Вообще-то, чем больше я туда хожу, тем чаще теряюсь. Словно библиотека узнает меня и создает все новые и новые проходы.
– Ты проводишь много времени в библиотеке?
– Не поверишь, но да.
– Как такое возможно, ты ведь постоянно торчишь в моей комнате?
– А где, по-твоему, я сплю? – спросил Ливай.
Когда Кэт посмотрела на него, он улыбался во весь рот.
– Ты в порядке? – спросил Бэзил.
Очевидно, ему было противно это спрашивать. Как и разговаривать со своим заклятым врагом.
– Оставь меня в покое, – огрызнулся Саймон, давясь слезами и злясь на База сильнее прежнего. – Она была моей матерью.
Бэзил нахмурился. Он сощурил свои дымчато-серые глаза и скрестил руки на груди, будто таким образом удерживал себя от того, чтобы не бросить в Саймона еще одно чихательное заклинание.
– Знаю, – сердито буркнул Бэзил. – Знаю, каково тебе сейчас. Я ведь тоже потерял мать.
Саймон вытер взмокший нос о рукав куртки и медленно сел. Сейчас его глаза были столь же круглыми и синими, как Восьмое море. Врал ли ему Бэзил? В этом весь он, мелкий гаденыш.
– Это снова Кэт. Позвони мне.
– Пап, прекрати игнорировать мои сообщения. Ты слушаешь автоответчик? Ты хоть знаешь, как это делается? Даже если нет, ты видишь мой номер в пропущенных звонках. Перезвони мне, хорошо?
– Папа. Позвони мне. Или позвони Рен. Нет, позвони мне! Я беспокоюсь о тебе. Мне очень не нравится беспокоиться о тебе.
– Не заставляй меня звонить соседям. Они ведь придут проверить тебя, а ты не говоришь по-испански. Будет очень неловко.
– Пап?
– Привет, Кэт.
– Папа! Почему ты мне не звонил? Я оставила миллион сообщений.
– Ты оставила слишком много сообщений. Сейчас ты не должна мне названивать или вообще думать обо мне. Ты теперь в колледже, так что двигайся вперед.
– Пап, это просто колледж. Ты говоришь так, будто у нас неразрешимые противоречия.
– Милая, я часто смотрел с вами «Беверли-Хиллз 90210». Как только Брендон и Бренда пошли в колледж, родителей и след простыл. Настало твое время. Ты вроде должна ходить на вечеринки братств и возвращаться оттуда с Диланом.
– Почему все кругом зазывают меня на вечеринки братств?
– Кто зазывает? Я просто пошутил. Лучше не води дружбу с парнями из братств, Кэт, они просто ужасные типы. Только и делают, что напиваются и смотрят «Беверли-Хиллз».
– Пап, как ты?
– В порядке, милая.
– Тебе одиноко?
– Да.
– Ты хотя бы ешь?
– Да.
– Что именно?
– Питательную еду.
– Что ты ел сегодня? И не надо врать.
– Нечто замысловатое из закусочной «Быстрый путь»: сосиска, завернутая в блинчик и идеально поджаренная на аппарате для хот-догов.
– Папа!
– Кэт, ты же сама просила меня не врать.
– Почему бы тебе не сходить в продуктовый магазин?
– Ты же знаешь, я ненавижу продуктовые магазины.
– В «Быстром пути» продают фрукты.
– Правда?
– Да. Спроси в следующий раз.
– Ты же знаешь, я ненавижу спрашивать.
– Не вынуждай меня беспокоиться за тебя.
– Кэт, не беспокойся за меня. Я поищу там фрукты.
– Очень неубедительно.
– Хорошо. Я схожу в продуктовый магазин.
– И не будешь врать, обещаешь?
– Обещаю.
– Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю. Передавай сестре, что я люблю ее.
– Позвони мне, хорошо?
Кэт пыталась работать над «Так держать, Саймон!», но мысли витали далеко… Сегодня на литературном мастерстве им вернули историю, которую они сочинили вместе с Ником. Профессор Пайпер исписала все поля оценкой «А», а в углу нарисовала маленькую карикатуру на себя, кричащую: «А-А-А-А-А-А!»
Еще она попросила несколько команд, преуспевших в совместной работе, зачитать вслух свои творения. Кэт и Ник были последними. Они по очереди читали, что написал другой, а все вокруг падали со смеху. Возможно, потому, что Ник изображал Шекспира, декламирующего свое произведение в парке. Когда они закончили, щеки и шея Кэт полыхали румянцем.
После пары Ник протянул ей мизинец. Кэт недоуменно уставилась на него, и парень пояснил:
– Давай произнесем клятву.
Она поднесла свой мизинец, и Ник сжал его.
– Мы автоматически становимся соавторами в любое время, когда это понадобится. Идет?
Глаза Ника были посажены так глубоко, что это придавало его словам особую серьезность.
– Идет, – сказала Кэт, отводя взгляд.
– Черт побери! – воскликнул Ник, убирая руку. – Мы офигенная команда.
– Наверное, на нашем рассказе у нее закончились оценки «А», – пошутила Кэт, выходя следом за ним из аудитории. – Следующие восемь лет все будут получать лишь «В» с плюсом, и все из-за нас.
– Давай как-нибудь повторим, – предложил Ник.
В дверном проеме он резко обернулся. Не сумев вовремя остановиться, Кэт толкнула его бедром.
– Мы и так дали клятву, – сказала она, отступая на шаг.
– Я не об этом. Не по учебе. Давай повторим, ведь получилось здорово. Понимаешь?
И правда здорово. Кэт не веселилась так, с тех пор как… что ж, как приехала сюда.
– Ага, – согласилась она, – хорошо.
– Я работаю вечером по вторникам и четвергам, – сказал Ник. – Хочешь, встретимся во вторник? В то же время?
– Конечно, – ответила Кэт.
Теперь лишь это занимало ее мысли. Она раздумывала, что они будут писать. Ей хотелось поговорить обо всем с сестрой. Кэт уже пыталась позвонить Рен, но та не брала трубку. Сейчас было почти одиннадцать часов.
Кэт взяла мобильник и набрала номер Рен.
– Да, сестренка? – наконец ответила та.
– Привет, можешь говорить?
– Да, сестренка, – хихикнула Рен.
– Ты на улице?
– Я на десятом этаже Шрэм-Холла. Сюда… приходят все туристы, когда впервые оказываются в Шрэм-Холле. Смотровая площадка и все такое. «Увидеть мир из комнаты Тайлера» – вот что сказано в буклете.
Голос Рен был приятным и текучим. Папа всегда говорил, что у них с сестрой одинаковые голоса, но речь Рен совершала тридцать три оборота в минуту, а Кэт – сорок пять… Существенная разница.
– Ты пьяна?
– Я была пьяна, – ответила Рен. – Сейчас я, пожалуй, в ином состоянии.
– Ты одна? Где Кортни?
– Она здесь. Я, кажется, сижу на ее ноге.
– Рен, ты в порядке?
– Да-да-да, сестренка, поэтому я ответила на звонок. Сказать, что я в порядке. Чтобы ты хоть ненамного оставила меня в покое. Ясно-ясно?
Кэт почувствовала, как напряглись мышцы на лице. Теперь ей было скорее обидно, чем тревожно.
– Я просто позвонила, чтобы поговорить о папе…
Кэт бы и хотелось не использовать слово «просто» так часто, но это был сигнал ее пассивно-агрессивного поведения, как, например, нервный тик у того, кто врет.