Я промолчал.
-Ты понял? - спросила девушка.
-Да, - отозвался я.
-Госпожа, - добавила она.
-Я понял, госпожа.
-Вот и хорошо. Ты понятливый раб, - заметила она. - И очень хорошенький.
Я заскрипел зубами.
Короткий нож заработал быстрее, срезая цветущие головки с ренсовых стеблей.
-Хорошенький мой раб, - заметив мою реакцию, повторила она. Я затрясся от ярости.
-Пожалуйста, не говори со мной, - попросил я.
-Я буду разговаривать с тобой, когда мне того захочется, мой хорошенький раб, - ответила она.
Я дрожал от едва сдерживаемой ярости, от унижения, от ее презрения ко мне. Мне хотелось задушить ее. Но задушить в своих объятиях. А еще лучше - зацеловать до смерти.
-Режь, мой хорошенький раб!
И я опять, дрожа от ярости, сгорая от стыда, резал стебель за стеблем, бросая их на плот.
За спиной у меня раздавался ее издевательский смех.
И снова - стебель за стеблем, охапка за охапкой, цветущую головку - в воду, стебель - на плот. Время словно остановилось.
Солнце было уже низко, насекомые переместились ближе к зарослям осоки. Плещущаяся вода поблескивала вокруг торчащих из нее стеблей тростника расплавленными кружочками золота.
Долгое время никто из нас не произносил ни слова.
-Могу я говорить? - наконец спросил я,
-Говори, - разрешила девушка.
-Почему так много островов собралось вместе? - этот вопрос не давал мне покоя.
-Скоро праздник начала се'кара, - ответила она.
Я знал, что завтра ренсоводы действительно отмечают начало нового месяца, но это мало что объясняло.
-Но почему их так много? - поинтересовался я. - Это необычно.
-Ты слишком любопытен, а рабу любопытство не к лицу, - заметила она, однако продолжала объяснять дальше: - Хо-Хак созвал соседние острова на совещание.
-И сколько их здесь?
-Пять, - ответила она. - Это только из ближайшей части дельты.
-А цель совета? - спросил я.
Она могла говорить со мной совершенно спокойно: я был всего лишь рабом, и бежать мне было некуда.
-Он хочет объединить ренсоводов, - ответила она с изрядной долей скептицизма в голосе.
-Для торговли?
-Не только. Было бы неплохо, выработать стандарты на ренсовую бумагу, иногда вместе собирать урожай и, в случае необходимости, распределять его, помогая соседям. Но самое главное, это дало бы нам возможность установить более высокие цены на бумагу и выручить за нее больше денег, чем нам удалось бы сделать это в одиночку.
-Вряд ли это обрадовало бы Порт-Кар. Она рассмеялась.
-Да, ему бы это не понравилось, - согласилась она.
-А кроме того, объединение островов в какой-то мере дало бы защиту от чиновников Порт-Кара, - высказал я предположение.
-Чиновников? - удивилась она. - Ты имеешь в виду этих сборщиков налогов, что грабят нас от имени правителей города, которые никак не могут поделить между собой власть?
-Да, - ответил я.
- И против обычных работорговцев, совершающих свои налеты для захвата новых пленников.
-Зачастую разница между сборщиком налогов и обычным пиратом не столь уж велика, чтобы ее вообще можно было заметить, - в голосе ее послышалась злость.
-Вероятно, в определенные моменты ренсоводам действительно было бы лучше действовать сообща и под единым руководством.
-Мы, ренсоводы, независимые люди, - ответила девушка. - У каждого из нас свой остров и свой глава общины.
-Ты думаешь, план Хо-Хака потерпит неудачу?
-Да, мне так кажется.
Мы развернули лодку и стали возвращаться к ренсовому острову, находившемуся от нас в одном-двух пасангах.
-Могу я говорить? - снова спросил я.
-Говори.
-Ты носишь на руке золотой браслет, - заметил я. - Откуда он у тебя, госпожа?
-Я запрещаю тебе разговаривать! - внезапно выходя из себя, воскликнула она.
Я замолчал.
Мы причалили лодку к острову, и я большими охапками перенес ренс с плота на крытую площадку, где он хранился.
-Сюда, - скомандовала она, указывая на маленькое круглое отверстие, служившее входом в ее крохотную хижину.
Я был удивлен. Я полагал, что мне снова придется провести ночь под открытым небом, привязанным к воткнутому позади ее хижины шесту.
-Залезай, - повторила она.
Я опустился на четвереньки и, наклонив голову, прополз через круглое отверстие, оцарапав плечи краями ренсовых стеблей. Девушка последовала за мной.
Хижина едва достигала восьми футов в длину и пяти в ширину. Стены постепенно переходили в потолок, возвышавшийся над поверхностью острова фута на четыре, не больше. Такие хижины обычно использовались только для сна.
Забравшись в этот шалаш, девушка несколько раз ударила лежавшим на полу металлическим бруском о кремень, держа его над небольшой медной чашей. Высеченные искры упали на сухие лепестки ренса. Пламя быстро занялось, и она, используя как спичку кусочек ренсового стебля, перенесла огонь в крохотную заполненную жиром тарлариона лампу, также находившуюся в неглубокой медной чаше. Я смог рассмотреть ее нехитрые пожитки. Здесь был узел с одеждой и небольшая коробочка для каких-то женских мелочей. У стены лежала скатанная циновка, на которой она, очевидно, спала. Рядом стояли миска, пара чашек и три бутылки из высушенных и выдолбленных тыкв. Б миске лежали скудные кухонные принадлежности; плоская палочка для размешивания пищи и вырезанный из корня ренса небольшой ковшик. Сюда же она положила нож, которым я резал ренс.
-Завтра праздник, - сказала она и вызывающе посмотрела на меня.
В скудном свете крохотной лампы я мог видеть только часть ее лица и контуры тела. Она закинула руки за голову и развязала стягивающую волосы лиловую ленту.
В тесной хижине мы стояли на коленях друг против друга; нас разделяли каких-нибудь несколько дюймов.
-Если ты дотронешься до меня, ты умрешь, - пообещала девушка, рассмеявшись и встряхнув упавшими ей на плечи волосами.
-Завтра на празднике я выставлю тебя в качестве приза для девушек, мой хорошенький раб, - вдруг сказала она. - Повернись.
Я повернулся к ней спиной.
-Руки вместе! - последовала новая команда.
Я повиновался, и она своими не по-женски крепкими руками связала мне запястья гибкой болотной лианой.