Им
самим,конечно,милицейскиеразборкини к чему, поэтому тот
факт, что дело "повисло", им только наруку,но,однакоже,
милицейскиедела--этооднапесня,аделаличные,
внутримафиозные, -- совсем, можносказать,другойроманс.А
подайтесюдатогонаглеца,которыйпосмелнашего любимого
кореша тронуть!
При такойпостановкевопросасроквполторагодане
казалсячем-тоневероятным.Укриминальныхструктурсвоя
логика, не такая, как у милиции. Это менты всегда хотятскорей
дабыстрей, у них начальства выше крыши, а сбоку еще прокуроры
погоняют. А "деловые" -- они по-другому взаимные расчеты ведут.
В тот момент, когда его, Никиту Мамонтова, на Павелецкий вокзал
послали, промеж двумя группировкамиодинсчетбыл,наочко
больше в пользу приезжих, и замоченный чужак этот счет сравнял.
Атеперь,спустя полтора года, перевес мог вполне оказаться в
пользу московских, и их "конкуренты" могутсделатьизНикиты
разменную карту.
ОнвспомнилтогооперасПетровки,которыйим тогда
занимался. Всю душу прямо вынул своими разговорами, по три часа
каждый день мурыжил Никиту, все расколоть пытался. Как же звали
его? Ну, впрочем, неважно. Так вот этот опер говорил Никите: "Я
знаю, что убийство совершил ты. Знаю -- и все. А ты воточем
подумай.Еслиянайду доказательства твоей вины, ты получишь
срок. Солидный, но все равно это только срок.Понимаешь?Если
тыуспеешьобернуться раньше меня и напишешь явку с повинной,
срок будет меньше. Если начнешь активнопомогатьследствиюи
дашьинформацию о своих хозяевах, срок будет еще меньше. А вот
если я не найду доказательств противтебя,тыостанешьсяна
свободе. И долго ты на этой свободе не проживешь".
Никитатогдаемунеповерил.Его хозяева казались ему
сильными, могущественными и вечными. Они его в обиду недадут.
Тем более он показал себя таким молодцом, от ментов вывернулся.
Однакопрошлополторагода, и все изменилось. Группировка, к
которой он принадлежал, оказалась не такой уж могущественнойи
жизнеспособной. Внутренние распри ее ослабляли, да и милиция не
дремала,кое-когосумела зацепить и из общей кучки выдернуть.
Месяцатриназаджалкиеостаткигруппывлилисьвдругую
структуру,болеекрупнуюи сильную, которая подмяла под себя
хозяевНикитыМамонтова.НосамомуНикитевэтойновой
структуреместане нашлось. То есть не то чтобы его выставили
без выходного пособия, но ясно дали понять, что не расстроятся,
если он отвалитнавсечетырестороны.Оннебоевик,не
снайпер,некачокинедрачун, не мастер вождения и вообще
никакимивыдающимисяталантаминеобладает.Егопрежние
хозяева,мелочьпузатая,были каждой паре рук рады, особенно
если эти руки принадлежат человеку трусоватому, которомулегко
приказывать.
Ауновыххозяев порядки другие. Там на каждое
место чуть не конкурсный отбор, итакие,какНикита,имне
нужны.Его, конечно, примут, ежели он захочет остаться, потому
как на нем "мокрое" висит исвоеправонапринадлежностьк
структуреонэтимкакбызаслужил.Но на большее пусть не
рассчитывает. Роль жалкого "приживалы"--воттотмаксимум,
который ему могут предложить.
Никита изобразил достойный отказ, сказал, что никаких обид
и претензий у него нет, и с облегчением завершил свои отношения
с криминальныммиром.Онсдетствабылслабым и трусливым
парнем, но к двадцати пяти годамхотябыпоумнел.Емубыло
девятнадцать,когдаондалвтянутьсебявкриминальные
отношения, потому что не посмел отказаться. Вдвадцатьчетыре
онсовершилубийство,и тоже потому, что струсил и не посмел
сказать "нет". Боялся, что будут бить. Но с того самого момента
только и думал о том,какбыемуполовчеесоскочить.Все,
хватитдурака валять. Надо браться за ум, получать профессию и
спатьповозможностиспокойно.Однако"соскочить"с
криминального,даещеи "мокрого" крючка оказалось не так-то
просто.Малейшийшагвсторонурасценивалсякаксимптом
"ссучивания"товпользумилиции,то в пользу конкурентов.
Неглупому, но слабому Никите так бы исидетьвекивечныена
мафиознойпечке,еслибыпечкаэта, к его счастью, не дала
трещину и не начала разваливаться. Явное пренебрежениексебе
состороныновыххозяевНикитарасценилкакниспосланную
судьбой удачу, которая позволит емунаконецвестинормальный
образжизни,не вызывая ни гнева, ни подозрений, ни угроз. Во
всяком случае, так он полагал. Но не тут-то было...
Выходит, прав бы тот опер. Недолго ему радоваться свободе.
Как же его все-таки звали?Никитавспомнил,чтооперативник
тогда дал ему свои телефоны, и домашний, и служебный, и сказал:
--Какнадумаешьдатьпоказания,сразумне звони. Не
стесняйся, звони в любое время, даже ночью.
Бумажку с телефонами Никита нашел быстро. Он вообщелюбил
вовсемпорядок и никогда ничего не терял. Вот, Коротков Юрий
Викторович. И телефоны. А что, если позвонить? Теперьужебез
разницы,можно и ему признаться в убийстве, все равно эти трое
его признание записали. Но Коротковхотябыпосоветует,что
делать.
Никитаещенемногоподумал,потомрешительноснял
телефонную трубку и набрал домашний номер Короткова.Былоуже
десять вечера, и он решил, что звонить на службу бессмысленно.
Ему ответил недовольный женский голос.
-- Его нет. Что-нибудь передать?
-- Я перезвоню попозже. Ничего, если через час?
-- Звоните, -- сухо сказала женщина и бросила трубку.