— Ну, говорите же, Атос! — нетерпеливо сказала незнакомка с
карими глазами, рекомая белошвейка. — Удалось?
— Частично, милая Мари, — сказал мужчина лет тридцати с
грациозным поклоном, лишний раз убедившим, что д'Артаньян видит
перед собой высокородного дворянина. — Письма я получил без
особого труда, но здесь неожиданно объявился Рошфор, этот цепной
пес кардинала…
— Черт возьми! — воскликнула красавица совершенно по-мужски.
Разговор опять-таки велся по-испански — обычная предосторожность в
ту пору, призванная сохранить содержание беседы в тайне от
окружающего простонародья. На сей раз д'Артаньян неведомо почему
не спешил проявить благородство и сознаться во владении испанским.
«В нем прямо-таки чувствуется вельможа, — лихорадочно пронеслось в
голове у гасконца. — Но имя, имя! Атос… Это же не человеческое имя
даже, это, кажется, название какой-то горы… Планше прав, продувная
бестия, — здесь тайна, интрига, возможно, заговор!»
— Атос, Портос, господа! — воскликнула незнакомка чуть ли не
жалобно. — Это просто невыносимо! — И она добавила непринужденно:
— Неужели не найдется человека, способного, наконец, перерезать
ему глотку?
Это благое пожелание, высказанное столь очаровательной особой
прямо-таки небрежно, с безмятежной улыбкой на алых губках,
окончательно отвратило д'Артаньяна от мысли громогласно признаться
в знании испанского. Он успокоил свою совесть тем, что его
действия никак нельзя было назвать подслушиванием украдкой, — все-
таки он открыто стоял на галерее в полудюжине шагов от беседующих,
так что нимало не погрешил против дворянской чести…
— Будьте спокойны, сударыня, — прогудел великан, которого
звали Портосом. — На сей раз ему, похоже, не уйти. Я приготовил
ему хороший сюрприз на Амьенской дороге. Если только он не продал
душу дьяволу, как предполагал однажды Арамис, все будет кончено в
самом скором времени. Четыре мушкета — это, знаете ли, весомый
аргумент.
— Вот кстати, об Арамисе, — живо подхватила красавица. — Я
полагала что сегодня его, наконец, увижу… Господа, не забывайте,
что я женщина — и сгораю от любопытства самым беззастенчивым
образом. Любая женщина на моем месте была бы заинтригована
безмерно. Он засыпает меня отчаянными письмами так давно, что пора
в конце концов сказать мне все в глаза, произнести эти признания
вслух… и, быть может, получить награду за постоянство. В конце
концов, мы живем не в рыцарские времена, и это обожание на
расстоянии выглядит чуточку смешно…
— Арамис ещё не вернулся из Мадрида, — вполголоса сказал
Портос.
— Тш-ш, Портос! — прошипел его спутник. — Будьте осторожнее,
бога ради!
— Но я же говорю по-испански, — с некоторой долей наивности
сказал великан Портос. — Кто тут понимает по-испански?
Атос вздохнул как-то очень уж привычно:
— Портос, вы меня то ли умиляете, то ли огорчаете… По-
испански, да… Но вы же явственно произнесли «Арамис» и «Мадрид», а
это может натолкнуть кого-нибудь на размышления…
— Кого? — жизнерадостно прогудел великан. — Кто из тех, кого
мы сейчас видим вокруг нас, способен размышлять? Право же, Атос,
вы сгущаете краски…
— Пожалуй, — задумчиво отозвался Атос.
— Кто из тех, кого
мы сейчас видим вокруг нас, способен размышлять? Право же, Атос,
вы сгущаете краски…
— Пожалуй, — задумчиво отозвался Атос. — В самом деле…
Трактирная челядь не в счет… — Он быстрым, испытующим взглядом
окинул террасу. — Еще какой-то молодчик, по виду горожанин, и
тупой на беспристрастный взгляд юнец с соломой в волосах, от
которого за туаз несет навозом… Возможно, я излишне нервничаю. Но
ставки слишком высоки, Портос, и мы обязаны предусмотреть все
случайности…
— Любезный Атос, — с чувством сказал Портос. — Я перед вами
прямо-таки преклоняюсь, сами знаете. Но должен сказать прямо:
порой вы бываете удивительно несносны. Обратите внимание, я учел
все ваши замечания, я говорю о важных вещах исключительно по-
испански…
— Господа, господа! — вмешалась незнакомка. — Умоляю, будьте
чуточку серьезнее!
Оба нехотя умолкли. Что до д'Артаньяна, то его улыбка стала
прямо-таки зловещей. Он наконец-то обрел то, чего так долго ждал,
— несомненное оскорбление, высказанное, если рассудить, прямо в
лицо человеком при шпаге, несомненным дворянином, несмотря даже на
его странное имя, тем более произнесенное при даме, которая, хоть
и выдавала себя за белошвейку, принадлежала, несомненно, к более
высоким сферам…
Его рука стиснула рукоять шпаги. И все же он подавил первый
порыв, не ринулся с террасы сломя голову, решил выждать ещё
немного. Кровь его кипела — но стремление поближе познакомиться с
разворачивавшейся на его глазах интригой оказалось сильнее.
«Прекрасно, — подумал он. — Кое-что начинает проясняться. Если
незнакомец по имени Рошфор, как только что прозвучало, имеет
отношение к кардиналу, кто же, в таком случае, эти люди? Ясно, что
они принадлежат кпротивостоящей стороне, но таких сторон чересчур
много, чтобы можно было делать выводы уже теперь…»
— Я серьезен, милая герцогиня, — заверил Портос. — Как
никогда.
«Герцогиня! — вскричал про себя д'Артаньян. — Вот так
история! Положительно, тайн и загадок на меня свалилось больше,
чем я того желал! Как бы не раздавило под этакой тяжестью! Но
когда это гасконцы пасовали?!»
— Тс! — шепотом прикрикнула красавица. — Портос, вы, право,
невозможны! Запомните же, что меня зовут Мари Мишон… Я —
белошвейка, ясно?
Атос мягко произнес:
— Милая Мари, вам не кажется, что белошвейка, разъезжающая в
карете парой, в блеске драгоценностей, все же рано или поздно
наведет кого-нибудь на подозрения?
«Он чертовски умен», — великодушно отметил д'Артаньян.
Красавица сделала гримаску, словно собиралась заплакать:
— Атос, Портос прав: вы сегодня положительно несносны. Я так
привыкла к этой именно карете… Не хотите же вы сказать, что я
должна была надеть рубище или что там ещё носят настоящие
белошвейки? Я и так оставила дома большую половину своих
драгоценностей… В конце концов Портос прав: вокруг нас лишь тупое
простонародье, не способное думать и подмечать несообразности…
— Вы уверены, что среди них нет шпионов кардинала?
— До сих пор я не видела никого, кто подходил бы под это
определение, — твердо заявила герцогиня.