Но когда речь идет
обузнике,янесомневаюсь:оннеупуститслучая, поставитногуна
оброненный мною ключ, ощупает каждыйпрутрешетки, некачается ли один из
них, присмотрится к каждому тюремщику, -- я уже вижу, как исчезает мой узник
в просторе за городскими стенами.
Я не стремлюсь узнать, чтоделает мой сосед, я хочу узнать, чего он не
забываетсделать. Тогда я узнаю, какому божеству он послушен,и, даже если
сам он не знает своего будущего, я могу судить, какое будущее его ждет.
CXVIII
Я вспомнил пророка, недобр был его косящий взгляд. Он пришел ко мне,и
я почувствовал: он переполнен гневом. Гнев его темен и тяжел.
-- Сотри их с лица земли, -- сказал он.
И я понял: он жаждет совершенства. Ибо совершенна только смерть.
-- Они грешат, -- сказал он.
Я молчал. Я зримо видел его душу, изостренную, будто меч. И думал:
"Он живет борьбою со злом. Он живет благодарясуществованию зла. Что с
ним станется, если зла не будет?"
-- Что тебе нужно для счастья? -- спросил я.
-- Торжество добра.
Ия понял, что он обманывается. Развесчастье для него бездействиеи
пятна ржавчины на его мече?
Медленноразгораласьинаконецослепиламенянеобычайнаяистина:
любящий добро снисходителен кзлу. Любящийсилуснисходителен к слабости.
Враждуют друг с другом одни слова, в жизни добро и зло сплетаются: бездарные
скульпторы -- почвадлявзращивания даровитых, тирания выковывает гордость
души,противостоящуютирании, голод вынуждает делитьсяхлебом:возникшее
дружество слаще, чем хлеб. Заговорщики, которых схватила моя стража, сидят в
темноте подземелья иготовятся умереть, принеся себя в жертвудругим,они
согласилисьнаопасности, нищету и несправедливостьиз любви к свободеи
справедливости.Этилюдивсегдаказалисьмне ослепительнопрекрасными,
нестерпимо было их сияние в камере пыток, и я никогда не унижал их в смерти.
Что такое алмаз, если нет твердой породы, которую нужно преодолеть, чтобы до
негодобраться? Что такое клинок, если нетврагов? Чтотакое возвращение,
если нет отсутствия? Что такоеверность, если нет соблазна? Торжество добра
-- это торжество покорных волов вокруг кормушки. Я не жду ничего хорошего от
оседлых и перекормленных.
-- Ты борешься со злом, -- сказал я пророку,--любаяборьба-- это
танец. Ты наслаждаешьсясвоим танцем,танцуя во имя зла. Я хотел бы, чтобы
ты танцевал из любви.
Ятворю, я созидаюцарство, где всех вдохновляет поэзия, но наступает
час,приходят логики и принимаются размышлять. Они ищут, что может угрожать
поэзии, иобнаруживают, что грозит им ее противоположность -- проза, словно
естьнасветепротивоположности!..Следом появляютсяжандармы, любовь к
стихам им заменяет ненависть к прозе, они уже нелюбят, аненавидят. Будто
истребление олив равнозначно взращиванию кедра. Жандармы отправят в застенок
музыканта,ваятеля,астронома,подчинившисьпустымсловам,ветру слов,
слабому дрожанию воздуха.
Жандармы отправят в застенок
музыканта,ваятеля,астронома,подчинившисьпустымсловам,ветру слов,
слабому дрожанию воздуха. С этой минуты царство мое обречено на гибель,ибо
рубить оливы, уничтожать запахрозне значитвыращивать кедры.Пробуди в
душе твоего народалюбовь к фрегату,она соберетусердных со всехконцов
твоегоцарства и преобразитихв паруса.Ты захотелсделатьпарусаиз
преследования, выслеживания, из уничтожения несогласных. Все, что не фрегат,
сделалосьврагом фрегата,ибологикаприводиттуда,где назначаешьей
свидание. Ты принялся очищать свой народ, ты вынужден будешь его уничтожить,
ибоокажется: каждый кромефрегата любитиещечто-то. Большетого, ты
уничтожишьсам фрегат, потомучто любовь к нему в кузнеце стала любовьюк
гвоздям. Кузнеца ты отправишь в тюрьму. Откуда взяться гвоздям?
Если тызахочешьпомочьвеличиюскульпторов,истребивбездарных и
слабых,подчинившисьпустомуветруслов,которыйпротивопоставилих
даровитым, утебяне будетскульпторов вообще. Ты исам запретишь своему
сыну это ремесло, сулящее так мало шансов выжить.
-- Если я правильно понял тебя,-- закричалкосой пророк, -- я должен
поощрять пороки?!
-- Нет, ты меня совсем не понял, -- отвечал я.
CXIX
Ведь если я не хочу воевать и меня мучает ревматизм в колене, он вполне
может статьпрепятствием, помешавшим мненачать войну, и наоборот, еслия
хочу воевать, я решу, что движение -- лучшее средство против ревматизма. Мое
стремлениек мирувоспользовалось как предлогом ревматизмом, нопредлогом
могла статьлюбовь, или домашний уют, или почтение кмоему противнику, или
что угодно иное.Так что если тыхочешьпонятьлюдей, начни стого, что
перестань ихслушать. Кузнец толкует тебе о гвоздях. Астроном о звездах.И
никто не вспомнит о море.
СХХ
Имей ввиду,мало посмотреть, чтобы увидеть. С самойвысокой из моих
башен япоказалмоим гостямпределы моего царства, они закивали головами:
"Конечно, конечно..." Яповел их вмонастырь, стал рассказывать об уставе,
они тихонькозевали.Показывалновыйхрам, картину,статую,художника,
архитектора, сказавших новое, небывалое слово.
Ноони отвернулись. Других могло бывзять за живое,ноэти остались
равнодушными.
И я подумал:"Даже те, ктоумеет видетьза вещным Божественный узел,
связующийдробный мир воедино, временами видят не картину--немыевещи.
Чаще всего душа спит. Не утруждающая себя душа спит еще крепче. Так можно ли
надеяться на молниеносное озарение?Если ты готовувидеть,если вызрело в
тебе еще незнаемое тобой решение, молния озарит тебя, тывоспламенишься и
постигнешь.Потомуяиприуготовляюихклюбви долгой молитвой.Этот
приготовился, и робкая улыбка сразит его, будто меч. Но большинство живетв
царственеосуществленных желаний.Ястал баюкать их севернымилегендами:
заплескаликрылами лебеди, потянулисьнад равнинойсерыегуси,будяее
тревожнымикликами, --окованный льдами темный Север, похожийнахрам из
черногомрамора,наполнился голосомтревоги, ивот мои слушателиготовы
залюбоватьсясерыми северными глазами,мерцающий в них свет улыбки кажется
им светом таинственного приюта, манящего посредиснегов.