– Весьма мудрый ход. Ладно, оставляю вас наедине с вашей грамматикой, – сказал Брунетти.
Он повернулся, чтобы уйти, и за его спиной Пучетти произнес:
– Дас виданья.
Не зная русского, Брунетти не мог ответить на том же языке, поэтому пожелал доброй ночи и вышел из здания. Женщина, преподающая математику, Пучетти, изучающий русский язык, чтобы выглядеть достойно и понравиться ее родителям – по пути домой Брунетти размышлял об этом, задаваясь вопросом, не был ли он сам по большому счету всего лишь бессловесным копом.
По пятницам Паоле не нужно было идти в университет, и обычно она проводила этот день, готовя что‑нибудь особенное. Все семейство ждало трапезы с нетерпением, и этим вечером они тоже не были разочарованы. Паола купила баранью ногу в мясной лавке, которая располагалась за овощным рынком, и приготовила ее с крошечными картофелинками, сдобренными розмарином, обжаренными в оливковом масле кабачками‑цуккини и маленькой морковкой с таким сладким соусом, что Брунетти, наверное, смог бы есть это блюдо на десерт, если бы не груши, запеченные в белом вине.
После ужина он улегся на свое обычное место на диване, мало чем отличаясь от выброшенного на берег кита, и позволил себе всего лишь малюсенький стаканчик арманьяка – не более одного глотка.
Паола присоединилась к нему, после того как разобралась с детьми и их домашними заданиями, устроив им настоящую головомойку, чего они, собственно, и ожидали, села рядом и, не отличаясь свойственной мужу щепетильностью, налила себе довольно большую порцию арманьяка.
– Боже, как хорошо, – произнесла она после первого глотка.
Пребывая в блаженном состоянии полудремы, Брунетти вдруг вспомнил:
– А знаешь, кто мне сегодня звонил?
– Кто?
– Франко Росси из Кадастрового отдела.
Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла:
– Боже, а я‑то думала, что все уже закончилось и быльем поросло. – Чуть погодя она спросила: – Что он сказал?
– Он звонил не по поводу квартиры.
– А зачем еще он мог тебе звонить? – удивилась Паола. Он еще и рта не успел открыть, как она задала очередной вопрос: – Он звонил тебе на работу?
– Да. Это‑то и странно. Когда он был здесь, он не знал, что я работаю в полиции. Он поинтересовался, чем я занимаюсь, и я ответил, что связан с юриспруденцией.
– Ты всегда так отвечаешь?
– Да.
Он не стал объяснять почему, а она не стала спрашивать.
– Как он узнал правду?
– Кто‑то из его знакомых сказал ему.
– Чего он хотел?
– Не знаю. Он звонил с мобильного, и у меня создалось впечатление, что он собирается сообщить мне нечто важное и ему явно не хочется разглашать эти сведения, поэтому я предложил ему перезвонить из телефона‑автомата.
– И что же?
– Он не позвонил.
– Возможно, он изменил свои намерения.
Если объевшийся бараниной и лежащий на спине человек способен пожимать плечами, то Брунетти пожал.
– Раз уж это так важно, он перезвонит, – утешила его Паола.
– Я тоже так думаю, – отозвался Брунетти. Ему хотелось выпить еще немного арманьяка, и он совсем было собрался наполнить стаканчик, однако почему‑то на полчаса провалился в сон. После пробуждения все мысли о Франко Росси куда‑то улетучились, а желание выпить арманьяка осталось. Исполнив его, он пошел спать.
Брунетти опасался, что понедельник принесет ему новости – какие‑нибудь последствия делового обеда вице‑квесторе Патты с его начальником. Вызов последовал около одиннадцати, вскоре после того как Патта приехал в квестуру.
– Синьор комиссар! – окликнула его синьорина Элеттра, и он, подняв глаза, увидел, что она стоит в дверях кабинета с синей папкой в руке. Секунду он размышлял над тем, не выбирала ли она случайно эту папку под цвет своего платья.
– О, доброе утро, синьорина, – сказал он, взмахом руки приглашая ее подойти ближе к столу. – Это список украденных драгоценностей?
– Да, и фотографии, – ответила она, протягивая ему папку. – Вице‑квесторе просил передать, что хочет поговорить с вами сегодня утром. – В ее голосе не было и намека на то, какого рода опасность скрывалась за этим приглашением, и поэтому Брунетти ограничился лишь подтверждающим кивком.
Он открыл папку. К листу бумаги были прикреплены четыре цветные фотографии, на каждой – по одному ювелирному изделию: три кольца и браслет, напоминающий цепочку из небольших изумрудов.
– Похоже, владелица основательно подготовилась к грабежу, – произнес Брунетти, удивленный тем, что кто‑то взял на себя труд сделать студийные фотографии своих драгоценностей, и у него тут же возникло подозрение в мошенничестве со страховкой, которым он поделился с синьориной Элеттрой.
– А разве не все это делают? – спросила она.
Брунетти нахмурился и, не пытаясь скрыть удивление, произнес:
– Вам не следует так говорить, синьорина.
– Возможно, мне и не следует так говорить, особенно учитывая, где я работаю, но я, безусловно, имею право высказаться по этому поводу. – Он попытался было возразить, но она добавила: – Все об этом говорят.
– Да вы взгляните на статистику: в Венеции совершается меньше преступлений, чем в любом другом городе Италии! – с жаром сказал он.
Она не стала закатывать глаза к небу, а ограничилась вопросом:
– Неужели вы думаете, что эти сведения отражают действительное положение дел, синьор комиссар?
– Что вы имеете в виду?
– Эти статистические данные не имеют отношения к уровню преступности в городе. И вам наверняка следует знать об этом.
Поскольку Брунетти не реагировал на ее явный вызов, она спросила:
– А вам не кажется, что люди просто не хотят заявлять о преступлениях?
– Что ж, вероятно, не все, но – я уверен! – большинство людей заявляют.
– А я уверена, что большинство людей этого не делают, – сказала она, пожимая плечами, будто желая смягчить свои слова, но голос ее при этом звучал довольно жестко.
– Почему вы так считаете? – спросил Брунетти, положив папку на стол.
– Я знаю трех человек, чьи квартиры были ограблены в течение последних нескольких месяцев, и они не сообщили об этом. – Она ожидала реакции Брунетти, но он молчал, и она продолжала: – Впрочем, один из них сообщил. Он добрался до участка карабинеров, что рядом с церковью Сан‑Заккариа, и рассказал, что его квартиру ограбили, а дежурный сержант велел ему прийти на следующий день, потому что лейтенанта – он единственный ведет дела о грабежах – в тот день не было.
– И он пришел?
– Конечно нет. А смысл?
– И это повод для такого пессимистического вывода, синьорина?
– А какое еще, по‑вашему, у меня могло сложиться мнение? – Она бросила на него взгляд, в котором было гораздо больше вызова, чем она обычно позволяла себе по отношению к Брунетти.
Она была раздражена, и атмосфера душевного комфорта, которая обычно воцарялась в кабинете в ее присутствии, куда‑то испарилась, оставив ощущение такой же печальной усталости, которая возникала у Брунетти всякий раз после размолвки с Паолой. Пытаясь избавиться от этого ощущения, он посмотрел на снимки и спросил:
– Какое из этих украшений было у цыганки?
Синьорина Элеттра, как и он, стремившаяся сменить тему разговора, склонилась над фотографиями и указала на браслет:
– Владелица узнала его.