По обе стороны большой дороги тянулись нивы.
Ветер клонил по временам еще зеленое море хлебов, в котором, как звезды в небе, мелькали светло-синие васильки и красные маки. Далеко за полями
темнел кое-где хвойный лес, веселили взор залитые солнечным блеском дубравы и ольшаники, травянистые сырые луга, где над болотцами кружили
чибисы; а там снова холмы, облепленные хатами, снова поля; видно, жило тут много народу, любившего трудиться на земле, - и весь край, насколько
хватает глаз, казался землею обетованной, обителью спокойствия и счастья.
- Это земли короля Казимира, - сказала княгиня. - Жить бы тут и не умирать.
- И Христос такой земле улыбается, - заметил Миколай из Длуголяса, - и благословение божие почиет над нею; да и как же может быть иначе,
коли тут, когда ударят в колокола, не найдешь уголка, куда бы не донесся звон!
Известно, что злые духи этого не терпят и бегут в глухие боры к самой венгерской границе.
- Вот мне и удивительно, - вмешалась в разговор пани Офка, вдова Кристина из Яжомбкова, - как это Вальгер Прекрасный, о котором
рассказывали монахи, может являться в Тынце, где семь раз на дню звонят в колокола.
Миколай на минуту смешался и только после некоторого раздумья сказал:
- Неисповедим промысл божий, это первое, ну, а потом примите во внимание, что Вальгер всякий раз получает на то особое соизволение.
- По мне, все едино, только я все-таки рада, что мы не ночуем в монастыре. Да я бы, верно, умерла со страху, явись мне вдруг из преисподней
этот великан.
- Ну, это еще как сказать. Говорят, будто он писаный красавец.
- Да будь он раскрасавец, не хочу я его поцелуя - у него ведь рот серой пышет.
- А откуда вы знаете, что ему тотчас захотелось бы вас поцеловать?
При этих словах княгиня, а за нею пан Миколай и оба рыцаря из Богданца разразились смехом. Их примеру последовала и Дануся, хоть и не знала
толком, чему они смеются. Тогда Офка, повернувшись лицом к Миколаю из Длуголяса, в гневе сказала:
- Да уж, по мне, лучше он, чем вы.
- Эй, не выкликайте волка из лесу, - весело ответил мазур, - ведь он, дьявол, часто шатается по большой дороге между Краковом и Тынцем,
особенно к ночи; а ну, как услышит вас да явится в образе великана?
- Сгинь, сгинь, сатана! - воскликнула Офка.
В эту минуту Мацько из Богданца, который, сидя верхом на рослом коне, видел дальше, чем княгиня и ее спутники, сидевшие в карете, натянул
поводья и сказал:
- Господи боже мой, да что же это такое?
- Что там?
- Из-за холма навстречу нам выезжает какой-то великан.
- Свят, свят, с нами крестная сила! - воскликнула княгиня. - Не болтайте попусту бог весть что!
Но Збышко приподнялся на стременах и сказал:
- Клянусь всеми святыми, это великан. Не иначе как Вальгер!
При этих словах возница в страхе осадил лошадей и, не выпуская из рук вожжей, начал креститься, так как и он уже заметил со своих козел
впереди, на ближайшем холме, гигантскую фигуру всадника.
Княгиня привстала было, но тотчас же села, переменившись от испуга в лице; Дануся спрятала голову в складках ее платья. Придворные и
песенники, которые ехали верхом за княгиней, услыхав зловещее имя, сбились толпой вокруг ее кареты.
Придворные и
песенники, которые ехали верхом за княгиней, услыхав зловещее имя, сбились толпой вокруг ее кареты. Мужчины еще как будто смеялись, хоть в
глазах их светилась тревога, но дамы побледнели; только Миколай из Длуголяса, который и на коне бывал, и под конем бывал, по-прежнему хранил
безмятежное выражение; желая успокоить княгиню, он сказал:
- Не бойтесь, милостивейшая пани. Ведь солнце еще не село, а хоть бы и ночь уже наступила, святой Птоломей справится с Вальгером.
Тем временем незнакомый всадник, поднявшись на косогор, осадил коня и замер на месте. Он был ясно виден в лучах заходящего солнца и казался
действительно великаном. Расстояние между ним и свитой княгини составляло не более трехсот шагов.
- Отчего же он стоит? - спросил один из песенников.
- Оттого, что и мы стоим, - ответил Мацько.
- Он смотрит так, точно хочет кого-нибудь выбрать из нас, - эаметил другой песенник. - Знал бы я, что это не злой дух, а человек, подъехал
бы да хватил его лютней по голове.
Женщины совсем перепугались и начали громко молиться. Збышко, желая похвастаться перед княгиней и Данусей своею отвагой, сказал:
- А я поеду. Что мне Вальгер!
Дануся закричала со слезами:
- Збышко! Збышко!
Но он тронул коня и погнал его вперед, уверенный, что, даже встретив подлинного Вальгера, пронзит его насквозь копьем.
А Мацько, у которого были острые глаза, сказал:
- Он кажется великаном оттого, что стоит на холме. Здоровенный детина, но самый обыкновенный человек - и только. Эва! Поеду и я, а то как
бы у Збышка не дошло с ним дело до ссоры.
Тем временем Збышко, пустив коня во всю рысь, раздумывал, сразу ли наставить копье или подъехать поближе и поглядеть сперва, что же это за
человек стоит на холме. Он решил сперва поглядеть и тотчас убедился, что поступил правильно, так как по мере приближения незнакомец на глазах у
него становился все меньше и меньше. Высоченный детина, он сидел верхом на коне, еще более рослом, чем жеребец под Збышком, но был не выше
человеческого роста. К тому же он был без доспехов, в бархатной шапке колоколом и в белом полотняном плаще, предохраняющем от пыли, из-под
которого выглядывал зеленый кафтан. Всадник стоял на холме и, подняв голову, молился. Видно, и коня он остановил для того, чтобы кончить
вечернюю молитву.
"Хорош Вальгер, нечего сказать!" - подумал юноша.
Он подъехал уже так близко, что мог бы достать незнакомца копьем; но тот, увидев рыцаря в великолепных доспехах, благожелательно улыбнулся
и сказал:
- Слава Иисусу Христу!
- Во веки веков!
- А что там, под горой, не княгиня ли мазовецкая со свитой?
- Она самая.
- Так это вы едете из Тынца?
Однако ответа не последовало, потому что Збышко в это самое мгновение был так ошеломлен, что даже не расслышал вопроса. С минуту времени он
стоял окаменелый, не веря собственным глазам, - в какой-нибудь сотне шагов от незнакомца он увидел десятка полтора всадников с рыцарем во главе,
который ехал впереди их, закованный в блестящие латы, в белом суконном плаще с черным крестом и в стальном шлеме с пышным павлиньим чубом на
гребне.
- Крестоносец! - прошептал Збышко.