А откуда у Чена морщинам взяться, когда ему двадцать четыре
года. Хотя морщинки у него под глазами есть: как никак четыре года он работает в белом тылу, когда ночью каждый шорох кажется грохотом, а днем в
любом, идущем сзади, видишь филера.
Чен подскочил к унтер офицеру, что то сказал ему по японски, быстрым жестом сунул в руку зелененькую банкноту, унтер отвернулся, и Чен провел
Исаева с Сашенькой сквозь строй японских солдат. Те смотрели мимо и вроде бы не видели троих людей, которые прошли, касаясь их плечами.
– Что вы ему сказали? – спросила Сашенька.
– О, я прочел ему строки из Бо Цзю и, – ответил Чен.
– У нас сегодня день начался с поэзии, – улыбнулся Исаев.
– Что это за стихи?
– Это не стихи. Скорее, это труд по практической математике великого китайского мудреца – так совершенны рифмы.
Они вышли на причал. Громадный кран, размахивая стальной шеей, поворачивался, спуская вниз, на бронированную платформу, огромный зеленый танк.
Три танка уже были сгружены, и возле них возились японские техники, объясняя русским офицерам, как заводится мотор. Сейчас, когда машины ревели,
пуская из выхлопных труб клубы черно синего дыма, казалось, что стреляют из пулеметов.
– Какие страшилища, – сказала Сашенька, – словно животные из каменных веков.
– Каменный век был один, – улыбнулся Исаев, – эпохи в нем – разные.
– Еще семь штук осталось, – заметил Чен. – Правда, что то стряслось с краном, боюсь, испортился.
– А отчего разгружают каппелевские солдаты?
– Видимо, не надеются на грузчиков.
– Понятно, – задумчиво сказал Исаев, провожая взглядом раскачивающийся в воздухе танк.
Вдруг в кране что то хрустнуло, застонало, потом тонко завизжало, и танк, нелепо перекувырнувшись в воздухе, грохнулся на камни. Раздался звон,
будто разбили громадную музыкальную шкатулку.
– Стойте здесь, – попросил Исаев девушку, а сам с Ченом побежал к разбитой машине. Танк лежал на боку. Дула крупнокалиберных пулеметов были
погнуты, потому что удар пришелся как раз на них.
Чен и Максим Максимыч походили вокруг машины, сокрушенно покачали головами и двинулись обратно, к Сашеньке. Исаев полуобнял Чена и незаметно
сунул ему в карман его модного, с оторочкой пальто маленькую записочку шелковку.
– Немедленно в центр, – сказал он. – А теперь по поводу танков. Поломка крана здесь не поможет, они его быстро починят. Надо что нибудь
придумать с бензином. Добавлять в бензин воды с соляной кислотой – вся подача полетит к чертовой матери. Дикость, конечно, но это единственный
способ задержать танки здесь. Если они сейчас уйдут на фронт – это будет страшным ударом для нас. А шифровку – немедленно Блюхеру. Немедленно,
это только что из сейфа премьера.
– Хорошо, я сделаю это сейчас же.
Исаев пожал Чену руку – и, чтобы слыхала Сашенька, громко сказал:
– Пожалуйста, выпишите мне мотоциклет непременно красного цвета, я люблю экстравагантность.
Чен приподнял свою нерповую шапку, осклабился и простоял так, пока Исаев и Сашенька не миновали цепь японских жандармов. Чен хотел было
двинуться следом за ними, но заметил возле унтер офицера подозрительного типа в синем пальто. Тип в синем о чем то просил японского жандарма, но
тот отрицательно качал головой, видно, не хотел пускать.
«Где то я этого человека видел, – быстро подумал Чен, – надо только вспомнить, где именно. На Светланке? Или около Полтавской?»
И – от греха – он свернул за пакгауз, а здесь одному ему известными путями вышел из порта прямо к стоянкам китайских лодок, добрался до вокзала
и успел передать проводнику поезда Владивосток – Харбин Грише Кикнадзе, связному красных, работавшему под видом бандитствующего контрабандиста
наркотиками, ту самую шелковку с зашифрованным текстом, которую ему только что вручил Исаев.
