Мысели за столоколо половины двенадцатого, а примернооколодвух,
когда зашел споро каких-то тонкостях ивкачестве примерабыланазвана
какая-токартина,мы решилиотправитьсяв Лувр.Я уплатил посчету,и
несколько минут спустя мывсей толпой уже шли по улице Ренн.Погода стояла
жаркая,и Париж сверкал темповерхностным блеском, который оченьприятен,
когдаувас хорошеенастроение,идействует угнетающе,когданадуше
грустно. Вино пело уменя в ушахи озаряло все вокруг. Картины, которые мы
видели,когда,громкопереговариваясь,проходилипогалереям,полным
бессмертных творений, кажутся мне итеперь прекраснейшими, какие мне только
доводилосьвидеть,а мнения, которыми мыобменивались, казались нам тогда
необыкновенно тонкими, глубокомысленными и остроумными.
Но, когдамывышлииз музея, наша компания распалась из-заразличия
нашихнациональных обычаев.Дижонпредложил отправитьсяв кафе изапить
события дня пивом; старшего Стенниса эта мысльвозмутила,и он потребовал,
чтобымыпоехализа город, если возможно-- в лес, исовершилидлинную
прогулку. К его мнению немедленно присоединились все англичане и американцы,
идажемне,человеку, надкоторым частосмеялисьза егопристрастие к
сидячей жизни,мысль о деревенском воздухе итишине показаласьнеотразимо
соблазнительной.По наведении справоквыяснилось,что мы можемуспеть на
скорый поезд до Фонтенбло,еслисейчас же отправимся навокзал. Не считая
одежды,у нас с собой не было никаких "личных вещей"-- термин изысканный,
но довольносмутный, --икое-ктоиз нашейкомпаниипредложил все-таки
заехатьзанимидомой.Но братья Стеннис принялись издеватьсянад нашей
изнеженностью. Оказалось, что они неделю назад приехали из Лондона, захватив
с собой только пальто и зубные щетки. Отсутствие багажа -- вот тайнажизни.
Несколько дорогостоящая, разумеется,поскольку каждыйраз, когда вам нужно
причесаться,приходится платитьпарикмахеру, икаждыйраз,когданужно
сменитьбелье, приходитсяпокупатьновую рубашку, астаруювыбрасывать;
однако можно пойтина любыежертвы (доказывали братья), только бы не стать
рабом чемоданов. "Человеку необходимопорвать все материальные путы; только
тогдаон можетсчитать себявзрослым,--заявилиони,--апокавы
чем-нибудь связаны -- домом, зонтиком, саквояжем, -- вы всееще не вышли из
пеленок". Этотеорияпокорилабольшинство изнас. Правда, обафранцуза,
презрительно посмеиваясь,отправилисьпитьсвоепиво, аРомни,слишком
бедный, чтобы позволить себе такуюпоездку за собственныйсчет,и слишком
гордый, чтобы прибегнуть кзайму, незаметностушевался. Остальная компания
влезлав извозчичьюкарету иприняласьпогонять лошадь (какэтообычно
бывает), предложивчаевые кучеру, так что мы успели напоезд заминуту до
егоотходаиполчасаспустяужевдыхалиблагодатныйлеснойвоздух,
направляясь по холмистойдорогеиз Фонтенбло вБарбизон.
Остальная компания
влезлав извозчичьюкарету иприняласьпогонять лошадь (какэтообычно
бывает), предложивчаевые кучеру, так что мы успели напоезд заминуту до
егоотходаиполчасаспустяужевдыхалиблагодатныйлеснойвоздух,
направляясь по холмистойдорогеиз Фонтенбло вБарбизон.Те из нас,кто
шагал впереди, покрыли это расстояние за пятьдесятодну с половиной минуту,
установиврекорд, ставшийлегендарнымванналаханглосаксонской колонии
Латинского квартала, новас,вероятно,неудивит,чтоя сильноот них
отстал. Майнер,склонный кфилософиибританец,составил мне компанию, и,
покамымедленношливперед, великолепный закат, лиловатые тени сумерек,
упоительный аромат леса и царившая в нем торжественная тишина настроили меня
намолчаливый лад.Моедушевное состояниепередалось моемуспутнику, и,
когда онвдруг заговорил,помню, это заставило меня вздрогнуть-- в такую
глубокую задумчивость успел я погрузиться.
-- Ваш отец, судя повсему, --оченьхороший отец, -- сказал он.--
Почему он не приезжает навестить вас?
У меня наготове было десятка два объяснений да еще столько же в запасе,
но Майнерс присущей емупроницательностью, котораявсех восхищала, нои
заставляла побаиватьсяего, неожиданно посмотрел на меня сквозьмонокльи
спросил:
-- А вы его уговаривали приехать?
Япокраснел. Нет, яне уговаривал егоприехать,я дажени разуне
попросилегонавеститьменя.Ягордилсяим,гордилсяегокрасивым.
Мужественнымлицом, его мягкостью и добротой, его умением радоваться чужому
счастью,атакже(если хотите, это была уже не гордость,а чванство) его
богатствоми щедростью.И все же длянего не было места вмоей парижской
жизни, которая непришласьбыему по вкусу.Ябоялсянасмешек надего
наивнымивысказываниями обискусстве;я внушалсебе-- иотчасти верил
этому,--что он не хочет приезжать; мне казалось (как кажется исейчас),
что счастливонмогбытьтолько в Маскегоне. Корочеговоря, у меня была
тысяча веских и легковесных объяснений,ниодноиз которых нина йоту не
меняло того факта, что он ждал толькомоего приглашения, чтобы приехать, --
и я это знал.
-- Спасибо, Майнер, -- сказал я. -- Выдаже лучше, чем яо вас думал.
Сегодня же напишу ему.
-- Ну,вы сами вовсе уж не так плохи, --возразил Майнерс более чем
обычной шутливостью, но(зачтоябыл ему оченьблагодарен) без обычной
иронии.
Этобыли чудесныедни, окоторых ямогбывспоминатьбезконца.
Чудесными были и дни, которые последовали за ними, -- когда мы с Пинкертоном
бродили поПарижуипредместьямив поискахмоегобудущегообиталища
приценивалиськдомам или,осыпанные пылью, возвращалисьизантикварных
лавок, нагруженныекитайскими божками и медными жаровнями.