Д'Артаньян прекрасно рассмотрел, что лицо отвернувшегося от
него Атоса поневоле исказила страдальческая гримаса. Тем временем
во дворе появились новые лица — двое всадников, по виду слуг, с
двумя лошадьми в поводу. Судя по тому, как они остановились
поодаль и терпеливо ждали, это были слуги двух незнакомцев со
странными именами. Один из них глядел столь выразительно и
покашливал столь демонстративно и нетерпеливо, что Атос в конце
концов обратил на него внимание и скупым мановением руки велел
подойти. Слуга что-то недолго шептал ему на ухо, а потом, вновь
отосланный тем же красноречивым жестом, вернулся к товарищу.
— Поздравляю вас, друзья мои, — сказал Атос сумрачно. —
Упомяни о черте… Рошфор ближе, чем мы думали. Он здесь, в «Вольном
мельнике». Мало того, здесь и миледи…
— Черт меня раздери со всеми потрохами! — вырвалось у
Портоса.
— Но позвольте, господа! — беспомощно воскликнула герцогиня.
— Почему же я её ни разу не видела?
— Потому что она не стала попадаться вам на глаза, — с
безграничным терпением проговорил Атос. — Она умеет при
необходимости оставаться невидимой…
— Слушайте! — пробасил великан Портос. — Может, это враки?
— Гримо не мог ошибиться, — лаконично ответил Атос. — Они
здесь вдвоем…
— Атос, значит, их только двое?
— Портос, вы необычайно сильны в арифметике…
— А как же, у меня был учитель, — простодушно сказал Портос.
— Вот что… Может, это и есть наилучшее решение проблемы? Мы
дождемся, пока он выйдет, вызовем его и преспокойно проткнем…
Каков бы он ни был, не в его характере бежать от вызова…
Какое-то время Атос, как показалось гасконцу, всерьез
взвешивал это предложение.
— Нет, — сказал он наконец. — Неминуемо сбегутся зеваки, весь
город, пойдут разговоры, кто-нибудь может узнать нас либо
герцогиню… Лучше уж, Портос, предоставить все богу, и тем, кого вы
оставили на Амьенской дороге. Согласен, это несколько против
правил чести, но, в конце концов, Рошфор служит человеку, который
сам поставил себя вне правил чести, осмелившись покуситься на
привилегии и исконные вольности дворянства, обращаться с
дворянами, словно с тем двуногим скотом, что копается на полях…
Пусть будет Амьенская дорога. — Его лицо на миг исказилось хищной
гримасой. — И совсем хорошо будет, если миледи решит его
сопровождать…
— Фи, Атос! — воскликнула герцогиня. — Все-таки это женщина…
— Милая Мари, — спокойно сказал Атос. — Женщина, которая так
рьяно и упорно вымешивается в мужские дела, занимается мужскими
делами, не должна протестовать, по-моему, если с ней решат
поступить, как с мужчиной… Таково мое глубокое убеждение.
— И мое тоже, — прогудел Портос. — Женщина, ха! Нас с Атосом
эта женщина вполне способна привести на плаху, да и вам, дражайшая
гер… тьфу, Мари, она способна принести немало бед… Атос, вы мудры,
как тот древний римлянин Сократ! Пусть все решает Амьенская
дорога… к слову, не зря же я отвалил этим молодчикам пятьдесят
пистолей своих собственных денег!
— Ну, в конце концов… — протянула герцогиня, чье
очаровательное личико озарилось кроткой улыбкой.
— Учитывая
обстоятельства… Что же, разъезжаемся, господа? Письма вы получили,
Атос, и я могу с превеликим облегчением передать это в Париже… С
Pnxtnpnl все решено… Едем?
— Да, пожалуй, — с видимым облегчением согласился Атос. — Я
поскачу по дороге на Бриссак, вы, Портос, повернете на Сен-Жоли.
Вы же, Мари, преспокойно поедете в Париж прямой дорогой. Даже
самые хитрые шпионы потеряют след… Письма, разумеется, останутся у
меня.
— Пусть так и будет, — кивнула герцогиня.
— В таком случае, вперед?
— С превеликой охотой, — сказал Портос. — Здесь сквернейшее
вино, а уж пулярки…
Д'Артаньян понял, что его час настал.
Глава четвертая
Первая в жизни дуэль
Порою опасно представлять молодому человеку чересчур уж яркие
картины определенных жизненных правил, потому что у него нет ещё
привычки к чувству меры. К сожалению, об этом как раз и не подумал
г-н д'Артаньян-отец, давая сыну последние наставления перед
дорогой… «Сын мой, — сказал тогда старый вояка. — Коли уж вы
твердо намерены выбрать военное дело, запомните накрепко: честь
военного столь же деликатна, как честь женщины. Если добродетель
женщины окажется под подозрением, жизнь её станет одним
бесконечным упреком, пусть даже она после найдет средство
оправдаться. Именно так обстоит и с военными — с той разницей, что
потерявший честь военный человек оправдаться уже не сможет
никогда. Вы ещё мало знаете, как поступают с женщинами
сомнительной добродетели, но поверьте, то же бывает и с мужчинами,
запятнавшими себя какой-нибудь трусостью…»
Г-н д'Артаньян-отец, к сожалению, позабыл уточнить, что эти
поучения никогда не следует принимать буквально, а потому, как уже
упоминалось, наш герой на всем протяжении своего пути так и рвался
повздорить с людьми, частенько не имевшими никакого намерения
нанести ему оскорбление. Вот и теперь ярость совершенно затмила
ему рассудок, и он сбежал по ступенькам, цепляя их огромными
старомодными шпорами, и, выхватывая на бегу шпагу, что есть сил
крикнул великану по имени Портос:
— А поворотитесь-ка, сударь! Иначе мне придется ударить вас
сзади!
Неспешно повернувшись на каблуках, гигант усмехнулся то ли
удивленно, то ли презрительно и протянул:
— Ударить м е н я ? Да вы рассудком повредились, милейший!
— Быть может, — сказал д'Артаньян запальчиво. — Вот только
моя шпага помешательством отнюдь не страдает… Вынимайте-ка свою,
сударь, вынимайте! Если, конечно, к вашему сверкающему эфесу
прилажен клинок!
— Хотите убедиться? — хищно усмехнулся великан, вмиг выхватив
шпагу. — Как видите, прилажен!
— Портос, Портос! — предостерегающе вскрикнул кавалер по
имени Атос, делая такое движение, словно собирался кинуться меж
ними. — Опомнитесь! Молодой человек, да что с вами? Не припомню,
чтобы мы как-то задели вас…
— В самом деле? — саркастически ухмыльнулся д'Артаньян. —
Насколько я могу доверять собственным ушам, этот… господин
упомянул что-то насчет тупого юнца с соломой в волосах, от
которого за туаз несет навозом? А поскольку он при этом смотрел
прямо на меня…
— Тьфу ты! — досадливо охнул Портос.