Затем перешла улицу, как
всегда,низкоопустивголову,неглядяпосторонам,боясьувидеть
надвигающиеся на неемашины.Шоферырезкотормозили,высовывалисьиз
кабин, ругались, а она,неоглядываясь,необорачиваясь,неподнимая
головы, спешила достичь спасительного тротуара.
Он спросил ее:
- Кого ты высматриваешь?
Она заметалась, боясь сказать то, во что Саша не поверит.
- Что ты скрываешь от меня?
Она посмотрела на него широко раскрытыми от страха глазами.
- За тобой следят.
Он удивился:
- Кто за мной следит?
- Один в шапке с опущенными ушами, другой-маленький,вбобриковом
пальто, третий - в подшитых валенках, высокий, злой, их трое,ониследят
по очереди.
- Правильно! Зачем же всем вместе? - засмеялся Саша.
- Я каждого знаю в лицо, - продолжала она, - могу узнать поспине,по
голосу. Я стояла в булочной, а тот, чтовваленках,сталсзади,яне
оглядывалась, но знала, что онстоит.Яполучилахлеб,отошла,ион
отошел, но хлеба не взял, он стоял за мной, чтобы показатьменядругому,
такой у них способ. Они догадались, что я их знаю, и, когда я оглядываюсь,
исчезают, уходят в Никольский, а потом выходят из Денежного. А я сразу иду
к Денежному и там его встречаю, он отворачивается, а я знаю, что это он.
- За кем же они следят: за мной или за тобой? - улыбаясь, спросил Саша.
- Они следят за нашим домом. Кто к нам приходит, кто выходит, когдаты
уходишь, с кем идешь, с кем разговариваешь. Яоторвалавмясномрыбный
талон, а онстоитсзадименяиговорит:"Надочетвертыйталон".Я
оглянулась, а он повернулся ко мне спиной, яегоузналапобобриковому
пальто.
- Так и сказал: нужно четвертый? - совсем развеселился Саша.
Она кивала головой в такт своим словам.
- И постовой милиционер у Смоленского тоже с ними.Яоднаждышлаза
высоким, он глазами показал милиционеру на какого-то человека,милиционер
подошел к этому человеку и спросил документы, а высокий повернулобратно,
увидел меня, злобнотакпосмотрелипотомдваднянепоявлялся,а
маленький сказал, что ему попало от начальства.
- Кому сказал?
- Мне. Он мне говорит, когда стоит сзади, чтобы я одна слышала. И, если
я оглядываюсь, поворачивается спиной. Я больше неоглядываюсь,чтобыне
ставить его в неловкое положение, ведь он не имеет права разговариватьсо
мной. Я хорошо знаю его голос.
Саша с ужасом смотрел на мать. В их жизнь вползает нечтострашное.Он
вырос в этой комнате, каждый предмет здесь был частью его жизни;всеэто
стоит и будет стоять на месте, но уже безнего.Онпопалвводоворот,
который тянет его ко дну. И в эту минуту ондумалтолькоотом,чтобы
водоворот не втянул и маму - доброе, самое дорогое ему существо.
- Однажды я чувствую, он стоит за мной,-продолжалаона,-я,не
оборачиваясь, спрашиваю: "Вы незаберетеСашу?"Онмолчит,ничегоне
отвечает.
- Однажды я чувствую, он стоит за мной,-продолжалаона,-я,не
оборачиваясь, спрашиваю: "Вы незаберетеСашу?"Онмолчит,ничегоне
отвечает. Я не выдержала, оглянулась, он приложил палец кгубам,пятится
от меня и пропал в толпе.
- Все это твое больное воображение, - сказал Саша. - Никто не следит ни
за мной, ни за тобой,никомумыненужны,подумаешь,государственные
преступники! Смешно! Если надо меня забрать, давно забрали бы, нетратили
бы времени на дурацкую слежку. И имей в виду: меня восстановят. Носейчас
все заняты съездом, не до меня, послесъездаразберутся.Всеостальное
выбрось из головы. Не отравляй нам жизнь.
Она молчала, смотрела в одну точку, сутулилась, качала головой, будто у
нее тик. Что бы ни говорил Саша, как бы ни переубеждалее,онатвердила
одно - все именно так, как она рассказывает. Так было сегодня, и вчера,и
завтра опять все повторится: она выйдет на улицу, увидит одного изтроих,
и если будет дежурить тот, маленький, то он опять ей что-то скажет,может
быть, даже ответит, заберут Сашу или не заберут.
Тот, маленький, в бобриковом пальто, снова неответилнаеевопрос,
посмотрел с сочувствием и отвернулся.ТеперьСофьяАлександровнаждала
худшего. Ее настораживал каждый звук,тишинаказаласьзловещей.Часами
стояла она у дверей, прислушивалась к шагам на лестнице или взбираласьна
подоконник и смотрела, кто идет по двору. Как-тоувиделамилиционераи,
охваченная страхом, ничего не соображая, заметалась по комнате. Милиционер
не зашел в их квартиру, значит, пошел к соседям спрашивать о Саше. Никто о
нем неможетсказатьплохого,нолюдилегкопричиняютдругимзло,
вероятно, полагая, что этим отводят его от себя.
Все знаютоСашиномделе,весьдом,всежильцы,всех,наверно,
вызывали, ковсемприходили.Онасиделаводворенаскамеечкепод
маленьким железным козырьком, оценивала, кто как прошел, как посмотрелна
нее, как поздоровался.
Позвонили из домоуправления, велелизайтиСаше.Онавсегдабоялась
домоуправления, но пошла сама. Требуют уточнить Сашину стандартную справку
с места работы. Предлог! УправдомаНосоваВиктораИвановичаоназнала
двадцать лет, бегал по двору маленький Витька, и покойную маму егознала,
и он ее хорошо знал и Сашу знал. Теперь едва взглянул, не спросил,почему
Саша, студент, работает грузчиком, значит, все знает. И попрощался сухо. А
паспортистка вовсе не попрощалась, притворилась, что занята.
Кто-то позвонил по телефону, спросил СергеяСергеевича,онасказала,
что никакого Сергея Сергеевича у них нет. Через пять минут опятьспросили
Сергея Сергеевича, но уже другим голосом. Потомопятьпозвонили,ноне
ответили, она слышала в трубке чье-то дыхание. Несколькоразвызывалик
телефону Галю, их соседку, раньше ей так часто не звонили.ОтвечалаГаля
обиняками,двусмысленнои,повесивтрубку,опускалаглаза,быстро
проходила в свою комнату.
Милица Петровна, к которой она когда-торевноваламужаискоторой
теперь снова подружилась,обещалапосодействовать.