Тип в синем о чем то просил японского жандарма, но
тот отрицательно качал головой, видно, не хотел пускать.
«Где то я этого человека видел, – быстро подумал Чен, – надо только вспомнить, где именно. На Светланке? Или около Полтавской?»
И – от греха – он свернул за пакгауз, а здесь одному ему известными путями вышел из порта прямо к стоянкам китайских лодок, добрался до вокзала
и успел передать проводнику поезда Владивосток – Харбин Грише Кикнадзе, связному красных, работавшему под видом бандитствующего контрабандиста
наркотиками, ту самую шелковку с зашифрованным текстом, которую ему только что вручил Исаев. Дорого бы дал Гиацинтов за эту шелковку, потому что
на ней – сведения обо всех войсках, которые будут брошены на штурм Благовещенска, Читы и Иркутска. Сведения эти были известны трем людям:
Меркулову, Молчанову и Фривейскому. Теперь их знали Исаев и Блюхер.
Чен дождался, пока поезд ушел, и двинулся к себе домой. Возле своего дома он, по профессиональной привычке, оглянулся: к нему пристроились два
филера, один из них – тот, что потерял его в порту. Чен не мог, конечно, знать, что сейчас его фотографии, размноженные в десятках экземпляров,
Гиацинтов показывает своим агентам и осведомителям, чтобы постараться хотя бы таким образом выйти на прошлое Чена: вдруг кто нибудь его
опознает?
«Он у нас под колпаком, – сказал Гиацинтов своим сотрудникам. – Теперь все решит время: он выведет нас на сообщников, только надо смотреть и
ждать, а время – за нас».
Чен до утра мотался по городу, старался вновь оторваться от филеров, чтобы предупредить Исаева. Но оторваться ему так и не удалось: шпики, что
называется, висели у него на «хвосте», и даже когда он подходил к телефонному аппарату, они тоже становились рядом, копируя прием японской
контрразведки, которая первой ввела «открытый шпионаж» – вплоть до совместного посещения уборной. Чен понял, что звонить Исаеву тоже ни в коем
случае нельзя. Тогда он, купив соляной кислоты, ринулся в порт, прошел, как и давеча, цепь японских жандармов и убедился, что план его был
верным: шпики остались за кордоном, потому что они не могли предъявить японскому унтеру своих документов. Чен улыбнулся своим преследователям и
бросился к пристани китайских джонок – считал, что теперь в безопасности, предупредит Исаева и сразу же уйдет в сопки. Но, выйдя к пристани, он
увидел еще двух филеров и понял, что заперт со всех сторон. Тогда он вернулся назад, развел соляную кислоту в ведерке грязной воды и, пользуясь
тем, что танки стояли за пакгаузами, в темном месте, стал заливать в бензиновые баки грязную воду, смешанную с кислотой.
* * *
Миновав пересечение шумных и нарядных Алеутской и Светланки, поднявшись вверх по Китайской, мимо редакции ванюшинской газеты, мимо охраняемого
солдатами штаба японской миссии, мимо здания американской миссии, окруженного тонкими рядами колючей проволоки, с пулеметчиками в воротах,
Сашенька и Исаев шли по узенькой улочке – смотреть город с «черного хода».
В окнах сидели ярко намазанные женщины.
– Что это они, как на выданье? – спросила Сашенька.
– Они не на выданье. Они работают. Их стоимость от пятидесяти копеек до полутора рублей. Это знаменитый Косой тупик.
Следующий домик был веселый, с геранями на окнах и с беленькими накрахмаленными занавесками. Во дворе слышались звонкие детские голоса.
Исаев подошел к калитке и заглянул в щелку: во дворе бегали друг за другом, играя в лапту, девочки лет семи. В кресле возле террасы сидела
пожилая женщина с рукоделием.