Мы не какие-то грабители и бандиты, а совсем наоборот! Кто к нам с любовью, тому всегда - пожалуйста! А теперь марш по избам и чтобы ни одна контрреволюционная сволочь оттедова носа не казала, стреляем без предупреждения!
В подтверждении серьезности своих намерений оратор вытащил из кармана галифе наган и выстрелил в воздух. Замороченные, испуганные крестьяне, кто как мог быстро, побежали с гумна.
-Чего он говорил-то? - спросил меня Иван Лукич, когда мы добрались до избы.
-Сказал, что будут отбирать продовольствие, - объяснил я.
-Чего отбирать? - не поняла хозяйка.
-Зерно, картофель и все, что у вас есть.
-А чем нам тогда детей кормить? - наивно спросила она,
Ответ на этот вопрос следовало переадресовать в московский Кремль, но я делать этого не стал, просто промолчал. Наступило тревожное ожидание. Деревня замерла. Дети, напуганные недавними гостями, вели себя непривычно тихо, сидели в закутке за печкой и о чем-то шептались. Старик встал на колени перед иконами и разговаривал с богом.
Часа два к нам никто не являлся, потом дверь, как и в прошлый раз, без стука распахнулась и в горницу вошли три продотрядовца. Наших знакомых среди них не оказалось, но это ничего не изменило. И в этих новых лицах была та же уверенность и равнодушие. Иван Лукич встал с колен и подошел к гостям. Поясно им поклонился. Ему никто не ответил.
-Ну, будешь сам отдавать излишки зерна или что? - сказал высокий человек со впалыми щеками, заросшими густой щетиной, и запавшими, лихорадочно блестящими глазами чахоточного.
-Так нечего отдавать! - неожиданно спокойно ответил хозяин. - Какое в наших местах зерно, сеем только себе на пропитание.
-Все так говорят, - хмуро сказал чахоточный. - Иди, открывай сусеки.
Иван Лукич пожал плечами и пошел к выходу из избы. Все, включая детей, потянулись за ними следом. Мы подошли к крепко сколоченному амбару, и хозяин отставил в сторону колышек, которым была подперта дверь. Один из продотрядовцев подскочил к нему, оттолкнул и первым пошел в помещение. Старик неловко повернулся к нам и как-то обезоруживающе улыбнулся.
В ворота в этот момент въехала подвода, наполовину наполненная мешками с зерном. На облучке сидел давешний солдат в шинели, перекрещенной пулеметными лентами. Он сразу же направил лошадь к амбару,
-Нашли? - крикнул он зыбким, нетрезвым голосом.
-А то! - отозвался чахоточный
-Эй, старый хрен! - заорал на хозяина солдат. - Подавай сюда мешки!
-Какие еще мешки? - недоумевая, спросил Иван Лукич.
-Пустые, сволочь кулацкая, будешь со своим пащенком зерно насыпать.
«Пащенком», как можно было догадаться, он посчитал меня.
-Так нет же у меня излишков, - бесцветным голосом ответил старик, показывая на сбившихся в кучку внуков. - Вон, у меня сколько ртов, их же кормить нужно.
-Ты, сволочь кулацкая, кому здесь ввинчиваешь! - истерично закричал чахоточный. - Трофим, есть у них зерно?
-Есть, - ответил тот из амбара, - у них много чего есть!
-Так значит ты, сволочь, препятствоваешь пролетарскому равноправию! - продолжил истерику чахоточный и сорвал с плеча винтовку. - Сыпь зерно в мешки и выноси, иначе всех в расход путцу!
-Родненькие, что же вы делаете! - завыла хозяйка.
- Зачем жизни лишаете!
Чахоточный передернул затвор и прицелился во внука Егорку, мальчика лет шести. Тот, не понимая, что происходит, смотрел на него во все глаза, не сходя со своего места.
-Считаю до трех, - крикнул чахоточный и зашелся в кашле. - Раз! Два!
Мы со стариком бегом кинулись в амбар.
-Да где ж я мешки-то возьму, - плачущим голосом пожаловался Иван Лукич, - у меня их и есть-то всего три штуки!
Продотрядовец Трофим, осматривающий амбар, услышал и заржал.
-Ниче, в жопу жаренный петух клюнет, в бабью юбку насыплешь!
Он, удостоверившись, что в ларях есть зерно, теперь профессионально обыскивал амбар, видимо, в надежде найти тайники
-Сам говори, где у тебя захоронки, - отсмеявшись своей соленой шутке и свирепо выпучив глаза, сказал он. - Найду - всех к стенке поставлю!
-Нет у меня никаких захоронок, все, что есть, здесь.
Трофим внимательно посмотрел на хозяина и удивленно спросил:
-У вас что, еще продотрядов не было?
-Нет.
-То-то я гляжу, вы тут жируете, - удивился он, - пока пролетариат пухнет с голода! Ниче, скоро узнаете, почем фунт лиха!
Зерна у Ивана Лукича, по моим прикидкам, оказалось заготовлено совсем немного, всего два ларя. Было непонятно, как им можно прокормиться троим взрослым и четверым малышам. Однако, герои революции думали по-другому. Все они вошли вслед за нами в амбар и, разглядев крестьянские запасы, стали нарочито громко удивляться кулацкой жадности и ненасытности. Облазив все закрома, продотрядовцы первым делом конфисковали в пользу пролетарской революции четверть самогона и свиной окорок. После чего тут же начали поправлять пошатнувшееся на царской каторге здоровье.
Однако, и о нас со стариком продотрядовцы не забыли. Пока они пили самогон, мы с Лукичом под стволом нагана прилежно вычерпывали совком из ларей зерно и пересыпали его в мешки. С тарой для пшеницы вопрос был решен в рабочем порядке с большевистской простотой: нас просто заставили высыпать из мешков картофель. Наполненные зерном мешки мы со стариком выносили из амбара и аккуратно укладывали на подводу. Каждый раз, когда мы появлялись во дворе, начинали выть старуха и невестка, но Иван Лукич цыкал на них, и они послушно замолкали.
Пока мы «работали», к четверым уже наличным заготовителям присоединились новые товарищи. Сначала пришла троица во главе с низкорослым в кожанке, последним явился оратор-командир в картузе со звездой. Самогон начал катастрофически быстро кончаться, в бутыли его осталось пальца на четыре, и у Ивана Лукича потребовали добавки.
-Больше ничего нет, - угрюмо ответил он, выгребая из ларя последние зерна пшеницы.
-Брешешь, сволочь кулацкая! - завопил чахоточный. - Смотри, найду, где прячешь, своей рукой в расход пущу.
-Кто тебе мешает ищи, - равнодушно сказал старик.
-Не хочешь сам давать, скажи, у кого есть, - ласково посмотрел на хозяина красными глазами командир, - не то мы твою дочку сейчас оприходуем!
Иван Лукич спрятал глаза и повторил:
-Нет у меня самогона.
-Так и нет? - глумливо переспросил молодой парень со всклоченной кудрявой головой.
-Нет.
-Тогда вставай к стенке!
Иван Лукич не понял, что тот от него хочет, и у какой стенки ему становиться, спросил:
-Куда вставать-то?
Такой наивный вопрос вызвал взрыв веселья.