Я слегка перекушу и выйду.
- Королева больше ничего не прикажет?
- Пусть узнают, встала ли мадмуазель де Таверне, я скажут ей, что я желаю ее видеть.
- Мадмуазель де Таверне уже в будуаре вашего величества, - отвечала горничная.
- Впустите ее.
Андре вошла к королеве в то мгновение, когда на часах Мраморного двора раздался первый удар - било девять.
Проследив глазами за г-жой де Мизери и увидев, что портьера за ней задвинулась, королева обратилась к Андре.
- Все улажено, - сказала она, - король был очарователен, он смеялся, он был обезоружен.
- Но он узнал?.. - спросила Андре.
- Вы понимаете, Андре, что нельзя лгать, если за тобой нет вины и если ты французская королева.
- Это верно, ваше величество, - покраснев, ответила Андре.
- И, однако, дорогая Андре, одна вина за нами как будто есть.
- Одна, ваше величество? - переспросила Андре. - Ну уж, конечно, не одна!
- Может быть, и так, но вот вам первая: мы пожалели госпожу де ла Мотт. Король ее не любит. А между тем, должна признаться, что мне она понравилась.
- Ваше величество! Вы слишком добрый судья, чтобы люди не склонились перед вашими приговорами.
- Да, но вас-то не бранили, - сказала королева, - вы горды и свободны, вас все побаиваются, ибо, подобно божественной Минерве, вы слишком мудрая.
Андре покраснела и грустно улыбнулась.
- Я дала обет, - сказала она.
- Да, кстати! - воскликнула королева. - Я вспомнила...
- Что вы вспомнили, ваше величество?
- Хотя вы и не замужем, у вас, тем не менее, со вчерашнего дня появился один господин.
- Господин, ваше величество?
- Да, ваш любимый брат. Как его зовут? Кажется, Филипп?
- Да, Филипп.
- Он приехал?
- Вчера, и вы, ваше величество, сделали мне честь сказать об этом.
- Каков он?
- Как всегда, красив и добр.
- А сколько лет ему теперь?
- Тридцать два года.
- Могу я увидеть его сейчас же?
- Через четверть часа он будет у ног вашего величества, если ваше величество позволит.
- Хорошо, хорошо, позволю и даже хочу. Не успела королева договорить, как кто-то живой, быстрый, шумный скользнул или, вернее, прыгнул на ковер туалетной комнаты, и его смеющееся, лукавое лицо отразилось в том же зеркале, в котором Мария-Антуанетта улыбалась своему.
- Ах, мой брат д'Артуа! - сказала королева. - По правде говоря, вы меня напугали!
- Добрый день, ваше величество! - сказал молодой принц. - Как вы, ваше величество, провели ночь?
- Благодарю вас, очень плохо.
- А утро?
- Очень хорошо.
- Это самое главное.
Дверь отворилась.
Вошла Андре, держа за руку красивого дворянина со смуглым лицом, с черными глазами, в которых отражалось благородство души и меланхолия, могучего воина с умным лбом, с суровой выправкой, похожего на один из тех фамильных портретов, какие создали Койпель или Гейнсборо.
- Ваше величество, - с почтительным поклоном заговорила Андре, - это мой брат.
Филипп поклонился медленно и серьезно.
- Сколько лет, сколько времени прошло с тех пор, как мы виделись, - сказала королева, - и увы, это лучшее время жизни!
- Для меня - да, для вашего величества - нет, ибо для вас все дни - лучшие.
- Вам, должно быть, очень понравился Новый Свет, господин де Таверне, коль скоро вы там оставались в то время, как все уже вернулись?
- Ваше величество! - отвечал Филипп. - Когда господин де Лафайет покидал Америку, ему нужен был офицер, которому бы он доверял и которому он мог бы частично поручить командование вспомогательными войсками. Господин де Лафайет рекомендовал меня генералу Вашингтону, и тот пожелал принять меня на службу.
- Мне кажется, - заметила королева, - что из этого самого Нового Света, о котором вы мне рассказываете, к нам возвращается множество героев.
- Ваше величество, вы это говорите не обо мне, - с улыбкой заметил Филипп.
- Почему же не о вас? - спросила королева и повернулась к графу д'Артуа.
- Посмотрите, какое прекрасное лицо и какой воинственный вид у господина де Таверне!
Филипп, понимая, что его таким образом представляют графу д'Артуа, с которым он был не знаком, сделал шаг к нему, прося у принца позволения приветствовать его.
Граф сделал знак рукой; Филипп поклонился.
- А знаете ли вы, - продолжала королева, - что нас связывают весьма тесные узы?
- Весьма тесные узы? Вас, сестра? Расскажите, прошу вас!
- Да, господин Филипп де Таверне был первым французом, который представился моему взору, когда я приехала во Францию, а я дала себе твердое обещание, что составлю счастье первого француза, которого встречу.
Филипп почувствовал, что краска бросилась ему в лицо. Чтобы сохранить хладнокровие, он закусил губу.
Андре посмотрела на него и опустила голову.
- Великолепная погода! - воскликнула королева, сопровождая свои слова радостным движением. - Госпожа де Мизери! Завтра лед растает, так что сани мне нужны сей же час.
- Вашему величеству угодно покататься на коньках? - спросил Филипп.
- Вы будете смеяться над нами, господин американец! - воскликнула королева. - Ведь вы ходили по огромным озерам, по которым пробегают больше миль, чем здесь мы делаем шагов!
- Здесь для вашего величества мороз и дорога - развлечение, а там от них умирают, - Заметил Филипп.
- Вот видите, господин де Таверне: я все та же, и, как в былые времена, этикет приводит меня в ужас. Помните былые времена, господин Филипп?.. Ну, а вы-то переменились?
Эти слова проникли в самое сердце молодого человека! жалость женщины часто бывает подобна удару кинжала.
- Нет, ваше величество, - отрывисто сказал он, - нет, я не переменился - по крайней мере, сердцем.
- Господин де Таверне! Я не хочу с вами расставаться, - сказала королева, - я заявляю свое право на конфискацию американца. Возьмите меня под правую руку, господин де Таверне.
Таверне исполнил приказание. Андре подошла к королеве с левой стороны.
Когда королева спускалась по лестнице, когда на площадях били барабаны, когда трубы телохранителей и бряцание оружия, подхваченные ветром в вестибюле, поднялись во дворец, - вся эта королевская пышность, это всеобщее почтение, это поклонение, которое задевало чувствительные струны королевы и встречало Таверне, вся эта торжественность вскружила и без того затуманившуюся голову молодого человека.