- Единственное, зачем сюда приходят, это кофе с ликером "какао-шуа",-
объявил Вадим с видом ресторанного завсегдатая.
На соседнем столике над синим огоньком спиртовки возвышался кофейник, и
два пижона потягивали из крошечных чашечек кофе с ликером.
- Мы голодные, - сказал Саша. - Варя, что будешь есть?
- Бефстроганов.
Заказали бутылку водки мальчикам, бутылку портвейна девочкам и всемпо
бефстроганову.
- Выгоднее заказывать разные блюда, - заметил Вадим.
- А вот и Нина,-вполголоса,какбыпросебяпроговорилаВаря,
сидевшая лицом к выходу.
- Забились всамыйугол...-оживленноговорилаНина,подходяк
столику, - Сашенька, поздравляю,-онапоцеловалаего,-кактолько
прочитала твою записку, все поняла. Я и не сомневалась, -онапокосилась
на Варю, - и ты здесь...
- И я здесь.
- Жалко, Макс не знает, - продолжала Нина, усаживаясь междуВадимоми
Руночкиным.
Грянул оркестр... "Ах, лимончики, вы мои лимончики, вы растетеуСони
на балкончике..." Официанты быстрее забегали по тесным и низким проходам.
- Сольц - человек, - сказал Руночкин.
- Только ужасно нервный, - добавила Надя.
Жуя бефстроганов, Вадим заметил:
- Саша прошел через горнило страданий. А без страданий...
- Ненавижу страдальцев, - перебил его Саша.
- Перефразировка Прудона, - Вадим продолжал рисоваться передНадей.-
Послеугнетателейябольшевсегоненавижуугнетенных.Нобывают
обстоятельства... Например, это...
Он скосил глаза на соседний столик. Рядом с пижонами уже сиделадевица
с красивым испитым лицом.
- Социальное зло, - сказала Нина.
- А может, патологическое явление, - возразил Вадим.
- Не патология и несоциология,обыкновеннаяпроституция,-сказал
Саша. - Меня не интересует, почему она этим промышляет,задумыватьсянад
ее психологией - не желаю. Вот Нина, Варя,Надя-яготовихлюбить,
уважать, почитать. Человек морален, в этом его отличие от скотины. И нев
страдании его жизненная функция.
Подпевая оркестру, Варя тихонько затянула:
- "Мы тебя любили нежную, простую... Всякий былпройтисьстобойне
прочь".
- Почему так любят блатные песни? - спросил Вадим.Исамответил:-
Мурка умирает, бедный мальчишка позабыт, позаброшен, иниктонеузнает,
где могилка его. Человек страдает - вот в чем смысл.
- Не выворачивай кишки, - перебил его Саша.
Вадим надул губы.
- Ну, знаешь, такая нетерпимость.
- Не обижайся, - сказал Саша, - я не хочу тебя обижать. Но для тебя это
абстракция, а по мне это _проехало_. Теперь подсчитаем наши ресурсы, вдруг
хватит еще на бутылку.
Денег хватило еще на бутылку мальчикам и на мороженое девочкам.
- Только не торопиться, - предупредил Вадим, - растянем на вечер.
- Варя, тебе завтра в школу, - напомнила Нина.
- Я хочу послушать музыку.
- Не трогай ее, - сказал Саша, - пусть посидит.
- Я хочу послушать музыку.
- Не трогай ее, - сказал Саша, - пусть посидит.
Ему хотелось доставить Варе удовольствие. И сам он былсчастлив.Дело
невтом,чтоон_всемдоказал_.Онотстоялнечтогораздоболее
значительное, он защитил веру этихребят.Больше,чемкогда-либо,его
мучило теперь сознание незащищенности людей. На его месте Руночкинмахнул
бы рукой и уехал. Надя Поздняковапоплакалабыитожеуехала.Вадим,
попади он в такую историю, тут же бы сломался.
И только Варя не придавала Сашиной истории особого значения. Если бы ее
исключили из школы, она бы только радовалась. Онасидитрядомснимв
ресторане, ей кажется прекрасным этот кабак, молодые люди в "чарльстонах",
джазистынаэстраде,трубач,надувающийщеки,ударник,самозабвенно
жонглирующий палочками. К девице за соседним столомужеприставалидвое
пьяных, тянули за свой столик, а пижоны трусили, не могли защитить. Девица
ругалась, плакала, официант грозился ее вывести.
- Кобелиная охота, - черные Сашины глаза сузились.
- Не ввязывайся, - предупредил Вадим и тут жеотодвинулся,зная,что
Сашу удержать нельзя.
Саша встал, сутулясь и поводя плечами,подошелксоседнемустолику,
мрачно улыбнулся.
- Может быть, отстанем? - он умел бить и бил крепко.
Две толстые наглые морды, сиреневые рубашки, одинвфетровыхбурках,
другой в широченном клеше, сукины сыны, хамы.
Тот, чтовбурках,пренебрежительноотстранилСашурукой,второй
вклинился между ними, будто желая их развести.
- Бросьте, ребята!
Но Саша знал этот прием: примиряющий первый и ударит его. И Сашананес
ему тот короткий, быстрый удар, которыйзаставляетчеловекаперегнуться
пополам,схватитьсязаживотиглотатьвоздухоткрытымртом.Саша
обернулся ко второму, но тот сделал шагназад,заделстолик,зазвенела
посуда, завизжала девица, вскочили со своих мест пижоны... Трубач,косясь
глазом, надувал щеки, пианист обернулся, но пальцы егопродолжалибегать
по клавишам, ударник жонглировал палочками... "Хаудую,дую,мистер
Браун... Хау ду ю, ду ю, дую,ду!.."Оркестриграл,всевпорядке,
граждане, танцуйте фокстрот и танго, пейте кофе с ликером "какао-шуа",не
обращайте внимания, мелкое недоразумение - вот оно и кончилось...Идутк
своему столику бурки и клеш,селнаместочерноглазыйидругойсел,
косоглазенький, что тоже полез в драку,расплатилисьиушлисдевицей
пижоны, официант уже отряхивает скатерть сихстола...Всевпорядке,
граждане!
- Они дождутся, когда мы выйдем на улицу, втампристанут,-сказал
Вадим.
- Дрейфить! - засмеялась Нина.
Саша был спокоен, когда дрался, а сейчас им овладела нервнаядрожь,и
он пытался взять себя в руки.
- Варя, идем потанцуем...
Оркестр играл медленный вальс. "Рамона, ты мне навекиотдана.