Этот дылда, видно, считает, что у него, доктора Карраро, нет других дел, как только сидеть возле телефона и звонить родственникам умерших! Он даже отвечать не стал, но сердито поинтересовался:
– Что вам, собственно, нужно?
– Я бы хотел узнать причину смерти синьора Росси, – спокойно ответил Брунетти.
– А какое вам до этого дело? – отрезал доктор.
«Газеттино» часто напоминала своим читателям, что штат больницы недоукомплектован, больница переполнена, поэтому многим врачам приходится работать сверхурочно.
– Вы дежурили, когда его привезли, Dottore? – вместо ответа спросил Брунетти.
– Кто вы такой? – бросил Карраро, повысив голос.
Брунетти назвал свое имя и невозмутимо продолжил:
– Из газеты я узнал, что синьор Росси в больнице, и пришел навестить его. Дежурный сказал мне, что он умер, и потому я здесь.
– Зачем?
– Узнать причину его смерти, – повторил Брунетти. И, помолчав, добавил: – Ну и кое‑что еще.
– Что значит «кое‑что еще»? – вспылил доктор, и теперь уже все его лицо залилось краской. Не надо было быть психологом, чтобы понять, что вопрос его встревожил.
– Повторюсь еще раз, Dottore, – сказал Брунетти с подчеркнуто вежливой улыбкой. – Я бы хотел знать причину смерти.
– Вы сказали, что вы друг, верно? – Брунетти кивнул. – В таком случае вы не имеете права на получение информации. Эти сведения не предоставляются никому, кроме ближайших родственников.
Поскольку доктор замолчал, Брунетти поинтересовался:
– Когда будет проводиться вскрытие, Dottore?
– Что? – спросил Карраро, подчеркивая очевидную абсурдность вопроса Брунетти. Так как Брунетти не реагировал, Карраро резко повернулся и быстрым шагом стал удаляться – эта показная развязность должна была продемонстрировать профессиональное презрение к дилетантизму и глупости.
– Когда будет проведено вскрытие? – повысив голос, повторил вопрос Брунетти, на сей раз опустив вежливое обращение.
Доктор резко обернулся – эффектно, как на подмостках, – и тут же снова направился к Брунетти:
– В любом случае это будет решать медицинская комиссия нашей больницы, синьор. И я сомневаюсь, что вас попросят принять какое‑либо участие в этом решении.
Брунетти не впечатлило явное раздражение Карраро, скорее его заинтересовало, какая причина его вызвала.
Он вынул бумажник и показал удостоверение, держа его так, что невысокий Карраро вынужден был задрать голову, чтобы рассмотреть его. Доктор ухватился за краешек бумажника, потянул вниз и стал внимательно изучать удостоверение. Он перевернул его и взглянул на заднюю обложку, убедившись в том, что там нет полезной информации – пусто. Такая же пустота была в его глазах: он не знал, как реагировать на происходящее. Наконец он перевел взгляд на Брунетти и заговорил. Высокомерие в его голосе сменилось подозрительностью:
– Кто вас вызвал?
– Не думаю, что так уж важно, почему мы здесь, – начал Брунетти, намеренно используя форму множественного числа и надеясь представить ситуацию так, будто больница наводнена полицейскими, проверяющими медицинскую карту и рентгеновские снимки пациента и расспрашивающими медсестер и других пациентов в интересах расследования причины смерти Франко Росси. – Разве недостаточно того, что мы здесь?
Карраро вернул удостоверение Брунетти:
– У нас, в приемном покое, нет рентгеновского аппарата, поэтому, когда мы увидели его руки, мы отправили его в отделение рентгенологии, а потом уж в травматологию. Это был единственный вариант. Любой врач сделал бы то же самое.
Это был единственный вариант. Любой врач сделал бы то же самое.
«Любой врач в Оспедале Сивиле», – подумал Брунетти, но вслух ничего не сказал.
– Руки были сломаны? – спросил Брунетти.
– Конечно, обе и в двух местах. Мы отправили его туда, наверх, чтобы на переломы наложили гипс. Больше мы ничего не могли сделать. Стандартная процедура. После этого его, вероятно, отправили бы куда‑нибудь еще.
– В нейрохирургию, например? – предположил Брунетти.
Вместо ответа Карраро пожал плечами.
– Прошу прощения, Dottore, – произнес Брунетти не без ехидства. – Боюсь, я не расслышал ответ.
– Да, возможно именно туда.
– Вы заметили какие‑либо другие повреждения, указывающие, что пациента следует направить в отделение нейрохирургии? Вы отметили это в своем отчете?
– Думаю, да, – уклончиво ответил Карраро.
– Думаете или уверены в этом? – настаивал Брунетти.
– Уверен, – наконец признал Карраро, заливаясь краской не то гнева, не то смущения. – Эти рекомендации зафиксированы на рентгеновском снимке.
«Долго ли протянешь, если доверишь свое здоровье этому человеку?!» – вопросил сам себя Брунетти.
Под пристальным взглядом комиссара Карраро перестал пыжиться и превратился в обыкновенного больничного служащего, дрожащего от мысли, что любое подозрение в небрежности скорее вменят в вину ему, чем тем, кто на самом деле занимался лечением Росси.
– Если травматологи не смогли обеспечить ему дальнейшее лечение, это не моя вина. Вам надо побеседовать с ними, – попытался переложить ответственность на других Карраро.
– Насколько серьезной была рана на голове? – спросил Брунетти.
– Я не нейрохирург, – тут же среагировал Карраро.
«И это к лучшему!» – вздохнул про себя Брунетти. Он испытывал искушение сказать доктору, что его присутствие в больнице не имеет никакого отношения к возможной ответственности за профессиональную небрежность при лечении пациента, но он сомневался, что Карраро поверит ему, а если даже и поверит, вряд ли что‑то изменится. За годы службы в полиции он имел дело с людьми самых разных профессий, и его богатый опыт позволил ему усвоить тот факт, что лишь у военных и мафии (а также, пожалуй, среди священнослужителей) существовала настолько крепкая круговая порука, как среди медицинских работников. Они блюли свое единство даже в тех случаях, когда ценой их отказа выдать корпоративные секреты могли стать истина, справедливость и сама человеческая жизнь.
– Спасибо, Dottore, – произнес Брунетти, заканчивая разговор и явно удивляя своей внезапной уступчивостью собеседника. – Я бы хотел его увидеть.
– Увидеть Росси?
– Да.
– Он в морге, – сообщил Карраро, и его голос казался таким же холодным, как и названная им обитель скорби. – Вы знаете, как пройти?
– Знаю.
К счастью, путь Брунетти лежал через центральный внутренний дворик больницы, так что у него была возможность мельком увидеть небо и цветущие деревья. Ему было жаль, что он не мог хорошенько рассмотреть прекрасный узор плотных облаков, видневшихся сквозь цветущие розовые кусты. Он свернул в узкий проход, который вел в прозекторскую, испытывая смутное беспокойство: его огорчила мысль о том, насколько хорошо он знаком с этой дорогой смерти.
У входа комиссара встретил служитель морга. Это был человек, на протяжении десятилетий имеющий дело с мертвецами, хранитель их безмолвия. Служитель узнал Брунетти и поприветствовал кивком головы.
– Хочу глянуть на Франко Росси, – объяснил свое появление Брунетти.