трех товарищей-- видимо, боялисьза них, но потом докатилось, что дома их
расстреляли...
Значит,Кривицкий хранил в себе то, что емупредписывал долг? Значит,
он не открыл имен товарищей по борьбе снацизмом? Значит,действительно он
ушел поидейным соображениям? Предательв разведке прежде всегооткрывает
имена друзей, но ведь ВальтерзналЯна, Кима, нони словомне упомянул о
них...
".Кривицкого убили, он унес ссобой имена товарищей, никто в Европе не
был схвачен; значит, он выбрал путь политической борьбы против террора, а не
измены?
Тем неменее Исаев тогдасменилквартиру илег нагрунт,стараясь
понять, нетликакой-то связи между происходящимдома и тем, что ежечасно
затевалосьвсеромзданиинаАлександерплацивтехконспиративных
квартирах, где он мог появляться, невызывая подозрения уруководства. Как
никто другой, он четко знал внутренние границы рейха: "это мое дело, это мой
агент, это моя информация -- не вздумай к ним прикоснуться; собственность".
ОнзаметилликованиевРСХА,когдапришлосообщение,чтона
партконференцииизЦК"заплохуюработу"былвыведенбывшийнарком
иностранных делЛитвинов; иначе, как"паршивый еврей,врагНСДАП", его в
Германии не называли.
Именно тогда в баре "Мексике", крепко выпив, Шелленберг поманил пальцем
Штирлицаи,бряцаястаканами,чтобыпомешатьпостояннойзаписивсех
разговоров, которые велись тут по заданию Гейдриха, шепнул:
-- Зачем война на двафронта? Ведь Сталин расстилается перед нами!Он
капитулировалпо всем параметрам!Он подстраивается под наши невысказанные
желания, чего ж больше?!
Штирлиц отправил шифрованную телеграмму обэтом из Норвегии, приписав,
что ответа может ждать толькоодиндень,дал адрес отеля -- несвоего, а
того, что былнапротив. Через пять часов неподалекуот парадногоподъезда
остановился "паккард", вышли трое: заученно разбежались вразные стороны --
рассматривать витрины; тот, кто сидел за рулем, отправился к портье,пробыл
там недолго, вышел, пожав плечами, сел в машину и уехал; троица осталась.
Через пять часов неподалекуот парадногоподъезда
остановился "паккард", вышли трое: заученно разбежались вразные стороны --
рассматривать витрины; тот, кто сидел за рулем, отправился к портье,пробыл
там недолго, вышел, пожав плечами, сел в машину и уехал; троица осталась.
ЧерездесятьминутИсаевпозвонилпортье,назвалсяЗооле--тем
псевдонимом, которыйтогдазналаМосква, спросил, не приходил ли кнему,
директоруЛюбекского отделениябанка, господинвысокогороста вбежевой
шляпе.
-- Он только что ушел,господин Зооле, очень сожалею! Хотите,чтобы я
послал за ним человека? Возможно, он еще ждет такси.
--Нет,спасибо, -- ответил Исаев, -- пошлите вашего человека в отель
"Метрополь",это наискосок, пусть оставит портье письмомоего друга, он же
принес мне письмо?
-- Оно передо мной, господин Зооле, сейчас оно будет в "Метрополе".
В шифрописьме говорилось: "Спасибо за ценнейшее сообщение. В Берлин вам
возвращаться рискованно,позвонитевпосольство,назовитесьиоставьте
адрес, о вас позаботятся..."
Через полчаса Исаев,сломанныйи раздавленный, выехалнааэродром и
взял билет в Берлин...
А может быть,действительновстранеслучилось самоестрашноеи к
власти пришли те, кто хочет Гитлера? Кто же его хочет?
Ион не посмелтогда датьответ на этот вопрос -- жалко, сломанно, с
ощущением мерзкой гадливости к самому себе
...Кудабыя отсюда ни бежал, сказалонсебетогда, понимая, что в
который уже раз оправдывает себя,вымаливая у себя же самогоиндульгенцию,
менявсюдубудут воспринимать какоберштурмбаннфюрера СС, врага, нациста,
губителядемократии...Я лишен права сказать, кто я на самомделе, потому
чтоврагиначнут кампанию:"гестапоиНКВД умеютсотрудничатьдажев
разведке,совместимость"...Вальтер Кривицкийушелчистым... Яслужил в
РСХА, я замаран тем, что ношу руны впетлицахи имею эсэсовскую наколку на
руке...
Нуты, сказал он себе,вернувшись в Берлин, сейчас надо сделатьвсе,
чтобы вернуться -- нелегально-- домой. И уничтожитьтамтех,кто предал
прошлое. Это высшая форма преступления-- предательство прошлого.Такое не
прощают. За это казнят... Ты способен на это? Или ты трус, спрашивал он себя
требовательно, с бессильной яростью.
Эта мысльпостоянно ворочаласьв нем до того дня, пока он не прочитал
фрагменты плана "Барбаросса", а затем в марте сорок первого получил шифровку
изЦентра, поначалуиспугавшую его,ибо никто незнал его нового адреса:
"СитуациявЮгославиискладываетсякритическая,врагинарода,
провоцировавшие дома репрессии,ликвидированы, просим включиться в активную
работу".
Исаевиспыталтогдасчастливоеоблегчение,уснулбез снотворного,
однако наутро проснулся все с той же мыслью: "Значит, ты все простил? Ты все
забыл, как только тебя поманили пальцем?"
Нотогда онужевновьобрел право дискутировать ссамимсобою,и
поэтому он круто возразил себе: "Меня поманили не пальцем, я не проститутка,
мне открытосообщили,чтобыли репрессии и что с приходом новогонаркома
Берия прошлое канулов Лету: Марат --Дантон--Робеспьер;революция не
бывает бескровной.