Шарабариным двухтысячного, со времени основания клуба, волка.
Столы были расставлены в виде полумесяца. Посредине стола, на сахарной скатерти, среди поросят, заливных и вспотевших графинчиков с водками
и коньяками лежала шкура юбиляра. Г. Шарабарин, клюнувший уже с утра и ослепленный магнием бесчисленных фотографов, стоял, дико поглядывая по
сторонам, и слушал речи.
Ипполиту Матвеевичу слово было предоставлено поздно, когда он уже основательно развеселился. Он быстро накинул на себя шкуру волка и,
позабыв о семейных делах, торжественно сказал:
- Милостивые государи, господа члены охотничьего клуба! Позвольте вас поздравить от имени старгородских любителей ружейной охоты с таким
знаменательным событием. Очень, очень приятно видеть таких почтенных любителей ружейной охоты, как господин Шарабарин, которые, держась за руки,
идут к достижению вечных идеалов! Очень, очень приятно!
Сказав этот спич, Ипполит Матвеевич сбросил на пол юбилейную шкуру, поставил на нее сопротивляющегося господина Шарабарина и троекратно с
ним расцеловался.
В этот свой наезд Ипполит Матвеевич пробыл в Москве две недели и вернулся веселый и злой. Теща дулась. И Ипполит Матвеевич в пику ей
совершил поступок, который дал такую обильную пищу злоязычию Принца Датского.
Был 1913 год. Двадцатый век расцветал.
Французский авиатор Бренденжон де Мулинэ совершил свой знаменитый перелет из Парижа в Варшаву <Надо полагать, речь идет о беспосадочном
перелете Париж-Петербург, завершенном 4 июня 1913 года. Событие это оживленно обсуждалось русской прессой как очередное доказательство
безграничного могущества техники. Сам летчик, чья статья была опубликована популярным еженедельником "Синий журнал" 14 июня, писал: "Петербург -
шестая и самая удаленная от Парижа столица, которую я посещаю на аэроплане".> на приз Помери <Помери (Pommery) - одна из престижных марок
шампанского. Вероятно, имеется в виду приз, установленный винодельческой компанией.>. Дамы в корзинных шляпах с зонтиками и гимназисты старших
классов встретили "победителя воздуха" восторженными истериками. "Победитель воздуха", несмотря на перенесенные испытания, чувствовал себя
довольно бодро и охотно пил шампанское <Так в рукописи. При публикации фраза изменена: французский авиатор пил уже не шампанское, а "русскую
водку".>.
Жизнь била ключом. "Уродонал Шателена", как вещали гигантские объявления, мгновенно придавал почкам их первоначальную свежесть и непорочную
чистоту. Во всех газетах ежедневно печатался бодрящий призыв анонимного варшавского благодетеля: Измученные гонореей! Выслушайте меня!
Измученные читатели жадно внимали словам благодетеля, спешно выписывали патентованное средство и получали хроническую форму болезни.
На Александровском вокзале в Москве толпа курсисток, носильщиков и членов общества "Свободной эстетики" встречала вернувшегося из Полинезии
поэта К. Д. Бальмонта <В Москву Бальмонт приехал 5 мая 1913 года, встречали его не на Александровском (ныне Белорусском), а на Брянском (ныне
Киевском) вокзале. Ажиотаж, описанный авторами романа, связан с тем, что поэт вернулся после семилетней эмиграции: в 1905 году Бальмонт,
сотрудничавший с леворадикальными изданиями, близкий к большевикам, уехал за границу, поскольку опасался полицейских преследований, жил в
Париже.
Ажиотаж, описанный авторами романа, связан с тем, что поэт вернулся после семилетней эмиграции: в 1905 году Бальмонт,
сотрудничавший с леворадикальными изданиями, близкий к большевикам, уехал за границу, поскольку опасался полицейских преследований, жил в
Париже. В январе 1912 года началось кругосветное путешествие Бальмонта, продолжавшееся 11 месяцев, маршрут проходил и через Полинезию, о чем
позже поэт-путешественник написал цикл статей. В Россию он вернулся после амнистии, объявленной по случаю 300-летия династии Романовых.
Чествование Бальмонта состоялось 7 мая, оно было организовано Обществом свободной эстетики (1906-1917), объединявшим представителей
модернистских направлений. Нет оснований предполагать, что авторы романа не знали, почему Бальмонт уехал за границу в 1905 году, однако с 1921
года он опять был в эмиграции, о советской власти высказывался критически, потому упоминание о его прежних конфликтах с противниками большевиков
было неуместным.>. Толстощекая барышня первая кинула в трубадура с козлиной бородкой мокрую розу. Поэта осыпали цветами весны - ландышами.
Началась первая приветственная речь.
- Дорогой Константин, семь лет ты не был в Москве...
После речей к трубадуру прорвался освирепевший почитатель и, передавая букет поэту, сказал вытверженный наизусть экспромт:
Из-за туч
Солнца луч
Гений твой.
Ты могуч,
Ты певуч,
Ты живой.
Вечером в обществе "Свободной эстетики" торжество чествования поэта было омрачено выступлением неофутуриста Маяковского, допытывавшегося у
прославленного барда, "не удивляет ли его то, что все приветствия исходят от лиц, ему близко знакомых" <В изложении авторов романа вопрос,
обращенный к Бальмонту, кажется откровенно издевательским, что не вполне соответствует фактам. Как уже отмечалось, русская публика считала
Бальмонта политическим эмигрантом, "борцом с самодержавием", и откровенные насмешки неизбежно воспринимались бы как выражение солидарности
"неофутуриста" с преследовавшим поэта правительством, что отнюдь не соответствовало тогдашнему имиджу Маяковского. Потому обращение к Бальмонту
было сформулировано куда более дипломатично. Газета "Русское слово", например, сообщала: "Некоторое замешательство среди присутствующих вызывает
выступление неофутуриста г. Маяковского", который "начинает с того, что спрашивает г. Бальмонта, не удивляет ли его то, что все приветствия
исходят от лиц, ему близко знакомых, или соратников по поэзии. Г-н Маяковский приветствует поэта от имени его врагов". Таким образом,
"неофутурист" подчеркнул, что с властью он отнюдь не солидаризуется и, хотя в Бальмонте по-прежнему видит литературного противника, полагает
необходимым приветствовать эмигранта. Надо полагать, Ильф и Петров умышленно исказили выступление Маяковского, придав малозначительному в 1913
году инциденту "хрестоматийный глянец": Бальмонт, вполне благополучный кумир курсисток, типичный "буржуазный литератор", возвратившийся из
заграничного вояжа, скандализован дерзким нонконформистом. К теме литературного поведения Маяковского авторы романа будут постоянно
возвращаться.>. Шиканье и свистки покрыли речь неофутуриста.
Двадцатый век расцветал.
Два молодых человека - двадцатилетний барон Гейсмар и сын видного чиновника министерства иностранных дел Долматов - познакомились в
иллюзионе с женой прапорщика запаса Марианной Тиме и убили ее, чтобы ограбить <Убийство Тиме широко обсуждалось в русской периодике, к примеру,
фельетонист "Синего журнала" негодовал: "Злодеев доброго старого времени сменили изящные великосветские денди.