— Это плохо, — задумчиво сказал Рошфор. — Теперь они вас
знают…
— Не вижу ничего плохого. Я охотно с ними встречусь в Париже,
мы, по-моему, отнюдь не закончили разговор…
— Вы не на шутку рискуете, — ответил Рошфор крайне серьезно.
— Уж я-то их знаю…
— Быть может, вам известно и имя герцогини?
— Обожающей выдавать себя за белошвейку? Ну разумеется…
— Кто же она? — жадно спросил д'Артаньян.
— Мой юный друг, — проникновенно сказал Рошфор. — Вы уверены,
что вам стоит впутываться во все эти дела? Речь идет не о простой
трактирной стычке, позвольте вам напомнить. Эти люди ведут крупную
и серьезную игру, где ставками сплошь и рядом служат головы…
— Вы были со мной откровенны, граф, — сказал д'Артаньян. —
Позвольте ответить тем же. Сама жизнь меня заставляет очертя
голову бросаться в те самые игры, о которых вы упомянули.
Поскольку выбор у меня небогат. Либо унылое прозябание в
Артаньяне, либо… Черт побери, если нет другого пути, я вынужден
рискнуть!
— Возможно, дело даже не в риске, — сказал Рошфор, — а в
умении выбрать правильную сторону… Анна?
Он обернулся. Белокурая незнакомка подошла к
импровизированном ложу, глядя на д'Артаньяна с неприкрытым
сочувствием. Гасконец охотно вскочил бы и принял более достойную
позу, но слабость все же давала о себе знать, несмотря на вино.
— Боже мой! — сказала она сочувственно. — Что это мужичье с
вами сделало…
— Пустяки, миледи, — живо ответил д'Артаньян. — У гасконцев
крепкие головы, мы и не такое выносили…
Итак, она звалась Анна… Отныне это имя казалось д'Артаньяну
прекрасным, хотя прежде он не видел в нем ничего особенного. Под
ласковым взглядом голубых глаз он взлетел на крыльях фантазии и
удали в вовсе уж недостижимые выси. Положительно, жизнь на глазах
обретала неимоверную остроту и несказанную прелесть. Он дрался с
мушкетерами короля — и одного из них победил; он оказался замешан
в какую-то крупную интригу с участием титулованных особ — а судя
по некоторым намекам, и самой королевы; он удостоился
благосклонных взглядов красавицы миледи и показал себя храбрецом
oeped не менее очаровательной герцогиней, пусть и неизвестной пока
по имени, и все это — в один день. Неплохо для нищего гасконского
недоросля!
— Вы должны немедленно уехать, Анна, — сказал Рошфор
вполголоса. — Самое время.
— А вы?
— Я немного задержусь. У меня небольшое дельце на Амьенской
дороге. О, не беспокойтесь, совершеннейшие пустяки…
И его губы вновь тронула уже знакомая д'Артаньяну хищная
усмешка, которую наш гасконец поклялся впоследствии воспроизвести
перед зеркалом.
— Где они? — раздался рядом испуганный возглас.
В комнате появился сухопарый пожилой мужчина, чья длиннополая
одежда выдавала в нем лекаря. Тут же стоял бледный юноша, держа
кожаную сумку, из которой торчали разнообразнейшие докторские
инструменты, способные ужаснуть раненого солдата в сто раз
сильнее, нежели жерла орудий врага. Особенно д'Артаньяну не
понравилась широкая пила, имевшая такой вид, словно не раз уже
побывала в деле.
Особенно д'Артаньяну не
понравилась широкая пила, имевшая такой вид, словно не раз уже
побывала в деле.
— Кто — они, любезный? — поднял брови Рошфор.
— Убитые и раненые, конечно, — сварливым тоном отозвался
врач. — За мной, как сумасшедший, прибежал Пуэн-Мари, он сказал,
что в «Вольном мельнике» учинилось жуткое побоище, все завалено
трупами и ранеными…
— Он преувеличил, — хладнокровнейшим тоном ответил Рошфор. —
Раненый всего один, и он перед вами, а убитых, должен вас
разочаровать, нет вообще…
— Он будет жить? — с беспокойством спросила миледи, глядя
так, что гасконец готов был отдать за неё всю свою кровь.
После беглого осмотра врач сообщил чопорно:
— Должен вам сообщить, милая дама, что этот юноша проживет
ещё очень и очень долго… если не будет ввязываться в н о в ы е
стычки, которые могут закончиться не так благополучно. Пока же… Я
бы рекомендовал повязку на голову, кое-какие надежные снадобья —
которых у меня обширнейший запас — и день-другой полного покоя…
Найдется тут комната, куда можно перенести больного, чтобы он не
дышал кухонным чадом?
— Думаю, да, — кивнул Рошфор. — Эй, где там наш горе-
трактирщик?!
Когда д'Артаньяна выносили со всем прилежанием присмиревшие
слуги, он успел ещё поймать взгляд белокурой красавицы — и то, что
вслед ему была послана самая ослепительная улыбка, было не
свойственным гасконцам преувеличением, а самой доподлинной
реальностью.
Глава пятая
Обворован!
Через четверть часа д'Артаньян, чья голова была уже
перевязана чистым полотном, почувствовал себя настолько лучше, что
уже не лежал в кровати, а сидел, опершись на подушки, и задумчиво
созерцал целую шеренгу пузырьков и склянок с «надежными
снадобьями», которыми врач, испытывавший к Рошфору нешуточное
почтение, уставил подоконник от края и до края.
Потом в дверь осторожненько протиснулся Планше с его камзолом
и узелком в руках. Новообретенный слуга выглядел несколько
предосудительно — под глазом у него красовался огромный, уже
посиневший кровоподтек, рукав камзола был полуоторван, а сам
камзол помят и запылен.
— Черт возьми, что с тобой стряслось? — спросил д'Артаньян
удивленно. — Можно подумать, тебя пропустили через мельничные
жернова.
— И не говорите, сударь… Близко к тому. Они тут, в Менге,
здоровые ребята, ну да я им показал, как умеют махать кулаками в
Ниме.
— Во что ты ухитрился ввязаться?
— Ну как же, сударь, — печально сказал Планше. — Когда на вас
набросилась вся эта свора, я почел своим долгом помочь хозяину,
благо народ был сплошь неблагородный, в самый раз для меня…
Поначалу дело шло удачно, но их было слишком много, и мне тоже
досталось. Этот верзила, кузнечный подмастерье, знает хитрую
ухватку, как подбивать под колено и валить с ног, надо будет
запомнить… Ничего, я тоже кой-кому оставил добрую память, пару
челюстей уж точно свернул на сторону…
— Спасибо, Планше, — сказал д'Артаньян важно. — Я сразу
понял, что парень ты надежный… Боюсь, нечем пока что тебя
вознаградить за верную службу…
— Вот тут можете не беспокоиться, сударь.