- А тетя Мария еще пела:
"Ля-ля-ля, сжуешь ты! Ля-ля-ля, сжуешь ты!"
И оба дуэтом подхватили припев:
Гоп, гоп! Быстрей скачи,
Она ждет нас с тобой в ночи!
- Пока он поет, - шепнула сестра, - он ни на что не жалуется.
Антуан вышел с тяжелым сердцем.
Когда онпроходил мимокаморки консьержа,егоокликнули:почтальон
принес несколько писем.Антуан рассеянно взялкорреспонденцию.Мыслями он
был там, наверху.
Резвая лошадка,
Трильби, мой скакун...
Онсамдивился тому,какие чувства возбуждал внемсейчас больной.
Когда годом раньше стало ясно,что Оскар Тибо обречен,Антуан,считавший,
что никогда не испытывал вотношении его горячих чувств,вдруг обнаружил в
своей душе любовь к отцу,даже бесспорную,озадачивавшую и, как ему самому
казалось,совсем недавнего происхождения;ивместе стем она походила на
очень давнюю нежность, только она ожила перед лицом непоправимого. И чувство
это еще усугублялось привязанностью врача,который долгие месяцы выхаживает
своего ужеобреченного пациента,одинлишь знает,чтоемуужевынесен
приговор и надо поэтому как можно незаметнее подвести его к концу.
Антуан ужесделал несколько шагов потротуару,каквдруг взгляд его
упал на конверт, - он так и держал письма в руке.
Он остановился как вкопанный:
"Господину Жаку Тибо, 4-бис, Университетская улица".
Ещедосихпорприходил время отвремени наимяЖака каталог или
проспектоткниготорговца.Нописьмо!Этотголубенькийконверт,этот
мужской,-аможет,женский?-почерк,беглый,вытянутый,какой-то
высокомерный. Антуан повернул к дому. Надо сначала все обдумать. Он прошел к
себе вкабинет.Нонесел,решительным движением распечатал конверт.С
первых же строчек он почувствовал, что его как будто подхватило.
"1-бис, площадь Пантеона,
25 ноября 1913 года
Милостивый государь!
Я прочел Вашу новеллу..."
"Какую новеллу?Неужели Жакпишет?"Итутжеуверенность:"Жив!"
Строчки плясали перед глазами.
Антуан лихорадочно поискал взглядом подпись:
Жаликур.
"Я прочел Вашу новеллу сживейшим интересом.Впрочем,Вы,очевидно,
догадываетесь,что старому воспитаннику нашей alma mater,каким являюсь я,
трудно принять безоговорочно..."
"Ага! Жаликур! Вальдье де Жаликур. Профессор. Академик!" Антуан отлично
знал это имя, в его библиотеке даже было две-три книжки Жаликура.
"Впрочем,Вы,очевидно, догадываетесь, что старому воспитаннику нашей
almamater,каким являюсь я,трудно принять безоговорочно Вашу манеру как
романиста,что противоречит имоему классическому образованию,и,вообще
говоря,личныммоимвкусам.Поэтомуянемогусоспокойной совестью
подписаться ни под формой,ни под содержанием.Однако должен признать, что
эти страницы,даже там,где они граничат с преувеличениями, написаны рукой
поэта и психолога.Читая Вас,я то и дело вспоминал,как ответил один мой
друг,маститый музыкант,молодому революционному композитору (возможно, он
из ваших), который показал ему свой опус, смелый до головокружения: "Унесите
скорее прочь все это,сударь,а то,чего доброго,кончится тем,что оно
придется мне по вкусу".
Жаликур".
Антуан почувствовал,что у него дрожат ноги. Он сел. Он не сводил глаз
с развернутого листка,лежавшего перед ним на письменном столе. В сущности,
тот факт,что Жак жив,нетак ужего удивил:лично онне видел,какие
причины могли бытолкнуть брата на самоубийство.Одно лишь прикосновение к
этому письму сразу пробудило внем охотничий инстинкт,и сразу в нем снова
проснулся нюх ищейки, тот самый нюх, что тремя годами раньше месяцы и месяцы
водил его вовсе концы по следу пропавшего,иего охватила такая любовь к
брату,такая огромная,до потери дыхания,потребность увидеть его, что он
сидел какпришибленный.Очень часто впоследние дни,даже хотя бынынче
утром, он, стиснув зубы, боролся против чувства горечи, охватывавшей его при
мысли, что ему одному приходится присутствовать при агонии старика отца. Так
тяжело было этобремя,что невольно вдушу закрадывалась злоба набрата,
убежавшего из дома, покинувшего свой пост в такую минуту. Но это письмо!
Мелькнула надежда: найти Жака, рассказать ему все, вызвать его сюда! Не
быть больше одному!
Он снова взялся за письмо: 1-бис, площадь Пантеона... Жаликур...
Быстрый взгляд на стенные часы, еще взгляд в свою записную книжку.
"Чудесно. Нынче вечером еще три визита. Один в четыре тридцать на улицу
Сакс,этотпропуститьнельзя,случайнеотложный.Затемподозрениена
скарлатину,улица д'Артуа: случай тоже очень серьезный, но о точном времени
визита не договаривались. Третий - больная поправляется, можно повременить -
Он поднялся.