И впечатлительный Эмерик вспоминал, что предки его тестя сражались не мечом, а маленьким топором с лезвием из остро отточенного камня.
Дикость дремала и в Эскиве - но Эмерик видел ее лишь раз, когда жена рожала Бургонь. Что до детей, то если они и являли себя дикарями, их отца это не пугало, поскольку дети и должны быть маленькими зверенышами.
Бальян ворвался к Эмерику через несколько дней после того, как было объявлено о предстоящем браке Сибиллы.
-Где одна змея, там и другая! - громыхнул он.
Эмерик уселся в кресло перед тестем. Бальян сесть отказался - метался по комнате, задевая предметы: хоть помещение и было достаточно просторным, Бальяну было здесь тесно.
-Я всегда знал, что из лузиньяновского клубка выползет не одна, а несколько гадюк! - выкрикивал он.
-Прошу вас, отец, - проговорил Эмерик - будто бы умоляюще и вместе с тем небрежно.
Бальян остановился и впился в него взором.
-Не называй меня отцом! - рявкнул он.
Эмерик пожал плечами.
-Как вам угодно. Что вас так прогневало?
-Ты нарочно подсунул Сибилле своего брата! Ты знал, что она раскиснет и влюбится!
-Что значит - «раскиснет»? - осведомился Эмерик, подбираясь. Он уже понял, что тестя вежливыми речами и мнимой покорностью не угомонить.
-То и значит, что она женщина, и рассудок у нее слабее, чем у животного! То и значит, что она послушалась своей глупой плоти, как течная самка слушается воплей похотливого самца.
-Вы говорите об особе королевской крови, - напомнил Эмерик.
Бальян махнул рукой.
-Я говорю это тебе, несчастный дурак, а не знатным баронам Королевства!
Эмерик тихо напомнил:
-Король сделал меня коннетаблем, мой господин, стало быть, счел достаточно знатным.
-Ты воспользовался тем, что мой брат сейчас в отлучке. Это он должен был жениться на Сибилле…
-Мой господин, принцесса Сибилла избрала себе мужа по собственному усмотрению. Она и без того вынесла немало оскорблений от знатных баронов, которые один за другим отказывались от ее руки, не так ли?
-Мой брат не отказывался!
-Ваш брат слишком долго медлил.
-Тебе хорошо известно, что у него имелись на то причины.
-Мой господин, когда речь идет о любви, следует быть осмотрительным и быстрым, поскольку любовь подобна битве и не прощает ошибок.
Бальян вдруг устало опустился в кресло и хмуро посмотрел на зятя.
-Вели, чтобы мне принесли вина. И пусть разбавят холодной водой. - Он провел ладонями по лицу, вздохнул, окатив свои пальцы горячим дыханием. - Боже, какой дурак! - проговорил он с сердцем, почти сожалея. - Теперь в Королевстве начнется раздор. Знатные сеньоры не прощают королевским особам неравных браков, а мужчины не прощают своему собрату истинной любви.
-Ги согласен рискнуть, - сказал Эмерик.
Вошла девушка, подала вина и кувшин воды. Эмерик отослал ее и сам разбавил питье для тестя. Тот следил за ним подозрительно - будто проверял, не сделает ли коннетабль попытки подсыпать в чашу яд.
-Я не хочу ничего слышать о Ги, - выговорил наконец Бальян, кривя губы. - Мне не нравится этот смазливый юнец.
-Не вам ведь выходить за него замуж, мой господин, - не выдержал Эмерик.
- Мне не нравится этот смазливый юнец.
-Не вам ведь выходить за него замуж, мой господин, - не выдержал Эмерик.
Бальян поднял тяжелый взгляд.
-Наконец-то я слышу твой истинный голос. Змеиное шипение.
-Вы долго добивались этого, - сказал Эмерик. - Видит Бог, я всей душой почитаю в вас отца моей жены, но прошу и к моей родне относиться с подобающим…
-Нет! - заревел Бальян, вскакивая.
-Вижу, мое вино пошло вам на пользу, и вы набрались свежих сил, - сказал Эмерик. - Рад видеть вас в добром здравии, отец.
-Запомни, - сказал Бальян, кося глазами и пугая Эмерика их диким блеском, - в один распрекрасный день твой братец, если даже он и станет королем, сломает себе шею. Его попросту бросят на растерзание сарацинам. Это случится, коннетабль! И ты ничем не сможешь ему помочь.
Он повернулся и быстро вышел вон. Эмерик так и остался сидеть, задумчиво глядя ему вслед.
-Мой брат станет королем, - сказал он. - Он женится по великой любви на прекрасной принцессе и станет королем. Глупый валлиец! Откуда тебе знать, каково это - собственными руками сотворить отрывок из романа? Такое может понять только женщина, да и то не всякая, а искусная вышивальщица, создающая своей иглой волшебные картины!
* * *
Бальян был другом Раймона Триполитанского. Не просто союзником или родственником, а настоящим другом.
Они были совершенно не похожи друг на друга, ни внешне, ни характером, ни судьбой. Раймон - южанин с изощренным, тренированным умом, знаток поэзии, искусства, языков. Бальян - северянин по крови, землевладелец и воин.
Раймон был опасно близок к трону. Покойный король Амори боялся его влияния: по складу характера, равно как и по происхождению, Раймон был не столько вассалом, сколько государем. Его место - в тени престола, его роль - вечного претендента. Поэтому когда Раймон попал в плен, король Амори не спешил с выкупом.
Восемь лет в Алеппо. За эти годы Раймон стал бегло говорить на языке сарацин и научился читать их книги. И поняв, как Юсуф ухитрился вместить весь Божий мир в единую каплю чернил, Раймон научился понимать и своих пленителей.
Сарацины оставались для франков непостижимыми потому, что связывали понятия иначе, нежели франки. Понятия были те же самые - смерть, любовь, рождение сыновей, сражение, правда, ложь, - но строительный раствор, который скреплял между собой эти кирпичи при возведении всего здания в целом, разительно отличался. В этом и заключалась тайна. Не в словах, а в промежутках между ними. Не в говоре, а в молчании. В том, что происходит в душе человека, пока он переводит дыхание, переходя от одного слова к следующему.
Раймон также хорошо понимал политику сарацин. Он знал, что Саладин никогда не отступит: этот враг будет грызть Королевство, пока не раскрошит ему хребет. Знал он и другое: общаясь с франками, Саладин научился имитировать их обычаи, их куртуазность, их способ проявлять милосердие и жестокость; однако все это оставалось внешним.
Среди баронов Королевства, особенно среди «новичков», находились глупцы, которые поддавались этой любезности и даже распускали слухи о том, что саладинова мать - тайная христианка, обучившая сына истинной вере, - мол, оттого и рыцарственные качества султана.
Раймон не раз видел Саладина вблизи. И, поскольку граф Триполитанский умел читать сарацинские глаза, он легко рассмотрел в прекрасных очах султана все то, что не особенно и пряталось под напускной любезностью: холодную, расчетливую, очень умную ненависть к любому христианину - «идолопоклоннику».