ТОМ 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
В Тынце, в корчме "Свирепый тур", принадлежавшей аббатству <В Тынце под Краковом (ныне это часть города) было в древние времена заложено
аббатство бенедиктинцев, старейшего из католических монашеских орденов.>, сидела за столом кучка народу и слушала бывалого рыцаря, который
вернулся из дальних стран и рассказывал теперь о том, в каких переделках довелось ему побывать на войне и в дороге.
Бородатый, плечистый, богатырского роста, в полном расцвете сил, рыцарь, однако, был очень худ; волосы у него были убраны под шитую бисером
сетку; на кожаном кафтане отпечатались кольца панциря; за наборным поясом, сплошь из медных блях, торчал нож в роговых ножнах, на боку висел
короткий дорожный меч.
Рядом с рыцарем сидел за столом длинноволосый юноша с веселым взглядом, видно товарищ его или оруженосец, потому что и он был одет по-
дорожному, в точно такой же помятый панцирем кожаный кафтан. Кроме них, за столом сидело двое шляхтичей из окрестностей Кракова да трое горожан
в алых остроконечных шапках, языки которых свешивались набок до самых локтей.
Хозяин корчмы, немец, в светло-желтом колпаке с зубчиками по нижнему краю, наливал гостям из жбана в глиняные кружки сыченое пиво и с
любопытством прислушивался к рассказу о военных подвигах.
С еще большим любопытством слушали рыцаря горожане. В те времена ненависть, которая при Локотке разделяла горожан и рыцарство <Сохранился
памятник польско-латинской поэзии XIV в. "Песнь о краковском войте Альберте", где описывается бунт немецкого патрициата в Кракове (1311 г.), не
без труда в течение года подавленный Локотком.>, стала уже угасать, и горожанин не гнул так спину перед паном, как в позднейшие века.
Пан еще ценил его готовность ad concessionem pecuniarum <Платить наличными (лат).>, и в корчмах нередко случалось видеть, как купцы
запросто бражничали с шляхтой. На них взирали даже с некоторой благосклонностью, потому что денег у них всегда было побольше и они обычно
платили за своих благородных сотрапезников.
Итак, сидели в корчме горожане с шляхтичами и вели беседу с рыцарем, время от времени подмигивая хозяину, чтобы тот наполнил кружки.
- Сколько свету видали вы, благородный рыцарь! - воскликнул один из купцов.
- Да, немногим из тех, что съезжаются сейчас отовсюду в Краков, привелось столько увидеть, - ответил приезжий рыцарь.
- И пропасть же народу туда съедется! - продолжал горожанин. - Великое торжество и великое ликование в королевстве. Толкуют, и, верно, не
зря, будто король всю опочивальню королевы повелел покрыть парчой, шитой жемчугами, и ложе убрать таким же балдахином. Игрища и ристалища будут,
каких доселе не видывали.
- Кум Гамрот, не перебивайте рыцаря, - заметил другой купец.
- Да я, кум Айертретер <Тогдашние фамилии, вернее, прозвания. (Примеч. автора.)>, не перебиваю, я только думаю, рыцарю тоже любопытно
узнать, что народ толкует, ведь и он, наверно, едет в Краков. Мы нынче все равно не поспеем вернуться в город, потому что ворота запрут, а ночью
вошь спать не дает, так что успеем наговориться.
- Вам слово, а вы десять. Стареете, кум Гамрот!
- Ну, штуку мокрого сукна я еще одной рукой подниму.
- Эва! Такого, что, как сито, насквозь светится.
Однако дальнейшие споры прервал странствующий рыцарь.
- Это верно, - сказал он, - что я останусь в Кракове, слыхал я про ристалища и охотно попытаю на них свою силу, да и племянник мой тоже,
хоть и юн годами и безус, а не одного панцирника поверг уже на землю.
Гости бросили взгляд на юношу, который весело улыбнулся и, заложив за уши длинные волосы, поднес к губам кружку пива.
- Да и захотели бы мы вернуться, - прибавил старый рыцарь, - все равно некуда.
- Это как же так? - спросил один из шляхтичей. - Откуда же вы родом и как вас зовут?
- Меня зовут Мацько из Богданца, а это сын моего родного брата, зовут его Збышко. Герб наш Тупая Подкова, а клич Грады!
- Где же он, ваш Богданец?
- Эх, сударь, спросите лучше, где он был, потому что нет уж его. Еще во время войны Гжималитов с Наленчами сожгли дотла наш Богданец, так
что один только старый дом остался; все, что было, забрали, а слуги наши разбежались. Одна голая земля осталась, мужики, которые жили по
соседству, и те ушли дальше в леса. Отстроились мы с братом, отцом этого хлопца, да на другой год вода все снесла. Потом брат умер, и остался я
после его смерти один с сиротою. Подумал я тогда: нет, не усидеть мне здесь! А в ту пору народ толковал про войну, шла молва, будто Ясько из
Олесницы, которого король Владислав после Миколая из Москожова <Подканцлера, которого в 1389 г. король направил в Вильно, звали Клеменс (ум. в
1408 г.). Ошибка перекочевала в роман, по-видимому, из латинской "Истории Польши" Яна Длугоша (1415 - 1480), которая использовалась Сенкевичем в
качестве одного из источников.> послал в Вильно, спешно набирает по всей Польше рыцарей. Отдал я землю в залог достойному аббату, нашему родичу,
Янеку из Тульчи, купил на деньги доспехи, коней, снарядился, как положено, в военный поход, посадил на меринка парнишку, которому было в ту пору
двенадцать лет, и айда к Яську из Олесницы!
- С подростком?
- Да он в ту пору и подростком-то не был, но крепкий был парнишка.
Бывало, в двенадцать лет упрет самострел в землю, прижмет животом да так натянет тетиву рукоятью, что и англичанин - мы их под Вильно
видали - лучше не справится.
- Такой был сильный?
- Шлем за мною носил, а как стукнуло ему тринадцать, так и щит стал носить.
- Немало довелось повоевать вам.
- Все из-за Витовта. Сидел князь у крестоносцев, и каждый год делали они набеги на Литву под Вильно. Разный народ шел с ними: немцы,
французы, англичане - они самые меткие лучники, - чехи, швейцарцы, бургундцы. Рубили они леса, замки по дороге строили, да всю Литву огнем
пожгли, мечом посекли, так что весь народ, который живет там, хотел покинуть родную землю и искать другой, хоть на краю света, хоть среди детей
Велиала, только бы подальше от немцев.
- Да и мы тут слыхали, будто все литвины хотели уйти с детьми и женами, но только не верили этому.
- А я сам все это видел. Эх, эх! Не будь Миколая из Москожова, Яська из Олесницы да, не в похвальбу сказать, нас вот с ним, не было бы уже
и Вильно.
- Это мы знаем. Вы замка не сдали.
- Да, не сдали. Вы вот послушайте хорошенько, что я вам скажу, человек я служилый и в войне искушенный. Еще старики говаривали:
"неукротимая Литва", - оно и верно! Ловко литвины дерутся, но не с рыцарями им в поле силами меряться.