Мушкетеры - Бушков Александр Александрович 24 стр.


Коли уж дошло до того, что его

христианнейшее величество особым эдиктом запретил при дворе не

только чересчур смелые вырезы платьев, но даже и наряды, чрезмерно

narchb`~yhe фигуру, дабы, как он выражался, «не поощрять

откровенных приглашений к сладострастию и избыточной вольности

нравов»…

Собственно говоря, насколько уяснил д'Артаньян, прислушиваясь

к разговорам, неудовольствие здесь вызывало, конечно же, не

стремление королевы найти маленькие любовные радости на стороне, а

то, что она для этих целей выбрала не кого-то из славных

французских дворян, а заезжего англичанина, традиционного врага

Страны Лилий. С этой точки зрения предыдущая королева Мария

Медичи, даром что итальянка, показывала себя французской

патриоткой — если, конечно, не считать презренного Кончини…

Нужно отметить — быть может, с прискорбием, — что д'Артаньян

уже не шарахался так от этих разговоров, как это имело место в

особняке де Тревиля. Он уже перестал ждать, что вот-вот ворвется

королевская стража и поволочет всех присутствующих в Бастилию.

Начал понемногу привыкать, что столичные пересуды чрезвычайно

вольны и, что немаловажно, караются колесованием или Бастилией в

исключительно редких случаях…

Когда лакей провел его в кабинет капитана, он увидел перед

собой мужчину тридцати с лишним лет, чуть располневшего, с румяным

лицом, не лишенным известного лукавства, — и буквально сразу же по

выговору опознал в нем уроженца Пикардии.

— Прошу вас, садитесь, шевалье, — предложил де Кавуа с той

чуточку отстраненной вежливостью, что служит признаком человека

безусловно светского. — Итак, вы — д'Артаньян… из Беарна. Подобно

многим провинциалам вы… да что там, и ваш покорный слуга в том

числе, пустились в Париж за фортуной… Мне следовало бы

поинтересоваться вашими рекомендательными письмами, но я слышал,

что вы их утратили при странных обстоятельствах…

— Ваша милость! — воскликнул д'Артаньян в непритворном

удивлении. — Неужели слухи о злоключениях ничем не примечательного

дворянина докатились и до Парижа?!

— Его высокопреосвященство кардинал обязан знать все, что

творится в стране, — сказал де Кавуа уклончиво. — А следовательно,

и его слуги обязаны не ударить в грязь лицом… Итак, вас угораздило

столкнуться с этими головорезами Атосом и Портосом…

— И, между прочим, даже остаться победителем в поединке! —

заявил д'Артаньян, гордо подняв голову.

— Да, и это мне известно… Вы, часом, не пытались ли найти на

них управу у господина де Тревиля?

— Господин капитан, вы, честное слово, ясновидец, — сказал

д'Артаньян, заметно поскучнев. — Как раз пытался, но… В общем, мои

надежды оказались напрасны.

— Этого следовало ожидать, д'Артаньян. Мушкетеры короля,

начиная с их капитана, — тесно спаянная компания, кое в чем

подобная, увы, алжирским пиратам… Человеку со стороны нечего

искать справедливости там, где ущемлены их интересы.

— Я это уже понял, — сказал д'Артаньян. — Ну что же, у меня

остается ещё шпага, с которой вышеупомянутые господа уже знакомы…

И я знаю, где их искать…

— Послушайте моего совета, молодой человек, — серьезно сказал

де Кавуа.

— Я это уже понял, — сказал д'Артаньян. — Ну что же, у меня

остается ещё шпага, с которой вышеупомянутые господа уже знакомы…

И я знаю, где их искать…

— Послушайте моего совета, молодой человек, — серьезно сказал

де Кавуа. — Конечно, при быстрой ходьбе обычно одолевают изрядный

кусок пути — но и больнее всего расшибают себе ноги, излишне

торопясь вперед… Вы сейчас не более чем одинокий храбрец — а эти

господа многочисленны, спаяны традициями роты и, что ещё опаснее,

имеют неплохую поддержку в Лувре. Так что, умоляю вас,

воздержитесь от опрометчивых решений. Я не сомневаюсь в вашей

храбрости, но даже славные герои прошлого не рисковали выходить в

одиночку на целое войск…

— Вот об этом и разговор! — живо подхватил д'Артаньян. —

Onbep|re, любезный капитан, я не настолько самонадеян, чтобы в

одиночку противостоять всему свету. Собственно говоря, я и прибыл

в Париж, чтобы, смирив гасконскую гордыню, стать частичкой некой

силы…

— Догадываюсь, — кивнул де Кавуа. — Вероятнее всего, вы

станете просить о зачислении в роту?

— Вы, положительно, ясновидец, — поклонился гасконец. — В

самом деле, я имею дерзость просить вас именно об этом.

Де Кавуа посмотрел на него с хитрым прищуром:

— И вас не останавливает то, что гвардейцы кардинала, как бы

это дипломатичнее выразиться, не всегда окружены всеобщей любовью?

Увы, большей частью обстоит как раз наоборот…

— Черт побери! — сказал д'Артаньян. — Какое это имеет

значение, если сама служба столь выдающейся личности, каков

кардинал, искупает все неудобства? Знаете, мой отец крайне

почтительно отзывался о его высокопреосвященстве и ценит в нем

государственного мужа… И то, что я видел и слышал по дороге сюда,

лишь укрепляет меня в этом убеждении. И, наконец… — дерзко

ухмыльнулся он. — Эта самая неприязнь, что порой высказывается

окружающими, как раз и служит великолепным поводом…

— Почаще обнажать шпагу?

— Прах меня побери, вот именно!

— Сударь… — сказал де Кавуа. — Если надо быть бравым, для

этого совсем не обязательно быть задирой. Бывают порой случаи,

когда поручения кардинала как раз заключаю н я не в том, чтобы

звенеть шпагой…

— Охотно вам верю.

— И запомните ещё вог что, любезный провинциал, — продолжал

де Кавуа. — Не хотелось бы, чтобы ваше буйное воображение сыграло

с вами злую шутку. В конце концов, и мушкетеры короля, и мушкетеры

кардинала служат одному королю, одному знамени. Конечно, случаются

порою… прискорбные инциденты, вызванные чрезмерной запальчивостью.

Однако стычки таковые, безусловно, осуждаются как его величеством,

так и его высокопреосвященством, рука об руку трудящимися на благо

королевства…

— Ну да, я знаю, — сказал д'Артаньян с видом величайшего

простодушия. — Я кое о чем наслышан был в дороге… Мне говорили

достойные доверия люди, что господин кардинал порою рассылает по

провинциям специальных людей, чтобы они отыскали ему тамошних

знаменитых бретёров, достойных пополнить ряды мушкетеров его

высокопреосвященства… Речь, разумеется, идет о том, чтобы таковые

господа проявили себя исключительно против испанцев или иного

внешнего врага…

И он не удержался от улыбки, прекрасно уже зная, что как

король, так и кардинал кичились отвагой своих гвардейцев — которую

те, конечно же, проявляли в стычках меж собою, к явному

негодованию своих господ и по скрытому их поощрению…

— Положительно, мне говорили о нем сущую правду, —

пробормотал де Кавуа в сторону.

Назад Дальше