Почему не предупредили, что сроки
нереальны? Ах, сроки реальны... Почему не выполнены?Выдвадцатьлегв
партии?.. За прошлые заслуги в ножка поклонимся, а за ошибки будем бить.
Баулинский тон удивил Сашу. Заместителя директораКриворучкостуденты
побаивались. В институте поговаривали о его знаменитой военнойбиографии:
до сих пор носит гимнастерку, галифе и сапоги. Этот сутулыйчеловексс
длинным унылым носом, с мешками под глазами никогда ни с кем не вступалв
разговоры, даже на приветствия обычно отвечал только кивком головы.
Криворучко опирался рукой на спинку стула, Сашавидел,какдрожату
него пальцы. Слабость в человеке, всегда таком грозном, выгляделажалкой.
Но материалов для стройки действительно не давали. А сейчас никто ее хочет
об этом думать. ТолькоЯнсон,деканСашиногофакультета,невозмутимый
латыш, обращаясь к директору института Глинской, примирительно сказал:
- Может быть, дать еще срок?
- Какой?! - со зловещим добродушием спросил Баулин.
Глинская молчала. Сидела с обиженным видом человека, которого наградили
такимнегоднымзаместителем.ПоднялсяаспирантЛозгачев,высокий,
вальяжный, театрально воздел руки.
- Неужели и лопаты отправили на Магнитку?Студентыпальцамиковыряли
мерзлую землю? Вот сидит комсорг группы, пусть скажет, как онибезлопат
работали.
Баулин с любопытством посмотрел на Сашу. Саша встал.
- Мы без лопат не работали. Как-торазкладоваяоказаласьзакрытой.
Потом вернулся кладовщик и выдал лопаты.
- Вы долго ждали? - не поднимая головы, спросил Криворучко.
- Минут десять.
Лозгачев, неудачно призвавший Сашувсвидетели,укоризненнопокачал
головой, как будто оплошность совершил не он, а Саша.
- Все обошлось? - усмехнулся Баулин.
- Обошлось, - ответил Саша.
- А сколько времени вы работали, сколько стояли?
- Материалов-то ведь не было.
- Откуда ты знаешь об этом?
- Это все знают.
- Напрасно адвокатствуешь, Панкратов, -суровопроговорилБаулин,-
неуместно!
СтараясьнеглядетьнаКриворучко,членыбюропроголосовализа
исключение его из партии. Воздержался один Янсон.
Еще больше ссутулившись, Криворучко вышел из комнаты.
- Поступило заявление доцента Азизяна, - объявил Баулин и посмотрелна
Сашу, как бы спрашивая: что ты _теперь_ скажешь, Панкратов?!
Азизян читал в Сашиной группе основысоциалистическогоучета.Однако
говорил не об учете,даженеобосновах,аотех,ктоэтиосновы
извращает. Саша сказал впрямую, что по мешало бы дать импредставлениео
бухгалтерии как таковой. Азизян, курчавенький, лукавый пройдоха, посмеялся
тогда. А теперь обвинял Сашу в том, что тот выступил противмарксистского
обоснования науки об учете.
- Было? - Баулин смотрел на Сашу холодными голубыми глазами.
- Я не говорил, что теории не надо. Я сказал, что знаний по бухгалтерии
мы не получили.
- Партийность науки тебя не интересует?
- Интересует. Конкретные знания тоже.
Конкретные знания тоже.
- Между партийностью и конкретностью есть разница?
Опять поднялся Лозгачев.
- Ну, товарищи... Когда открыто проповедуютаполитичностьнауки...И
потом: Панкратов пытался навязать партийному бюро свое _особое_мнениео
Криворучко, разыгрывал представителя широких студенческих масс. А Кого вы,
Панкратов, здесь представляете, собственно говоря?
Янсон сидел мрачный,барабанилтолстымипальцамипотугонабитому
портфелю.
- Вступать вспорспреподавателемнегодится.Но"аполитичность
науки..."
Глинская повернулась к Баулину.
- Может, передадим в комсомольскую организацию...
В ее голосе звучала сановнаяусталость:мелоквопрос,незначительна
фигура студента. Лозгачев взглянулнаБаулина,емуказалось,чтотот
должен быть недоволен предложением Глинской.
- Партийное бюро не должно уклоняться...
Это неосторожное слово все решило.
- Никто не уклоняется, - нахмурился Баулин, - ноестьпорядок.Пусть
комсомол обсудит. Посмотрим, какова его политическая зрелость.
На вешалке висело коричневое кожаное пальто... Дядя Марк!
- Погуливаешь?..
Саша поцеловал Марка в гладко выбритую щеку.ПахлоотМаркахорошим
трубочнымтабаком,мягкимодеколоном,"уютныйхолостяцкийдух",как
говорила мама. Марк выглядел старше своихтридцатипятилет-полный,
веселый, лысеющий дядька. И только острые глазазажелтоватымистеклами
очковвыдавалижелезнуюволюэтогочеловека,одногоизкомандармов
промышленности, почти легендарного, как легендарна его гигантскаястройка
на Востоке - новая металлургическаябазаСоветскогоСоюза,недоступная
авиации врага, стратегический тыл пролетарской державы.
- Думал, не дождусь тебя, заночевал, думаю...
- Саша всегда ночует дома, - сказала мама.
На столе портвейн,розоваялюбительскаяколбаса,шпроты,"турецкие
хлебцы" - лакомства, которые всегда привозил Марк. Тут жеитрадиционный
мамин пирог, который она пекла в "чуде". Видно, Марк успел предупредитьо
своем приходе.
- Надолго приехал? - спросил Саша.
- Сегодня приехал, завтра уезжаю.
- Его Сталин вызвал, - сказала мама.
Она гордилась братом, гордилась сыном, больше ей нечем было гордиться -
одинокая женщина, брошенная мужем, маленькая, полная, с еще красивым белым
лицом и густыми вьющимися седыми волосами.
Марк протянул руку к лежащему на диване свертку.
- Разверни.
Софья Александровна попыталась распутать узел.
- Дай-ка!
Саша ножом разрезал шпагат.СестреМаркпривезотрезнапальтои
пуховый платок. Саше - костюм из темно-синегобостона.Немногопримятый
пиджак сидел отлично.
- Как влитой, - одобрила СофьяАлександровна,-спасибо,Марк,ему
совсем не в чем ходить.
Саша с удовольствием разглядывал себявзеркале.