ПРОЛОГ. НА МАРКИЗСКИХ ОСТРОВАХ
Былотричаса зимнегодня в Таиохаэ, французскойстолице иглавном
порту Маркизских островов.Дул сильный шквалистый пассат, грохочущий прибой
разбивалсяна крупнойгальке пологого берега, и пятидесятитонная шхуна--
военныйкорабль,олицетворяющийдостоинствоивлияние Франциинаэтом
каннибальском архипелаге, -- прыгала на волнах у своего причала под Тюремным
Холмом. Низкие, черные тучи закрывали вершины поднимающихся амфитеатром гор;
около полудня прошелсильный дождь-- настоящийтропический ливень, когда
вода падает снеба сплошной стеной,-- и потемно-зеленым склонам все еще
вились серебристые нити потоков.
Наэтих островах сжарким издоровым климатом зима --только пустое
название. Дождь неосвежилжителей Таиохаэ, и ветер не принес им бодрости.
Правда,наоднойизокраинкомендантличнонаблюдалзаработами,
производившимися вегосаду, и садовники --вседо одного каторжники--
волей-неволейпродолжалитрудиться,новсепрочиеобитателигородка
предавалисьпослеобеденномуотдыхуисну:Вайкеху,туземнаякоролева,
почивалав своем прелестном домике под сеньюшелестящихпальм, комиссар с
Таити -- в своейосененнойфлагамиофициальнойрезиденции, торговцы -- в
своих опустевших лавках, и даже клубный слуга крепко спал в помещении клуба,
уронив голову на буфетную стойку, над которой были прибиты визитные карточки
морских офицеров и картамира. На протянувшейсявдольберега единственной
улицегородка, гдев благодатнойтенипальмивгустых зарослях пурао
пряталисьдощатыедомики,небыловиднонидуши.Тольконаконце
рассохшегося причала, который некогда (в дни краткого процветания восставших
ЮжныхШтатов) стонал под тяжестью тюков хлопка, накуче мусора примостился
знаменитый татуированный европеец -- живая диковинка Таиохаэ.
Он не спал -- его взгляд был устремленна бухту. Онсмотрел на горный
отрог,переходящийугорловиныбухты вцепь невысоких утесов, набелую
кипящуюполосуприбоя удвухостровков, между которымив узком просвете
виднелисьнасинемгоризонте туманные вершиныкрутых гор островаХуапу.
Однаковниманиеегонезадерживалосьнаэтихдавнознакомыхчертах
ландшафта. Он был погружен вто дремотное состояние,когда сон граничитс
явью, и в памяти его всплывали разрозненные картины прошлого: лицатуземцев
и белых -- шкиперов, старших помощников,местных царьков и вождей проходили
передегоглазамиисноваисчезаливнебытии;онвспоминалстарые
путешествия,забытыепейзажи, освещенные первымилучамизари;онснова
слышалгрохот барабанов, сзывающих на каннибальское пиршество; бытьможет,
он вспоминал темнокожую принцессу, из любви к которойподвергся мучительной
пыткетатуирования, а теперь сидел намусорной куче в конце причалапорта
Таиохаэ -- бездомный бродяга-европеец.
А быть может, на память ему приходило
еще болеедалекоепрошлое, и он снова слышалзвуки и ощущал запахи родной
Англии,своегодетства:веселыйперезвонсоборныхколоколов,аромат
цветущего вереска, нежную песню реки у плотины.
У входа в бухту -- опасные воды, и корабль можно провести только совсем
рядом с островками, такчто с него легко добросить до берега сухарь. И вот,
покататуированныйевропеецдремали грезило прошлом, изза оконечности
западногоостровкавыдвинулся надутыйветром кливер--зрелище, которое
мгновенно заставило его очнуться. Затемпоказалисьдва стакселя, и, прежде
чем татуированный европеец успел вскочить наноги,топсельная шхунакруто
легла к ветру и, обогнув островок, курсом бейдевинд вошла в бухту.
Сонный городок пробудился, какповолшебству. Со всех сторон высыпали
туземцы,приветствуядругдругарадостнымкриком "эхиппи"--корабль;
королева вышла на веранду и стала вглядываться в бухту, прикрыв глаза рукой,
являвшей собою чудо высокого искусства татуировки; комендант,забыв о своих
садовниках,бросилсявдомзаподзорнойтрубой;семнадцатьбронзовых
канаков, во главе с боцманом-французом составлявшиекомандувоенной шхуны,
столпилисьнаеебаке,авсеангличане,американцы,немцы,поляки,
корсиканцы и шотландцы -- торговцыи правительственные чиновники в Таиохаэ,
-- оставив свои лавки и конторы,по обычаю начали собираться на улице перед
клубом.
Расстояния в городкебыли так малы,и вся дюжина его белых обитателей
собралась поэтомутакбыстро,чтоониуспелиужеобменяться догадками
относительнонациональностии цели плаваниянеизвестной шхуны, прежде чем
онапродвинулась на полкабельтова по направлению кякорнойстоянке. Через
мгновение на клотике ее грот-мачты взвился английский флаг.
-- Я жеговорил, чтоэто англичане-- сразуузнал постакселям! --
воскликнул старый, но ещебодрый моряк, который с полным на то правом (если
быему удалосьнайти незнакомых с егобиографией судовладельцев)могбы
опять украсить своей персоной еще один капитанский мостик и разбить еще один
корабль.
-- Но еекорпусамериканской формы, этого выотрицать не станете, --
заметилпроницательныйшотландец -- механик с хлопкоочистительной фабрики.
-- Помоему, это яхта.
-- Вот-вот, -- сказал старый моряк, -- именно яхта.
Поглядите-ка на ее шлюпбалки и гичку, подвешенную за кормой.
--Яхта, как бы не так! -- отозвался голос, несомненно, принадлежавшей
уроженцу Глазго. -- Она же несет флаг английского торгового флота! Яхта! Еще
чего!
-- Во всяком случае, выможете запереть лавку, Том, -- заметил холеный
немец идобавил,обращаяськ проезжавшемумимо на красивой гнедой лошади
туземцу с тонким и умным лицом: -- Bonjour, mon Prince! Vouz allez boire une
verre de biere? [1].
Однако принц Станилас Моанатини--единственный по-настоящему занятый
человекна острове -- торопился осмотреть оползень, заваливший утром горную
дорогу.