И ничего больше!
- Но и не меньше, - возразил любезный кардинал. Поднеся пальчики Жанны к губам, он запечатлел на них довольно долгий поцелуй. Графиня отняла руку.
- О, это простая учтивость! - с чувством удовлетворения и с величайшей серьезностью промолвил кардинал.
Жанна протянула ему руку, и на сей раз прелат поцеловал ее в высшей степени почтительно.
- Если я буду знать, - продолжала графиня, - что, при всей моей незначительности, я занимаю часть столь возвышенных и столь многим занятых мыслей такого человека, как вы, это, клянусь вам, утешит меня на целый год.
- Год? Это слишком мало! Будем надеяться на большее, графиня.
- Что ж! Я не скажу «нет», ваше высокопреосвященство, - с улыбкой сказала она.
- Вот мы и стали друзьями, сударыня. Это решено и подписано, не так ли?
- Я очень бы этого хотела. Но можете ли вы помешать злым языкам? - спросила она. - Вы прекрасно знаете, что это совершенно невозможно.
- Да, - произнес он.
- Как же быть?
- Ну, это проще простого: заслужил я это или нет, но парижский народ меня знает.
- О, конечно, заслужили, ваше высокопреосвященство!
- Но вас он не имеет счастья знать.
- Мы говорим не по существу.
- А что, если вы выйдете от меня вместо того, чтобы я вышел от вас?
- Чтобы я вошла в ваш дворец, ваше высокопреосвященство?
- Но ведь вы же придете к священнику!
- Священник - не мужчина, ваше высокопреосвященство!
- Вы очаровательны! Что ж, речь ведь идет не о моем дворце - у меня есть дом.
- То есть домик, говоря напрямик!
- Нет, нет, дом для вас!
- Ах, дом для меня! - произнесла графиня. - Где же это? Я понятия не имела об этом доме.
Кардинал снова было сел, но тут он поднялся.
- Завтра в десять утра вы получите адрес. Графиня покраснела, кардинал учтиво взял ее за руку. И на сей раз поцелуй был одновременно и почтительным, и нежным, и дерзким.
Они раскланялись с тем остатком улыбающейся церемонности, который указывает на близость в недалеком будущем.
- Посветите его высокопреосвященству! - крикнула графиня.
Появилась старуха и осветила кардиналу дорогу.
Прелат вышел.
«Так, так! - подумала Жанна. - Сдается мне, что это большой шаг в свет».
«Ну, ну, - поднимаясь в карету, подумал кардинал, Я разом убью двух зайцев. Эта женщина слишком умна, чтобы не завладеть королевой так же, как завладела она мной»!
Глава 16
МЕСМЕР И СЕН-МАРТЕН
Было время, когда Париж, свободный от дел, Париж, весь отдавшийся досугу, всецело проникся страстью к тем вопросам, которые в наше время составляют монополию богатых, коих именуют людьми бесполезными, и ученых, коих именуют лентяями.
В 1784 году, то есть в ту эпоху, до которой мы довели наш рассказ, модным вопросом, который всплыл на поверхность, который носился в воздухе, который стоял в головах всех сколько-нибудь начитанных людей, подобно облакам в горах, был месмеризм - таинственная наука, неточно определенная своими изобретателями, которые, не видя необходимости в том, чтобы демократизировать свое открытие с момента его рождения, предоставили ему взять себе имя человека, то есть аристократический титул, вместо одного из научных названий, заимствованных из греческого, с помощью коих чрезмерная скромность современных ученых вульгаризирует ныне любую часть науки.
Доктор Месмер, как сообщила нам сама Мария-Антуанетта, прося разрешения у короля нанести ему визит, пребывал в Париже. Пусть же и нам разрешат сказать несколько слов о докторе Месмере, чье имя, ныне удержавшееся в памяти небольшой группы адептов, в ту эпоху, которую мы пытаемся живописать, было на устах у всех.
Около 1777 года доктор Месмер привез из Германии, этой страны туманных мечтаний, науку, переполненную облаками и молниями. При свете этих молний ученый видел только облака, образовывавшие у него над головой темный свод; человек заурядный видел только молнии.
Месмер дебютировал в Германии диссертацией о влиянии планет. Он пытался установить, что небесные тела, благодаря той силе, которая создает взаимное притяжение, оказывают влияние на тела одушевленные, в особенности же - на нервную систему посредством некоего тонкого флюида, наполняющего собой всю вселенную. Но эта первая теория была весьма абстрактной. И Месмер отказался от этой первой системы, чтобы броситься в систему магнетизма.
Магниты в ту эпоху были хорошо изучены; их свойства, симпатические и антипатические, заставляли минералы жить почти человеческой жизнью, придавая им две величайшие страсти в человеческой жизни; любовь и ненависть. А следовательно, магнитам приписывали удивительные возможности излечения больных. И Месмер присоединил действие магнитов к своей первой системе и попытался увидеть, что он может извлечь из этого соединения.
К несчастью для Месмера, по прибытии в Вену он обнаружил обосновавшегося там соперника. Увидев это, Месмер, будучи человеком, наделенным богатым воображением, заявил, что он отказывается от магнитов как от вещей бесполезных и что отныне он будет лечить не минеральным магнетизмом, но животным магнетизмом.
Это слово, сказанное как новое слово в науке, не означало, однако, нового открытия: магнетизм, известный у древних, использовался и в египетских посвящениях в таинства, и в греческом пифиизме; в средние века он сохранялся как традиция; Месмер приступил к изучению этой науки, разрозненной и порхающей подобно тем блуждающим огонькам, которые ночью пробегают над прудами; он создал из нее законченную теорию, единую систему, которой дал имя «месмеризм».
Он приехал во Францию, принял из рук Доктора Шторка и окулиста Венцеля семнадцатилетнюю девушку, страдавшую заболеванием печени и слепотой, и через три месяца заболевание было вылечено, слепая видела совершенно ясно.
Это исцеление убедило множество людей, среди них врача по фамилии Делон: из врага он сделался приверженцем.
С этого момента слава Месмера все возрастала: Академия высказалась против новатора, двор высказался за него.
Французский же народ был увлечен: его неудержимо влекло к себе это странное чудо месмеровского флюида, который, по утверждениям адептов Месмера, возвращал здоровье больным, делал безумцев разумными, а мудрецов - безумцами.
Таким образом, этот человек, который по прибытии в Париж не нашел никакой поддержки, даже со стороны королевы, его соотечественницы, охотно поддерживавшей своих земляков, этот человек поистине царил в общественном мнении, оставив далеко позади себя короля, о котором никогда не говорили, г-на де Лафайета <Маркиз Мари-Жозеф Де Лафайет (1757 - 1834) - французский политический и военный деятель, принявший активное участие в войне Америки за независимость и в революциях 1789 и 1830 гг.>, о котором еще не говорили, и г-на де Неккера <Неккер, Жак (1732 - 1804) - французский финансист; па посту министра (1777 и 1788) пытался провести ряд реформ.>, о котором больше не говорили.
Глава 17
ЧАН
Картина эпохи, которую мы попытались нарисовать в предыдущей главе, в которой жили наши герои, и людей, которые занимали умы, может извинить в глазах читателя то невыразимое рвение, с каким парижане стремились попасть на зрелища исцеления, устраиваемые публично Месмером.