А вот попался москвич - даже еслиядействительнокорреспондент,
почему бы не стукнуть, ведь нет ни свидетелей, ни закона. Была бы примне
красная книжка - другое дело, а без красной книжкииубитьмогут-не
взыщется.
Крашенныйбуройкраскойкоридор,зарешеченныеокнанауровне
тротуара, так, что видны только ноги прохожих ислышныкрикимальчишек,
которые во дворе моей школы играют в футбол. Дежурный сержант провелменя
к какой-то двери, втолкнул внутрь, и сам остался снаружи...
Внутри меня уже ждали. Привычные грубые руки тут же обшариликарманы
джинсов, и только послеэтогодюжийрусскиймилиционер-старшина-
приказал:
- Бруки сымай, ипонать! Обувь тоже! Шнурки вынай и пояс.
Снялбрюки,кеды,жду.Старшинатщательноиспокойно,почти
флегматично прощупал резинку трусов,затемвысыпалнастолсодержимое
карманов - полпачкисигарет,носовойплаток,восемьрублей(всемои
остальные командировочные деньги вместе с документами остались вдорожной
сумке, в руках у Ани Зияловой). Вслед за этим так же не спеша, старательно
прощупал швы джинсов и вернул мне всю одежду, кромеремняишнурковот
кед. Пересчитал сигаретывпачке-тамбылошестьштук,подумалс
полминуты, сказал:
- Ладно, держи, ипонать! Покуришь.
Я оделся, взял сигареты.
- Пошли, - сказал он.
Коридор как бы продолжался, но теперь вместодверейкабинетовбыли
металлические, с глазками и запорами, двери камер. Янасчиталихшесть.
Старшина мягко, нацыпочкахподошелкчетвертой,заглянулвглазок,
беззвучно выругался матом, потом разом отодвинулзасовиоткрылдверь.
Смесь спертой вонищи, табачного дыма и немытых тел пахнула мне в лицо.
- Фулевый! - крикнул в камеру старшина. - Карты отдавай, ипонать!
- Какие карты? - послышалось из камеры.
- Заходи, - кивнул мне внутрь камеры старшина, и яшагнулвКПЗ-
пыльную, с двухэтажныминарами,свысокимнемытымзарешеченнымокном
камеру. В одном углу, недалеко от окна, стоял толчокскраномсмыва,в
другом - бачок с водой и прикованная цепочкой кружка. Вот и вся "мебель" в
камере. На верхних нарах кто-тоспал,ананижнихвалялисьисидели
человек восемь, и один из них - худой, сорокалетний, всвитеренаголое
тело, с татарскими глазами - пытался спорить со старшиной:
- Какие карты, старшина, ты что?
- Кончай ваньку ломать, ипонать, - спокойно сказал старшина. -Давай
карты или Багирова позову.
Я понял, что Багиров - этот тоткапитан,которыйменятолькочто
саданул по уху так, что уже синяк над виском.
- Багирова, Багирова!-передразнилстаршинутатаринипротянул
сидевшему рядом парню стопку крошечных,величинойсоспичечныйкоробок
бумажек - рисованные на клочках ученической бумагикарты.
-Шах,отдай
ему, х... с ним.
Шах взял карты,подошелкдвери,находуокинулменякоротким
взглядом, сказал старшине:
- Дали бы книжку почитать...
- Давай,Сашка,давай,-потребовалунегокартыстаршина.-
Читатель, ипонать! - Он взял карты, спросил: - Все тут?
- Бубновой дамы не хватает, - сказал парень.
- А где она, дама эта? - спросил старшина.
- А я ее трахнул, - сказал из глубины камеры Фулевый. - А теперьона
инвалиду сосет.-Ирасхохоталсясвоейостроте,ивсякамератоже
расхохоталась, кромеспавшегонаверхуинвалидасподвязаннойкноге
культей.
Сашка Шах тоже улыбнулся.
Старшина ухмыльнулся беззлобно, глядя то на хохочущего Фулевого, то в
глубину камеры, куда ему, охраннику, нельзя было входить без хотябыеще
одного дежурного, то на Сашку. Сашка, все еще улыбаясь, стоял удвери.И
вдруг ногой в пах старшина так саданул Сашку, что тот согнулся вдвое и тут
же попал подбородком на уже приготовленноекударуколеностаршины,и
старшина только чуть-чуть, несильно поддел этот подбородок коленом, отчего
Сашка опрокинулся на спину. В тотжемоментстаршиназахлопнулдверь,
грохнул снаружи засовом и, даже не взглянув в глазок, пошел прочь - намв
камере были слышны из коридора его спокойные шаги.
Так - через Сашку - он сквитался с Фулевым, балбес!
Я смотрел на арестованных.Никтоизних,дажеэтотФулевый,не
поднялся помочь своемусокамернику,этомусемнадцатилетнемумальчишке.
Сашка каталсяпополу,держасьдвумярукамизапах,хватаявоздух
раскровавленным и безмолвно кричащим ртом, а они, сидянанарах,просто
смотрели на него, как в цирке. В нудной камерной жизниэтозрелищебыло
для них тоже развлечением.
Я выпростал из джинсов рубаху,оторвалкусок,подошелкбачкус
водой, хотел намочить, но оказалось, что бачокпуст,итогдаяпросто
нагнулся к Сашке и куском рубахи стал вытирать ему кровь с лица.
- Уйди, сука! - вдруг крикнул мне Фулевый.
Этого я, конечно, не ожидал, удивленно повернулся к нему. ї -Отойди
от него! Убери руки, наседка! ї - Ты что, сдурел, что ли? - спросил я.
Фулевый встал с нар, подошел ко мне вплотную, и я видел, как он то ли
жует что-то во рту, то ли еще непонятно зачем двигает желваками, а когда я
сообразил, что он просто собирает слюну, было уже поздно - он вдругсочно
и звучно харкнул мне прямо в лицо.
Ну, такого еще не было! Я потерял контроль над собой, забыл, что я-
столичный журналист и так далее. Тем же милицейским приемом-коленомв
пах - я достал этого Фулевого, и когда он отударасогнулся,какСашка
минуту назад, я двумя кулаками еще долбанул егопозатылку.Падая,эта
скотина ухватила меня за ноги, и мы покатились по заплеванному полу камеры
- он пытался меня укусить, а я вытирал свое лицо о его свитер, выворачивал
ему руку и не знаю, чем бы кончилась эта драка, если бы в этотмоментне
распахнулась дверь.